Тысяча и одна ночь. В 12 томах — страница 56 из 57

— Окажи мне честь и войди в мое заведение; я ни разу не видел тебя в качестве моего посетителя. Сегодня же я хочу принять тебя единственно для своего собственного удовольствия, и массажисты будут тереть тебя новой волосяной перчаткой и намылят тебя волокнами люффы[79], которых никто еще не употреблял.

Но Хассиб, помнивший свое обещание, ответил:

— Нет, клянусь Аллахом, я не могу принять твоего предложения, о шейх, потому что я дал клятву никогда не входить в хаммам!

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда настала

ТРИСТА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Твоего предложения, о шейх, я принять не могу, потому что дал клятву никогда не входить в хаммам!

При этих словах хозяин хаммама, который не мог поверить такой клятве, зная, что ни один человек даже под страхом смерти не откажется от хаммама, после того как он провел ночь с женой, воскликнул:

— Так почему же ты отказываешь мне в этом, о господин мой? Клянусь Аллахом, что, если ты будешь упорствовать в своем решении, я немедленно разведусь со всеми моими женами, которых у меня три! Клянусь в этом трижды разводом!

Но поскольку Хассиб, несмотря на серьезность этой клятвы, продолжал отказываться, то хозяин хаммама бросился к его ногам, умоляя его не вынуждать его исполнить свою клятву; и он целовал у него ноги, заливаясь слезами, и говорил:

— Я беру на себя ответственность за этот поступок и все его последствия. И все прохожие, которые собрались вокруг них, узнав, в чем дело, и услышав клятву о разводе, также стали умолять Хассиба не губить человека, который предлагал ему бесплатное пользование хаммамом. Потом, видя бесполезность своих слов, все они решились прибегнуть к силе, схватили Хассиба и унесли его, несмотря на его отчаянные крики, во внутреннее помещение хаммама, сняли с него одежду, вылили на него двадцать или тридцать ушатов воды, растерли его, намылили, обсушили и закутали в теплые полотенца, а голову обмотали ему большим шелковым платком, украшенным рубином и вышивкой. Потом хозяин хаммама, вне себя от радости, что освободился от клятвы в разводе, принес Хассибу чашку шербета, надушенного амброй, и сказал ему:

— Да будет легка и благословенна принятая тобою ванна! И да освежит тебя этот напиток точно так же, как ты освежил меня!

Но Хассиб, который все более и более ужасался всему, что видел, не знал, следует ли ему принять это угощение или отказаться от него, и только собирался ответить, как вдруг в хаммам ворвались стражники царя и, бросившись к Хассибу, схватили его и унесли в том одеянии, в каком он был, и, несмотря на его крики и его сопротивление, отнесли в царский дворец и передали в руки великого визиря, который ждал их у ворот с величайшим нетерпением.

При виде Хассиба великий визирь пришел в необыкновенный восторг и принял его с знаками самого глубокого почтения и просил его отправиться с ним к царю. И Хассиб, принявший уже решение покориться судьбе, последовал за великим визирем, который ввел его к царю в залу, где разместились в иерархическом порядке две тысячи правителей областей, две тысячи военачальников и две тысячи палачей, ожидавших только знака, чтобы отрубить голову виновному.

Что касается самого царя, то он возлежал на большой золоченой кровати и, казалось, спал, покрыв лицо шелковым платком.

Увидев это, испуганный Хассиб почувствовал, что душа его готова покинуть тело, и он опустился перед кроватью царя, публично заявляя о своей невиновности. Но великий визирь поспешил поднять его со всеми знаками почтения и сказал ему:

— О сын Даниала, мы ждем от тебя спасения нашего царя Караздана! Неизлечимая проказа покрывает лицо его и все тело его!

И мы подумали, что ты можешь исцелить царя, потому что ты сын ученого Даниала!

И все присутствующие, правители и придворные, военачальники и палачи воскликнули в один голос:

— От тебя одного ждем мы исцеления царя Караздана!

При этих словах ошеломленный Хассиб сказал себе: «Клянусь Аллахом, они принимают меня за ученого».

Потом он сказал великому визирю:

— Я действительно сын ученого Даниала! Но знайте, что я совершенный невежда. Меня отдали в школу, но я ничему не научился; меня хотели учить медицине, но уже через месяц пришлось отказаться от этого ввиду слабых моих способностей; и наконец, мать, не зная, что ей делать со мною, купила мне осла и веревок и сделала из меня дровосека. Вот все, что я знаю.

Но визирь сказал ему:

— Бесполезно, о сын Даниала, скрывать от нас твои познания. Мы хорошо знаем, что, если мы обойдем весь Восток и весь Запад, мы не найдем равного тебе в искусстве врачевания.

Хассиб, совершенно подавленный, сказал:

— Но как, о визирь, полный мудрости, могу я исцелить его, если я не знаю ни болезней, ни средств против них?

Визирь ответил:

— Полно, юноша, теперь уже бесполезно отпираться. Все мы знаем, что исцеление царя в твоих руках.

Тогда Хассиб поднял руки к небу и спросил:

— Но откуда вы взяли это?

Визирь сказал:

— Да, конечно, ты можешь исцелить царя, так как знаешь царицу Ямлику, а ее девственное молоко, принятое натощак, исцеляет от всех неизлечимых болезней.

В эту минуту своего повествования Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.

А когда наступила

ТРИСТА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И визирь сказал:

— Да, конечно, ты можешь исцелить царя, так как знаешь царицу Ямлику, а ее девственное молоко, принятое натощак, исцеляет от всех неизлечимых болезней.

Услыхав эти слова, Хассиб понял, что все это как-то связано с его пребыванием в хаммаме; и он воскликнул:

— О господин мой, я никогда не видел этого молока, и я не знаю, кто эта царица Ямлика! И я в первый раз слышу это имя!

Но визирь улыбнулся и сказал:

— Если ты настаиваешь на этом, я докажу, что ты лжешь! Повторяю, ты был у царицы Ямлики! И знай, что все, кто до тебя бывали там с самых древних времен, вернулись с почерневшей на животе кожей. Вот эта книга, которая лежит предо мной, свидетельствует об этом. Или, вернее, о сын Даниала, у всех посетителей царицы Ямлики чернеет кожа на животе только после того, как они входят в хаммам. И вот шпионы, поставленные мною в хаммаме с целью рассматривать животы всех купальщиков, только что сообщили мне, что у тебя внезапно почернел живот, в то время как ты мылся. Как видишь, теперь бесполезно отпираться!

При этих словах Хассиб воскликнул:

— Нет, клянусь Аллахом! Я никогда не был у подземной царицы!

Тогда великий визирь подошел к нему и снял с него все полотенца, в которые он был закутан, и обнажил его живот, и он был черный, как живот буйвола.

Увидав это, Хассиб чуть не лишился чувств от ужаса; потом он несколько оправился и сказал визирю:

— О господин мой, я должен признаться тебе, что родился с черным животом!

Визирь улыбнулся и сказал ему:

— Но он не был таким, когда ты пришел в хаммам; мне донесли и об этом мои шпионы.

Но Хассиб, не желая все-таки выдавать подземной царицы, продолжал настаивать на том, что никогда не видел царицы Ямлики и ничего не знает о ней. Тогда визирь сделал знак двум палачам, которые тотчас же приблизились к Хассибу, повалили его на пол, совершенно нагого, и принялись наносить ему удары по пяткам с такой силой и столь часто, что он, наверное, умер бы, если бы не стал молить о пощаде, обещая сознаться во всем.

Тогда визирь тотчас же заставил его встать и приказал дать ему взамен полотенец, в которые он был завернут, когда был принесен во дворец, великолепную почетную одежду. После этого он сам повел его во внутренний двор дворца, где посадил его на лучшего коня из царских конюшен и сам вскочил на другого коня; и в сопровождении многочисленной свиты они направились к тем развалинам, откуда вышел Хассиб, покидая царство Ямлики.

Тут визирь, изучивший в книгах науку заклинаний, стал жечь разные благовония и произносить волшебные формулы, между тем как Хассиб, со своей стороны, по приказанию визиря заклинал царицу выйти к нему. И вдруг земля задрожала, так что большинство присутствующих свалились на землю; и земля разверзлась — и из нее вышли четыре огромные змеи с человеческими головами и огненным дыханием, и они несли огромный золотой чан, в котором возлежала царица Ямлика; лицо ее сияло, словно золото. Она посмотрела на Хассиба глазами, полными упрека, и сказала ему:

— О Хассиб, так вот как ты держишь данную мне клятву!

И Хассиб воскликнул:

— Клянусь Аллахом, о царица! Виноват во всем визирь, который чуть не уморил меня ударами палок.

Она сказала:

— Я знаю это и потому не хочу наказывать тебя. Тебя заставили прийти сюда, а меня заставили выйти из моего жилища ради исцеления царя. И ты пришел просить у меня молока, чтобы совершить это исцеление. Знай же, что я согласна исполнить твою просьбу в память о гостеприимстве, которое я оказала тебе, и о внимании, с которым ты слушал меня. Вот два флакона моего молока. Чтобы совершить исцеление царя, я должна дать тебе точное наставление, как употреблять его. Подойди ко мне поближе.

Хассиб подошел к царице, которая сказала ему шепотом, так что, кроме него, никто не мог слышать ее слов:

— Один из этих флаконов, помеченный красной черточкой, послужит для исцеления царя. А другой флакон предназначен для визиря, который велел избить тебя. И знай, что, когда визирь увидит исцеление царя, он также захочет выпить моего молока для предохранения себя от болезней, и ты дашь ему второй флакон.

Потом царица Ямлика передала Хассибу оба флакона с молоком и тотчас же исчезла, в то время как земля закрылась за нею и ее носильщиками.

Когда Хассиб прибыл во дворец, он исполнил в точности все указания царицы. Он приблизился к царю и дал ему молока из первого флакона. И едва только царь выпил это молоко, все тело его покрылось испариной, и чер