— Я сама себе царица и единственная госпожа! И как могу я вынести прикосновение мужчины к моему телу, если оно едва выносит прикосновение шелковых тканей?!
И царь Гайюр, который скорее согласился бы умереть, чем причинить неудовольствие дочери своей Будур, не находил никаких возражений на это и вынужден был отклонять предложения царей, соседей своих, и принцев, которые приезжали с этой целью в его государство из самых отдаленных стран. Но случилось однажды, что, когда один молодой царь, превосходивший красотой и могуществом всех других, явился к нему с тою же целью, послав ему перед тем множество подарков, царь Гайюр заговорил об этом с Сетт Будур; тогда она пришла в негодование и, разразившись упреками, воскликнула:
— Я вижу, что мне остается одно только средство покончить с этими непрерывными муками! Я возьму вон тот меч и погружу острие его себе в сердце, так что конец его выйдет из моей спины. Клянусь Аллахом, это единственное, что мне остается!
И так как она действительно готова была прибегнуть к этому средству, царь Гайюр пришел в такой ужас, что высунул язык, замахал руками и закатил глаза; затем он поспешил приставить к Будур десять мудрых и богатых опытом старух, одна из которых была кормилицей Будур. И с этих пор десять старух ни на минуту не покидали ее и поочередно наблюдали за нею, сидя у дверей ее комнаты.
И вот, о госпожа моя Маймуна, как обстоит дело в настоящее время. Я же, со своей стороны, не пропускаю ни одной ночи, чтобы не отправиться туда посмотреть на красоту принцессы и усладить чувства зрелищем ее совершенств. Ты же, конечно, можешь быть уверена, что если я не насладился как следует ее телом, то не потому, что у меня не хватало на это желания; но я полагаю, что жаль было бы покуситься на эти столь хорошо охраняемые прелести против воли их собственницы. И я довольствуюсь тем, о Маймуна, что наслаждаюсь лицезрением ее и осторожно ласкаю ее во время сна; я целую, например, ее лоб между глаз самым осторожным образом, хотя мне страстно хочется поцеловать ее покрепче. Но я не доверяю себе самому, зная, что если позволю себе что-нибудь, то уж я не удержусь; поэтому я предпочитаю полное воздержание, чтобы не сделать чего-нибудь с девушкой.
Теперь же я умоляю тебя, о Маймуна, отправиться туда со мной и взглянуть на подругу мою Будур, красота которой, без сомнения, очарует тебя, и совершенства которой, я уверен в этом, приведут тебя в восторг. Полетим, о Маймуна, в страну царя Гайюра полюбоваться на принцессу эль-Сетт Будур!
Так говорил ифрит Данаш, сын быстрокрылого Шамураша.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и с обычною скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И ифрит Данаш, сын быстрокрылого Шамураша, закончил свой рассказ.
Выслушав его, молодая ифрита Маймуна вместо всякого ответа насмешливо расхохоталась, ударила ифрита Данаша своим крылом прямо по животу, плюнула ему в лицо и сказала:
— Ты просто противен со своей глупой девчонкой! И право, я даже не понимаю, как ты осмелился мне говорить о ней, зная, что она не может выдержать никакого сравнения с прекрасным юношей, которого я люблю.
А ифрит, вытирая себе лицо, воскликнул:
— Однако, о госпожа моя, я ведь совсем не знаю твоего юного друга, и, извиняясь перед тобою, я прошу тебя показать мне его, хотя я сильно сомневаюсь, чтобы он мог сравниться красотой с моей принцессой.
Тогда Маймуна закричала на него:
— Замолчишь ли ты, проклятый! Повторяю тебе: друг мой до того прекрасен, что, если бы ты увидел его хоть во сне, с тобой сделался бы припадок падучей и ты распустил бы слюни, как верблюд!
А Данаш спросил:
— Но где же он и кто он такой?
Маймуна сказала:
— О негодяй, знай, что он в таком же положении, как твоя принцесса, и он заключен в старой башне, у подножия которой я живу в моем подземелье. Но не обольщай себя надеждой увидеть его без меня, ибо я знаю твою подлую душу и не доверила бы тебе охранять даже задницу дервиша[25]. Однако я согласна сама показать тебе его и выслушать твое мнение. Но предупреждаю тебя, что, если ты будешь иметь наглость солгать, говоря о том, что ты увидишь, я вырву тебе глаза и сделаю тебя самым жалким из ифритов. Кроме того, полагаю, что ты как следует расплатишься со мной, если друг мой принц действительно окажется красивее твоей принцессы; в противном же случае я согласна ради справедливости уплатить что-нибудь тебе.
И Данаш воскликнул:
— Я принимаю эти условие. Полетим же взглянуть на эль-Сетт Будур в государство отца ее, царя Гайюра.
Но Маймуна сказала:
— Будет гораздо скорее спуститься раньше в башню, которая находится у нас под ногами, чтобы ты мог судить о красоте моего друга; а потом мы сравним.
Тогда Данаш ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
И оба немедленно спустились с воздушной высоты на вершину башни и проникли через окно в комнату Камара аль-Замана.
Тогда Маймуна сказала ифриту Данашу:
— Не трогайся с места! А главное, будь сдержан.
Затем она подошла к спящему юноше и откинула простыню, которою он был прикрыт в эту минуту. И, повернувшись к Данашу, она сказала:
— Смотри, о проклятый! Да не растянись от восторга во всю свою длину!
А Данаш вытянул шею и, пораженный, отступил; потом он снова вытянул шею и долго всматривался в лицо и тело прекрасного юноши, после чего он покачал головой и сказал:
— О госпожа моя Маймуна, теперь я вижу, что тебе вполне извинительно думать, будто друг твой ни с кем не сравним по красоте; ибо в самом деле я никогда еще не видал таких совершенств в теле юноши, а ведь ты знаешь, что я имел возможность видеть красивейших из сынов человеческого рода. Однако, о Маймуна, форма, посредством которой он был сделан, разбилась лишь после того, как из нее вышел другой, женский, образец красоты, и это именно принцесса Будур.
При этих словах Маймуна бросилась на Данаша и так ударила его крылом по голове, что сломала ему один рог, а потом закричала:
— О подлейший из ифритов! Изволь немедленно отправляться в страну царя Гайюра, во дворец эль-Сетт Будур и принеси сюда эту принцессу, ибо я не намерена утруждать себя, сопровождая тебя к этой девчонке! А когда ты принесешь ее сюда, мы положим ее рядом с моим юным другом и собственными глазами сравним их. Да возвращайся скорее, Данаш, иначе я изорву в клочья все твое тело и брошу тебя на съедение воронам и гиенам!
Тогда ифрит Данаш поднял с полу рог свой и, почесывая себе спину, печально удалился. Затем он как стрела перенесся через все пространство и по прошествии часа вернулся уже назад со своей ношей.
А спящая принцесса, которую Данаш нес на своих плечах, была в одной рубашке, и тело ее сверкало своей белизной. И на широких рукавах этой рубашки, затканной золотом и многоцветным шелком, были вышиты красиво переплетающимися буквами следующие стихи:
На смертных бросить благосклонный взор
Препятствуют ей три соображенья:
Пред неизвестным бесконечный страх,
Перед известным ужас и смущенье
И, наконец, сама ее краса!
Тогда Маймуна сказала Данашу:
— Мне кажется, что дорогой ты забавлялся с этой молодой девушкой, потому что очень уж долго ты пропадал. Хорошему ифриту не нужно столько времени, чтобы слетать в Каладанскую страну, находящуюся в глубине Индии, и вернуться оттуда по прямой дороге!
Впрочем, это твое дело! Но положи скорее эту девушку рядом с моим другом, чтобы можно было сравнить их!
И ифрит Данаш с бесконечными предосторожностями положил принцессу на постель и снял с нее рубашку…
И в самом деле, девушка была удивительно хороша собой и как раз такова, как описал ее ифрит Данаш. И Маймуна должна была согласиться с ним, что сходство молодых людей было до того поразительно, что их можно было принять за близнецов; отличие их состояло только в их органах; но это было то же лицо, похожее на луну, тот же стройный стан.
Тогда она сказала Данашу:
— Я вижу, что действительно можно поколебаться на минуту в вопросе о преимуществах того или другого из наших друзей; но нужно быть слепым или таким безумным, как ты, чтобы не понимать, что из двух одинаково красивых молодых людей, из которых один мужчина, а другая женщина, мужчина всегда должен превзойти женщину. Что ты скажешь на это, о проклятый?
И в самом деле, девушка была удивительно хороша собой и как раз такова, как описал ее ифрит Данаш.
Но Данаш ответил:
— Что касается меня, я знаю то, что знаю, и вижу то, что вижу, и время не заставит меня разувериться в том, что я видел собственными глазами. Однако, о госпожа моя, если ты настаиваешь, чтобы я солгал, то в угоду тебе я солгу.
Услышав эти слова Данаша, ифрита Маймуна пришла в такое бешенство, что громко расхохоталась. И, видя, что ей никогда не удастся прийти к соглашению с упрямым Данашем каким-либо обыкновенным способом, она сказала:
— Мне кажется, есть средство проверить, кто из нас прав, а именно прибегнув к нашему вдохновению: тот из нас, кто прочтет наиболее прекрасные стихи во славу своего избранника, должен быть прав в своих чувствах. Согласен ли ты на это? Или ты неспособен к такому утонченному состязанию, которое годится только для благородных и нежных натур?
Но ифрит Данаш воскликнул:
— Это как раз то, о госпожа моя, что я и хотел предложить тебе. Ибо отец мой Шамураш научил меня правилам стихосложения и искусству сочинять легкие и совершенные стихи. Но начинай ты, о прелестная Маймуна!
Тогда Маймуна приблизилась к спящему Камару аль-Заману и, склонившись над ним, запечатлела легкий поцелуй на его губах; потом она осторожно коснулась его лба и, положив руку на волосы его, проговорила, не отрывая от него взгляда:
О светлый образ, чудно сочетались