На другое утро халиф поручил тело плакальщицам и обмывальщицам и отдал приказ похоронить свою фаворитку как законную жену, и даже еще пышнее. После этого он ушел и заперся в своих покоях. И с тех пор никто еще не видел его в зале правосудия.
Тогда я, после того как мы с молодой девушкой еще некоторое время оплакивали смерть обоих влюбленных, пришел вместе с нею к заключению, что Али бен-Бекара необходимо похоронить рядом с Шамс ан-Нахар. И мы подождали прибытия тела, за которым поехала в оазис его мать, и мы устроили ему прекрасные похороны, и нам удалось опустить его в землю рядом с могилой Шамс ан-Нахар.
Ни я, ни молодая девушка, которая сделалась моей женой, не перестаем навещать две эти могилы, чтобы оплакивать влюбленных.
И с тех пор ни я, ни молодая девушка, которая сделалась моей женой, не перестаем навещать две эти могилы, чтобы оплакивать влюбленных, которым мы были верными друзьями.
— Такова, о благословенный царь, — продолжала Шахерезада, — трогательная история Шамс ан-Нахар, фаворитки халифа Гаруна аль-Рашида.
В эту минуту маленькая Доньязада, будучи не в состоянии сдерживаться долее, разрыдалась, уткнувшись головою в ковер.
И царь Шахрияр сказал:
— О Шахерезада, эта история очень опечалила меня!
Тогда Шахерезада сказала:
— Да, о царь! Я рассказала тебе эту историю, которая не походит на другие, ради прекрасных стихов, которые звучат в ней, а главным образом чтобы получше расположить тебя к тому наслаждению, которое, несомненно, доставит тебе другая история, которую я собираюсь рассказать тебе, если ты только пожелаешь разрешить мне это.
И царь Шахрияр вскричал:
— Да, о Шахерезада, заставь меня забыть мою печаль и скажи мне скорее название истории, которую ты обещаешь рассказать мне!
Шахерезада сказала:
— Это чудесная история о принцессе Будур, прекраснейшей из всех лун.
И маленькая Доньязада воскликнула, поднимая голову:
— О сестра моя Шахерезада, как бы было хорошо, если бы ты начала ее сейчас же!
Но Шахерезада сказала:
— От всего моего дружеского сердца и в качестве почета этому царю, столь благовоспитанному и с такими прекрасными манерами! Но только не раньше следующей ночи! — И так как она заметила приближение утра, то, по обыкновению, скромно умолкла.
Когда же наступила
она сказала:
ИСТОРИЯ ПРИНЦА КАМАРА АЛЬ-ЗАМАНА И ПРИНЦЕССЫ БУДУР, ПРЕКРАСНЕЙШЕЙ ИЗ ВСЕХ ЛУН
Сгорая от нетерпения, маленькая Доньязада, поднялась с ковра, на котором она сидела, и сказала Шахерезаде: — О сестра моя, прошу тебя, расскажи нам скорее обещанную тобой историю, одно заглавие которой заставляет меня трепетать от удовольствия и волнения!
А Шахерезада улыбнулась сестре и сказала:
— Разумеется! Но для начала я жду, чтобы получить свое удовольствие от царя.
Тогда царь Шахрияр, который так страстно ожидал этой истории, что гораздо скорее обычного закончил свои любовные игры с Шахерезадой, сказал:
— О Шахерезада, разумеется, ты можешь сейчас же начать эту волшебную историю, которая, по твоим словам, доставит мне такое большое наслаждение!
И Шахерезада сейчас же приступила к рассказу и поведала следующее:
— Слыхала я, о царь благословенный, что в древние времена в стране Каладанской[16] жил-был один царь, по имени Шахраман, обладавший могучим войском и огромными богатствами. Но царь этот, хотя и был необыкновенно счастлив и имел семьдесят наложниц, не считая четырех законных жен, постоянно мучился в душе, так как был бездетен; ибо он дожил уже до преклонного возраста, и кости его и мозг его начинали уже сохнуть, а Аллах не дал ему сына, который мог бы унаследовать престол его государства.
И вот однажды он решился посвятить в свою тайную скорбь великого визиря своего и, позвав его, сказал:
— О визирь мой! Я, право, не знаю, чему приписать мое бесплодие, от которого я так ужасно страдаю?
И великий визирь раздумывал в течение целого часа, потом поднял голову и сказал царю:
— О царь, по правде сказать, это чрезвычайно щекотливый вопрос и один лишь Аллах Всемогущий может разрешить его. Я же, со своей стороны, поразмыслив обо всем этом, могу предложить одно только средство.
А царь спросил его:
— Какое же средство?
Визирь ответил:
— Вот какое. Сегодня ночью, перед тем как войти в гарем, постарайся как можно усерднее выполнить все обязанности, предписанные нам законом, соверши старательно все омовения и вознеси молитву Аллаху Всеблагому с покорностью Его воле в сердце. Таким образом союз твой с супругой, которую ты изберешь себе, будет благословен свыше!
На эти слова визиря своего царь Шахраман воскликнул:
— О визирь, слова твои исполнены мудрости, и совет твой поистине превосходен!
И он стал горячо благодарить великого визиря за его совет и подарил ему почетное платье. Затем, когда наступил вечер, он вошел в женские покои, тщательно исполнив все предписания закона; и он избрал самую молодую из своих жен, девственницу высокого рода, отличавшуюся особенно роскошными бедрами, и сочетался с нею в эту ночь. И с первого же раза, в первый час и в первую минуту союза с нею, она зачала от него; и по прошествии девяти месяцев, день в день, она родила ему дитя мужского пола посреди всеобщих ликований и при звуках кларнетов, флейт и кимвалов.
А новорожденный мальчик оказался до того прекрасен и до того похож был на луну, что отец его, полный восхищения, назвал его Камар аль-Заман[17]. И в самом деле, дитя это было прелестнейшим из существ, которые когда-либо были сотворены на земле. Особенно заметно это стало тогда, когда мальчик подрос, и пятнадцатилетний возраст его дал развернуться всем цветам красоты, какие только могут прельщать взор человеческий. И действительно, с течением времени прелесть его достигла последних пределов возможного; в глазах его было больше чарующей силы, чем у ангелов Харута и Марута[18], взор его был соблазнительнее, чем у тагута[19], а щеки его были нежны, как анемоны. Стан его был стройнее бамбуковой трости и тоньше шелковой нити.
Что же касается его чресл, то они настолько выросли, что их можно было принять за гору зыбучих песков, и соловьи, увидев их, начали петь. Поэтому неудивительно, что его тонкая талия часто жаловалась на огромный вес, который следовал за ней, и что часто, уставая от этого своего бремени, обижалась на мощные бедра.
При всем том юноша был по-прежнему свеж, как роза, и обольстителен, как дыхание вечернего ветерка. И поэты его времени пытались воспеть поражающую их красоту и сочинили в честь него тысячи стихотворений, одно из которых гласит:
Его увидев, люди восклицают
В восторге: «Ах!» — и на его челе
Читают ясно то, что красотою
Начертано: «Прекрасен он один!»
Его уста — пурпурный сердолик,
Его слюна — прозрачный мед душистый,
А зубы — жемчуг; волосы густые
Завились в кольца, черные как ночь,
Свились и жалят, словно скорпионы,
Они влюбленных робкие сердца;
Лишь из обрезков от его ногтей
Был полумесяц создан серебристый!
А гибкий стан, а роскошь пышных форм!
Их передать не в силах я словами!
А эти чресла мощные, и ямки
Упругих ягодиц, и талия,
Что гибкостью подобна иве,
Вы выше всяких слов!
И царь Шахраман чрезвычайно любил своего сына, до такой степени, что не хотел расставаться с ним. И он чрезвычайно опасался, чтобы сын его не предался излишествам и не расточил совершенства свои и красоту свою, поэтому он хотел еще при жизни своей женить его и радоваться, глядя на свое потомство. И вот однажды, когда мысли эти волновали его более обыкновенного, он открылся великому визирю своему, который ответил на это:
— Мысль эта превосходна, ибо брак смягчает настроение души.
Тогда царь Шахраман сказал своему главному евнуху, чтобы тот пошел скорее и сказал сыну его Камару аль-Заману, чтобы он пришел поговорить с ним.
И как только евнух исполнил это приказание, Камар аль-Заман явился к своему отцу и, почтительно пожелав ему мира, остановился перед ним, скромно опустив глаза, как это и подобает всякому покорному сыну.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И скромно опустил глаза, как и подобает всякому покорному сыну.
Тогда царь Шахраман сказал ему:
— О сын мой Камар аль-Заман, мне очень хотелось бы женить тебя при своей жизни и усладить сердце свое свадьбою твоей!
При этих словах отца Камар аль-Заман сильно изменился лице и дрогнувшим голосом ответил:
— Знай, о отец мой, что поистине я не чувствую ни малейшей склонности к браку; и душа моя не имеет никакого влечения к женщинам. Ибо, не говоря уже о природном моем отвращении к ним, я столько читал в книгах мудрецов о злости и коварстве их, что теперь саму смерть предпочитаю союзу с ними. Между прочим, о отец мой, вот что говорят на их счет наиболее почитаемые из наших поэтов:
О, жалок тот, кто волею судьбы
Женою связан! Он погиб навеки,
Хотя б воздвиг он сотни крепостей
Из прочных плит с закрепами стальными,
Чтоб в них найти защиту и приют!
Порочность, хитрость этой низкой твари
Развеет все, как ивовый шалаш!
О, горе, горе мужу! У коварной
Искусно так подведены глаза,
Так тяжелы и так роскошны косы —
Но столько скорби в грудь ему она
Сумеет влить, что от тоски и мук
В его груди дыхание прервется!
Другой говорит: