она сказала:
И все малейшие твои желание будут над моей головой и перед моими глазами. Кроме того, знай, что я вполне отдаю в твое распоряжение для твоих свиданий с Бен-Бекаром дом, принадлежащий мне, в котором не живет никто и который расположен прямо напротив того дома, в котором живу я сам. И я хочу тотчас же обставить его для того, чтобы достойно принять вас и чтобы у вас не было ни в чем недостатка!
И Шамс ан-Нахар очень благодарила его и сказала ему:
— Йа Амин, какое для меня счастье встретить друга, такого преданного, как ты! Ах! Я чувствую теперь, как необходима помощь бескорыстного друга, и в особенности как отрадно найти оазис покоя после пустыни волнений и страданий! Верь мне, Шамс ан-Нахар когда-нибудь докажет тебе, насколько она умеет ценить дружбу! Посмотри на мою наперсницу, о Амин! Она молода, мила и изящна; ты можешь быть вполне уверен, что, несмотря на всю тяжесть разлуки с ней, я подарю ее тебе, и она осветит твои ночи и освежит твои дни!
И Амин посмотрел на молодую девушку и нашел, что она действительно очень привлекательна и что у нее великолепные глаза и удивительные бедра.
Но Шамс ан-Нахар продолжала:
— Она пользуется моим безграничным доверием, поэтому не бойся поверять ей все, что только будет тебе говорить князь Али. И люби ее, потому что в ней много хороших качеств, которые освежают сердце.
И Шамс ан-Нахар наговорила ювелиру еще много приятного и ушла в сопровождении своей наперсницы, которая своими улыбающимися глазами сказала «прости» своему новому другу.
Когда они ушли, ювелир Амин побежал в свою лавку, вынул оттуда все драгоценные вазы и все чеканные кубки и серебряные чашки и перенес их в дом, в котором он предполагал принять влюбленных. Потом он пошел ко всем своим знакомым и занял у одних ковры, у других шелковые подушки и у третьих фарфор, подносы и кувшины. И таким образом в конце концов он великолепно обставил дом.
И вот когда он привел все в порядок и на минутку присел, чтобы бросить на все общий взгляд, он увидел, что к нему тихо входит его подруга, юная наперсница Шамс ан-Нахар. Она приблизилась к нему, грациозно покачивая бедрами, и сказала ему после приветствий:
— О Амин, госпожа моя шлет тебе пожелание мира и свою благодарность и говорит, что теперь благодаря тебе она вполне утешилась в отъезде Абальгассана. Кроме того, она поручает мне сказать тебе, чтобы ты передал ее возлюбленному, что халиф уехал из дворца и что сегодня вечером она может прийти сюда. И вот необходимо тотчас же предупредить об этом князя Али; и эта новость, без всякого сомнения, окончательно вылечит его и вернет ему силы и здоровье.
И молодая девушка вынула из-за пазухи кошелек, наполненный динариями, протянула его Амину и сказала ему:
— Госпожа моя просит тебя производить все расходы без всякого отчета!
Но Амин оттолкнул кошелек и вскричал:
— Неужели мое достоинство так ничтожно в ее глазах, что твоя госпожа, о молодая девушка, дает мне в вознаграждение это золото?! Скажи ей, что Амин получил уже свое вознаграждение, и свыше меры, золотом ее слов и взглядов!
Тогда молодая девушка взяла обратно кошелек и, крайне обрадованная бескорыстием Амина, побежала рассказать обо всем Шамс ан-Нахар и предупредить ее, что уже все приготовлено в доме. Потом она помогла ей принять ванну, причесаться, надушиться и нарядиться в самые красивые одежды.
Ювелир Амин, со своей стороны, поспешил передать обо всем этом князю Али бен-Бекару, однако не раньше, как поставил в вазы свежие цветы, расположил в порядке подносы, полные всякого рода снеди, пирожных, варений и напитков, и расставил у стены в наилучшем порядке лютни, гитары и другие музыкальные инструменты.
И он вошел к князю Али, которого нашел уже немного повеселевшим от надежды, которую он вложил накануне в его сердце. И ликование молодого человека было безмерно, когда он узнал, что через несколько минут он наконец увидит свою возлюбленную, причину его слез и радости. И вдруг он забыл всю свою печаль и все свои страдания, и цвет лица его изменился, и он весь просиял, и лицо его стало еще прекраснее, чем раньше, и, кроме того, приобрело самое приятное выражение.
Тогда при помощи своего друга Амина он надел самые роскошные из своих одежд и, совершенно бодрый, как будто он не был еще недавно у преддверия могилы, направился, вместе с ювелиром к его дому. И когда они пришли, Амин настойчиво пригласил князя сесть, и разложил за его спиной мягкие подушки, и поставил рядом с ним, справа и слева, две прекрасные хрустальные вазы с цветами, а ему самому вложил меж пальцев розу. И оба они, тихо беседуя, ожидали прихода фаворитки.
И вот не прошло и нескольких минут…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И вот не прошло и нескольких минут, как кто-то постучал в двери, и Амин побежал отпереть их и тотчас же возвратился в сопровождении двух женщин, одна из которых была вся закутана в густой изар из черного шелка. И это было в самый час призыва к молитве с минаретов на закате солнца. И в то время, как на дворе, при ясном небе, восторженный голос муэдзина призывал благословение Аллаха на землю, Шамс ан-Нахар откинула свою вуаль, представ перед глазами Бен-Бекара.
И влюбленные, увидав друг друга, упали в обморок, и прошло не менее часа, прежде чем они могли прийти в чувство. Когда же наконец они открыли свои глаза, они молча посмотрели друг на друга долгим взглядом, будучи не в состоянии выразить иным способом свою страсть. И когда они настолько овладели собой, что могли заговорить, они обменялись такими нежными словами, что наперсница и молодой Амин не могли в своем углу удержаться от слез.
Но вскоре Амин подумал, что пора предложить угощение, и он позаботился с помощью молодой девушки принести прежде всего приятные благовония, которые расположили бы их отведать яств, фруктов и напитков, бывших здесь в изобилии и наилучшего качества. После этого Амин полил им на руки воды из кувшина и подал им салфетки с шелковой бахромой. И тогда, придя в себя и оправившись от волнения, они могли наконец действительно насладиться всей прелестью свидания.
И Шамс ан-Нахар, не медля более, сказала молодой девушке:
— Подай мне эту лютню, я попробую выразить ту неизмеримую страсть, голос которой так силен в душе моей!
И наперсница подала ей лютню, которую она взяла и положила к себе на колени, и, быстро настроив ее струны, она сначала сыграла мелодию без слов. И инструмент под ее пальцами то рыдал, то смеялся, и душа ее изливалась в гармоничных ходах, которые задерживали у всех дыхание. И все начали приходить в экстаз. И тогда только, устремив свои глаза в глаза друга, она запела:
О плоть моя влюбленная, ты стала
Совсем прозрачной в тщетном ожиданье
Исчезнувшего друга! Он пришел —
И жар ланит под горькими слезами
Смягчается отрадным ветерком
Его дыханья. О часы блаженства!
О ночь в объятьях милого! Ты сердцу
Даруешь больше счастия, чем все
Былые ночи! Ночь моих желаний,
Как я ждала, как жаждала тебя!
Меня он обнял правою рукою,
И левою его я обнимаю!
Я обнимаю, и устами жадно
Я пью вино любимых уст, желанных,
Его ж уста впивают всю меня —
Весь улей мой и мой весь мед душистый!
Прослушав эту песню, все трое пришли в такой восторг, что восклицали из глубины души:
— Йа аль-ляйль! Йа салам![12] Вот! Ах! Какие восхитительные слова!
После этого ювелир Амин, полагая, что в его присутствии нет более никакой необходимости, и чрезвычайно довольный, видя влюбленных в объятиях друг у друга, скромно удалился и, чтобы нисколько не смущать их, решил оставить их одних в этом доме. И он направился к своему дому, в котором он жил обыкновенно, и, совершенно успокоенный, не замедлил прилечь на своем ложе, размышляя о счастье своих друзей. И он уснул до самого утра.
И вот, проснувшись, он увидел перед собою перекосившееся от ужаса лицо старой своей негритянки, которая, плача, била себя руками по щекам. И когда он открыл рот, собираясь спросить ее, что случилось с нею, растерявшаяся негритянка безмолвным жестом указала ему на соседа, который стоял у дверей, ожидая его пробуждения.
По просьбе Амина сосед его приблизился и после приветствий сказал ему:
— О сосед мой, я пришел утешить тебя в ужасном несчастье, постигшем этой ночью твой дом!
И ювелир вскричал:
— О каком несчастье говоришь ты, скажи же, ради Аллаха!
Человек ответил:
— Если ты еще не знаешь, то знай, что этой ночью, лишь только ты возвратился к себе, воры, которых это не первый подвиг и которые, вероятно, видели тебя накануне, как ты переносил в свой второй дом разные драгоценные вещи, дождались твоего ухода и поспешили внутрь этого дома, где они не рассчитывали кого-нибудь застать. Но они увидели гостей, которых ты поместил там на эту ночь, и они, вероятно, убили их или скрыли куда-нибудь, потому что теперь никто не может найти даже следов их. Что же касается твоего дома, то воры окончательно разорили его, не оставив в нем ни одной циновки или подушки. И он очищен совершенно и пуст — как никогда и не было!
При этой новости молодой ювелир вскричал, поднимая в отчаянии кверху руки:
— Йа Аллах! Какое горе! Мое имущество и вещи, данные мне на время друзьями, погибли безвозвратно, но это ничто в сравнении с гибелью моих гостей!
И, совершенно обезумев, он побежал босиком и в одной рубашке к своему второму дому, сопровождаемый соседом, который сочувствовал его горю. И он действительно убедился, что в залах лишь звенящая пустота. Тогда он, плача и вздыхая, упал на пол и вскричал:
— Ах! Что делать мне, о сосед мой?
И сосед отвечал…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.