Она остановилась сначала, поднявшись на цыпочки, а затем, опустив свои крылья, которые несколько стесняли ее в этой тесной комнате, тихонько подошла, чтобы лучше рассмотреть его. И, откинув одеяло, которое скрывало лицо юноши, она замерла, пораженная его красотою. И в течение целого часа она не смела дохнуть из боязни разбудить его, прежде чем она успеет налюбоваться всеми его совершенствами. Ибо в самом деле, прелесть, которая от него исходила, нежная окраска щек его, теплота его век с длинными ресницами, отбрасывавшими бледную тень, дивный изгиб его бровей — все это вместе с пьянящим запахом его кожи и мягкими отсветами на его теле не могло не взволновать прекрасную Маймуну, которая за всю свою жизнь, во все путешествия по обитаемой земле не видала еще подобной красоты… Ибо в самом деле, к нему одному были применимы эти слова поэта:
Едва устами я его коснулся,
Как потемнели вмиг его глаза
(Что составляют все мое безумье!)
И ярким щеки вспыхнули румянцем
(В ланитах этих вся моя душа!).
И я вскричал:
— О сердце, всем, кто смеет
Твою любовь сурово порицать,
Скажи им всем: «Хулители, сумейте
Мне показать прекраснее созданье!»
Итак, когда ифрита Маймуна, дочь ифрита Домриата, усладила глаза свои этим дивным зрелищем, она воздала хвалу Аллаху, воскликнув:
— Благословен Творец, создавший такое совершенство!
Потом она подумала: «Как это отец и мать этого юноши могли расстаться с ним и запереть его одного в этой разрушенной башне? Неужели они не боятся злых духов моей породы, населяющих развалины и всякие пустынные места? Клянусь Аллахом, если они не заботятся о своем сыне, то я, Маймуна, возьму его под свое покровительство и буду защищать его от всякого ифрита, который, прельстившись красотой его, замыслил бы что-нибудь сделать с ним!»
Потом она склонилась над Камаром аль-Заманом и запечатлела осторожные поцелуи на его губах, веках и щеках, прикрыла его одеялом и, не разбудив, распростерла свои крылья, вылетела через высокое окно и понеслась в небо.
И вот когда она поднялась на порядочную высоту и, наслаждаясь свежим воздухом тихо летала там, размышляя о спящем юноше, она вдруг услышала недалеко от себя шум и быстрые взмахи крыльев, и, обернувшись в ту сторону, она увидела, что шум этот распространяет ифрит Данаш — один из тех злых и непокорных духов, которые не верят в Аллаха и признают власть одного Сулеймана ибн Дауда[21]. Данаш этот был сын Шамураша, который отличался между ифритами особенною быстротой воздушных полетов.
Увидев злого Данаша, Маймуна испугалась при мысли, что этот разбойник увидит свет в башне и что-нибудь натворит там. Поэтому она бросилась на него, как ястреб, и готова была уже растерзать его, когда Данаш сделал ей знак, что он сдается, и, дрожа от страха, сказал ей:
— О могущественная Маймуна, дочь царя духов, заклинаю тебя именем Всевышнего и талисманом со священной печатью Сулеймана, не злоупотребляй своею властью и не губи меня! Я же, со своей стороны, обещаю тебе не делать ничего предосудительного!
Тогда Маймуна сказала Данашу, сыну Шамураша:
— Хорошо, я пощажу тебя. Но скажи мне скорее, откуда ты теперь летишь, что ты там делал и куда теперь направляешься? Но только будь правдив в словах своих, о Данаш! Иначе я собственными руками вырву перья из крыльев твоих, сдеру с тебя кожу и переломаю кости, а потом сброшу тебя вниз как какую-нибудь падаль! Итак, не надейся спастись от меня ложью, о Данаш!
Тогда ифрит сказал:
— О госпожа моя Маймуна, знай, что ты встретила теперь меня как нельзя более кстати, чтобы выслушать от меня самые удивительные вещи. Но обещай мне, по крайней мере, отпустить меня с миром, если я удовлетворю желание твое, и дай мне пропускной лист, который служил бы мне охраною от злонамеренных ифритов, врагов моих в воздухе, на море и на земле, о ты, дочь царя нашего, грозного Домриата!
Так говорил ифрит Данаш, сын быстрокрылого Шамураша.
Тогда Маймуна, дочь Домриата, сказала:
— Обещаю тебе это и клянусь в этом геммою с печатью Сулеймана ибн Дауда! Да пребудет над ним молитва и мир! Но рассказывай скорее, ибо я предчувствую, что приключение твое очень интересно.
Тогда ифрит Данаш замедлил полет свой и, повернувшись, полетел рядом с Маймуной. Затем он рассказал ей следующее свое приключение:
— Скажу тебе, о славная Маймуна, что я прилетел теперь из отдаленных краев, с дальних границ Китая, страны, где царствует великий Гайюр, владыка Эль-Убура[22] и Эль-Косейра[23], где возносятся к небу многочисленные башни и где находится двор его, и жёны его со всеми их прелестями, и стражи всех сокровищ его. И тут-то глаза мои узрели самое прекрасное из всего, что я когда-либо видел в полетах и странствиях моих, — единственную дочь его эль-Сетт Будур!
И поскольку мне невозможно никакими самыми красноречивыми словами описать красоту эту, я попытаюсь просто исчислить тебе ее качества.
Слушай же, о Маймуна! Я скажу тебе о ее волосах, потом я скажу тебе о ее лице, потом о щеках, потом о губах, языке, шее, грудях, животе, бедрах, ягодицах, ногах и, наконец, о том, что находится между ее бедрами, о Маймуна!
Бисмиллах![24] Волосы ее, о госпожа моя, они чернее, чем разлука друзей! Когда они заплетены в три косы, которые падают до пят, мне кажется, что передо мною три ночи вместе!
Лицо ее! Оно как тот день, когда друзья встречаются после разлуки! Если я смотрю на нее в ту минуту, когда на небе блещет полная луна, я вижу две луны одновременно!
Щеки ее подобны анемону, разделенному на две чашечки; румянец ее подобен пурпурному вину, а нос ее тонок и прям, как клинок кинжала.
Губы ее подобны цветному агату и кораллу; язык ее — когда она пошевелит им — это само красноречие; а слюна ее слаще виноградного сока — она может утолить самую жгучую жажду! Таков рот ее!
А груди ее! Да будет благословен Творец! Это воплощенный соблазн, они подобны по цвету чистейшей слоновой кости, и каждую из них едва можно охватить пятью пальцами руки.
На животе у нее есть ямочки, полные тени и расположенные с такой же гармонией, как арабские буквы на печати коптского писца в Египте.
И над этим животом стройно покачивается талия, гибкая и словно сделанная резцом ваятеля. О Аллах!
А ее чресла! Ее бедра! Я весь дрожу! Они так объемны и массивны, что тянут вниз ее владелицу, когда она встает и садится, когда она ложится спать! И, право, о госпожа моя, я не могу описать тебе их иначе, как только прибегнув к следующим стихам поэта:
Так пышны бедра, что им впору, право,
Иметь не столь изящный стан,
На коем их Создатель укрепил.
Они страдать стремятся нас заставить:
Ее — когда встает она — ведь тянут вниз
Они своей роскошной мощью;
Меня же потому, что зебб мой
Неспокоен, — когда встает она —
Ведь он ей вторит тем же…
Таков ее зад! Он словно выточен из белого мрамора, линии ее бедер достойны славы, они словно две текущие струи, готовые соединиться вместе. Они переходят в линии ног, а ее красивые ступни такие маленькие, что я поражаюсь, как они могут нести столько нагруженных друг на друга тяжестей! Что касается центра ее бедер, о Маймуна, то, по правде говоря, я отчаиваюсь, пытаясь описать его должными словами, как положено, потому что это превосходит всяческое совершенство! И пока это все, что мой язык может открыть тебе, ведь даже жестами я не смогу заставить тебя оценить всю эту роскошь!
Такова, и только приблизительно, о Маймуна, юная принцесса, дочь царя Гайюра, эль-Сетт Будур!
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и с обычною скромностью отложила продолжение рассказа до следующей ночи.
А когда наступила
она сказала:
А я должен сказать тебе также, о Маймуна, что царь Гайюр чрезвычайно любил дочь свою эль-Сетт Будур, совершенства которой я только что исчислил; и любил он ее такой горячей любовью, что ему доставляло особенное удовольствие ежедневно изыскивать для нее новые развлечения. И поскольку по прошествии некоторого времени он истощил для нее все виды развлечений, он стал думать о том, чтобы доставить ей иного рода радость, сооружая для нее чудесные дворцы. И он начал ряд этих сооружений семью дворцами, причем все они были разного стиля и из различного драгоценного материала. В самом деле, он велел построить первый дворец из цельного хрусталя; второй — из прозрачного алебастра; третий — из фарфора; четвертый сделан был целиком из мозаики и драгоценных камней; пятый — из серебра, шестой — из золота, а седьмой — из жемчуга и алмазов. И все эти дворцы царь Гайюр приказал убрать так, чтобы это лучше всего подходило к стилю сооружения, и он собрал здесь все, что могло сделать пребывание в них еще более усладительным, заботясь, например, с особенною тщательностью о красоте фонтанов и садов.
В этих-то дворцах и жила ради развлечений дочь его Будур, но лишь по одному году в каждом дворце, ибо царь хотел, чтобы она не имела времени соскучиться и чтобы одно удовольствие непрерывно следовало за другим.
Понятно, что посреди всех этих прекрасных вещей красота девушки только подчеркивалась и достигала того высшего совершенства, которое так пленило меня. И ввиду всего этого ты не должна удивляться, о Маймуна, если я скажу тебе, что все цари, соседи по государству царя Гайюра, страстно добивались руки этой девушки с роскошными ягодицами. Однако будь уверена, что она осталась девственной, ибо до сих пор она с ужасом отвергала все предложения, которые передавал ей отец; и каждый раз, отвечая ему, она ограничивалась следующими словами: