Тысяча и одна ночь. В 12 томах — страница 26 из 61

Вот и все об этих трех ифритах.

Что же касается Камара аль-Замана, то утром он пробудился наконец от своего сна, но голова его была еще полна тем, что он пережил ночью. И он повернулся направо, потом налево и, конечно, не нашел молодой девушки. Тогда он подумал: «Значит, я угадал, что это было испытание, которое устроил мне мой отец, чтобы склонить меня к браку. Хорошо, что я решил подождать и, как подобает хорошему сыну, испросить на этот брак его согласия».

Потом он позвал раба, лежащего у дверей, и закричал:

— Эй ты, бездельник! Вставай!

И раб вскочил и поспешил, еще не вполне очнувшись ото сна, принести своему господину таз и кувшин с водой. Камар аль-Заман взял таз и кувшин и пошел в отхожее место по своим надобностям, потом тщательно совершил омовение, затем помолился, съел кусок хлеба и прочел главу из Корана. Потом самым спокойным и развязным тоном он спросил раба:

— Сауаб, куда ты дел молодую девушку, которая была здесь ночью?

Раб с удивлением воскликнул:

— Какую молодую девушку, о господин мой Камар аль-Заман?

Он ответил, возвышая голос:

— Я говорю тебе, бездельник, чтобы ты отвечал мне без всяких уверток: где та девушка, которая провела эту ночь со мной, в моей постели?

Он ответил:

— Клянусь Аллахом, о господин мой, я не видел никакой девушки и никакого юноши! И к тому же никто не мог войти сюда, потому что я спал у самых дверей.

Камар аль-Заман воскликнул:

— Евнух злосчастный! Как ты смеешь спорить со мной и портить мне кровь?! Ага, проклятый! Это они научили тебя хитрить и лгать! Еще раз приказываю тебе: говори мне правду!

Тогда раб поднял руки к небу и воскликнул:

— Один Аллах велик! О господин мой Камар аль-Заман, я решительно не понимаю, о чем ты меня спрашиваешь?

Тогда Камар аль-Заман закричал:

— Подойди сюда, проклятый!

И когда евнух подошел, он схватил его за шиворот, бросил наземь и начал яростно топтать его ногами. И он продолжал топтать и осыпать его ударами, пока не избил до полусмерти; так как евнух испускал какие-то нечленораздельные звуки, то Камар аль-Заман сказал только: «Погоди у меня!» — и побежал за толстой пеньковой веревкой, которая служила для доставки из колодца воды, потом обмотал его этой веревкой поперек тела, завязал крепко-накрепко и потащил к отверстию колодца, куда он и спустил его, погрузив с головой в воду.

А дело было зимой, и вода была пренеприятная, да и снаружи было холодно, поэтому евнух принялся страшно чихать и просил пощады. Но Камар аль-Заман еще несколько раз погрузил его в воду и каждый раз при этом кричал:

— Не выпущу тебя отсюда, пока ты не скажешь мне правду! А не то совсем утоплю тебя!

Тогда евнух подумал: «Наверное, он так и сделает, как говорит», и потом закричал:

— О господин мой Камар аль-Заман, вытащи меня отсюда, и я скажу тебе всю правду!

Тогда принц вытащил его и увидел, что он дрожит, как тростник на ветру, и столько же от холода, сколько и от страха стучит зубами; при этом с одежды его струилась вода, а из носа у него текла кровь, и ужасно он был противен в этом виде.

Однако, почувствовав себя вне опасности, евнух, не теряя ни минуты, сказал:

— Позволь мне раньше сходить переменить платье и вытереть нос.

И Камар аль-Заман сказал:

— Ну ступай! Только не теряй времени и возвращайся скорее рассказать мне все, что нужно!

А евнух побежал и бросился прямо во дворец к отцу Камара аль-Замана.

Между тем царь Шахраман как раз в эту минуту разговаривал с великим визирем своим и говорил ему:

— О мой визирь, я провел ужасно скверно эту ночь: это сердце мое тревожится о сыне моем Камаре аль-Замане. И я очень боюсь, чтобы с ним не случилось чего-нибудь недоброго в этой старой башне, столь мало приспособленной для житья такого нежного молодого человека, как мой сын!

Но визирь ответил ему:

— Будь спокоен! Клянусь тебе Аллахом, что ничего с ним не случится в этой башне! И это будет только на пользу ему, потому что укротит непокорный дух его и смирит гордость его.

Но как раз в эту минуту явился евнух в том виде, как было уже сказано, и, бросившись к ногам царя, возопил:

— О владыка наш, о царь! В доме твоем приключилось горе! Господин мой Камар аль-Заман проснулся сумасшедшим. А чтобы ты поверил мне, что он точно сошел с ума, знай, что он сделал со мной то-то и то-то и сказал мне то-то и то-то! А я, клянусь Аллахом, знать не знаю ни о какой девушке и ни о каком юноше!

При этих словах царь Шахраман уже не мог сомневаться в верности своих предчувствий и закричал своему визирю:

— Проклятие! Это все по твоей вине, о визирь! О собака! Это ты внушил мне пагубную мысль запереть в башню сына моего, пламя моего сердца! О собака! Встань и беги скорее посмотреть, в чем дело, а потом вернись сейчас же и расскажи мне!

И великий визирь сейчас же вышел в сопровождении евнуха и направился к башне, расспрашивая по дороге о подробностях случившегося, и раб сообщил ему весьма тревожные новости. Поэтому визирь вошел в комнату лишь после бесчисленных предосторожностей, просунув в дверь сначала одну только голову, а потом уже постепенно и тело.

И каково же было его изумление, когда он увидел, что Камар аль-Заман преспокойно сидит на своей постели и внимательно читает Коран!

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что близко утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СТО ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Тут он увидел, что Камар аль-Заман преспокойно сидит на своей постели и внимательно читает Коран. Он приблизился и после самого почтительного приветствия сел на пол подле постели его и сказал: — Как напугал нас, однако, этот черномазый евнух! Представь себе, что этот сын блудницы пришел к нам совершенно ошалелый и в самом паршивом виде и наговорил нам таких вещей, что неприлично даже и повторить их тебе! Он так расстроил нас, что я и теперь еще, как видишь, не могу прийти в себя!

Камар аль-Заман сказал:

— Правду сказать, если он вас расстроил, то меня он еще больше расстроил. Однако, о визирь отца моего, мне очень хотелось бы знать, что такое он мог рассказать вам?

Визирь ответил:

— Да сохранит Аллах юность твою! Да укрепит Аллах разумение твое! Да удержит Он тебя от поступков неистовых и язык твой от слов необдуманных. Этот ублюдочный сын уверяет, будто ты внезапно сошел с ума, будто ты говорил ему о какой-то девушке, которая провела с тобой ночь и была потом похищена у тебя, и тому подобные нелепости, и, наконец, будто ты избил его и бросил в колодец. О Камар аль-Заман, господин мой, не правда ли, какая это наглость со стороны этого гнусного негра?

При этих словах Камар аль-Заман лукаво улыбнулся и сказал визирю:

— Ради Аллаха! Кончил ли ты, старый греховодник, эти шутки, или же ты тоже хочешь искупаться в колодце? Предупреждаю тебя, что, если ты не скажешь мне сейчас же, что ты и мой отец сделали с моей возлюбленной, черноглазой молодой девушкой со свежими розовыми щечками, ты заплатишь за свои хитрости дороже, чем евнух.

Тогда визирь, снова охваченный невыразимым беспокойством, поднялся, попятился и сказал:

— Да будет Аллах над тобою и с тобою! Ах, Камар аль-Заман, зачем говоришь ты такие вещи! Если это сон, который приснился тебе из-за несварения желудка, то очнись от него поскорее! Ах, Камар аль-Заман, право, речи твои совсем неразумные!

При этих словах Камар аль-Заман воскликнул:

— Чтобы доказать тебе, о шейх проклятый, что я не ухом моим видел эту молодую девушку, а глазами моими, вот этим и вот этим, и не глазами ощупывал и обонял розы ее тела, а пальцами и носом, — вот тебе! — И при этом он так ударил визиря головою прямо в живот, что тот растянулся на полу, потом он схватил его за бороду (она была очень длинна) и обмотал ее вокруг своего кулака, и, уверившись таким образом, что теперь тот не вырвется, набросился на него и бил его до тех пор, пока позволили его силы.

А несчастный визирь, видя, что борода его волосок за волоском все редеет и что сама душа его того и гляди распростится с телом, подумал: «Придется мне, видно, солгать. Это единственное средство для меня спастись из рук этого сумасшедшего».

А потом он сказал ему:

— О господин мой, прости меня, пожалуйста, за то, что я обманул тебя! Но виноват не я, а отец твой, который приказал мне под страхом немедленного повешения скрыть от тебя, куда мы спрятали молодую девушку, о которой ты говоришь. Но как только ты отпустишь меня, я побегу к отцу твоему и умолю его выпустить тебя из этой башни; и я сообщу ему, что ты хочешь жениться на этой молодой девушке, что, конечно, доставит ему величайшую радость.

При этих словах Камар аль-Заман отпустил его, говоря:

— В таком случае беги скорее к моему отцу, а затем сейчас же принеси мне его ответ!

Почувствовав себя на свободе, визирь бросился вон из комнаты и, заперев на двойной запор двери, побежал, не переводя дух и не думая о своем разорванном платье, прямо в тронную залу.

Увидав своего визиря в этом плачевном состоянии, царь Шахраман сказал ему:

— Я вижу тебя в самом жалком состоянии и без тюрбана. По-видимому, ты ужасно удручен. Вероятно, что-нибудь неприятное случилось с тобой?

Визирь же ответил:

— То, что случилось со мною, еще не так неприятно, как то, что произошло с твоим сыном, о царь!

И он спросил:

— Но что же именно?

Визирь же сказал:

— Он совсем сошел с ума, дело ясное!

При этих словах свет померк в глазах царя, и он сказал:

— Да подкрепит меня Аллах! Скажи мне скорее, какой вид сумасшествия постиг сына моего?

А визирь ответил:

— Слушаю и повинуюсь! — и рассказал царю все подробности происшедшего, не исключая и того, каким способом ему удалось спастись от Камара аль-Замана.

Тогда царь впал в великий гнев и закричал:

— О злосчастнейший из визирей! Ты должен был заплатить головой своей за то известие, которое ты сообщаешь мне! Клянусь Аллахом! Если только правда то, что ты говоришь мне о состоянии сына моего, я велю распять тебя на самом высоком из минаретов. Тогда ты будешь знать, что значит давать такой скверный совет, как этот совет, вызвавший несчастье сына моего!