И они с тревогою окружили постель ее, и кормилица спросила испуганным голосом:
— Что с тобой, о госпожа моя?
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
У постели принцессы кормилица спросила испуганным голосом:
— Что с тобой, о госпожа моя?
Уязвленная Сетт Будур воскликнула:
— Зачем спрашиваешь, о лукавая! Словно ты сама не знаешь! Где тот прекрасный юноша, который лежал в эту ночь в моих объятиях и которого я люблю всеми силами души?
Кормилица, страшно смутившись, вытянула шею, чтобы лучше слышать, и сказала:
— О принцесса! Да сохранит тебя Аллах от таких непристойных мыслей! Мы не привыкли слышать от тебя подобных слов. Объясни нам, пожалуйста, что это значит, а если ты просто шутишь, то так и скажи нам скорее!
Сетт Будур приподнялась на своей постели и грозно закричала:
— Я приказываю тебе, о несчастная, чтобы ты сейчас же сказала мне, где тот прекрасный юноша, которому я отдала сегодня ночью свою девственность, свое тело и сердце!
При этих словах ее весь свет померк в глазах кормилицы; она ударила себя раз и другой по лицу, потом бросилась наземь, как и все остальные старухи; и все они принялись вопить:
— Какой черный день настал! О, какое неслыханное дело! Погибли мы теперь! О, горе нам горькое!
И кормилица, не переставая причитать, сказала:
— Ах, Сетт Будур! Опомнись, ради Аллаха, и прекрати эти речи, столь недостойные высокого сана твоего!
Но Будур закричала:
— Замолчишь ли ты, проклятая старуха?! И скажешь ли ты мне, наконец, что вы все сделали с чернооким юношей, брови которого подобны дугам и приподняты к вискам, с тем возлюбленным моим, который провел со мною всю ночь до утра и у которого было что-то ниже его пупка, чего нет у меня?!
Услышав это, кормилица и все остальные старухи подняли руки к небу и воскликнули:
— О, позор, о госпожа наша! Да сохранит тебя Аллах от безумия, и от всяких злых козней, и от дурного глаза! Право, ты шутишь; сегодня шутки плохи!
А кормилица, ударяя себя в грудь, сказала:
— О госпожа моя Будур! Что такое ты говоришь?! Да смилуется Аллах над тобою! Если бы эти странные речи твои дошли до царя, мы в тот же час поплатились бы за них жизнью своей! И никакие силы не спасли бы нас от казни!
Но Сетт Будур воскликнула дрожащими губами:
— Еще раз спрашиваю тебя: скажешь ты мне или нет, где тот прекрасный юноша, любовь которого запечатлелась на теле моем?
При этом Будур захотела приподнять свою рубашку.
Тогда все женщины пали наземь и воскликнули:
— Какое горе! Такая молодая — и сошла с ума!
Но эти слова привели принцессу Будур в такое негодование, что она схватила со стены меч и бросилась на женщин, чтобы проколоть их. Тогда, обезумев от страха, они выбежали из комнаты, толкаясь в дверях и испуская вопли, и прибежали с расстроенными лицами в покои царя. И кормилица со слезами на глазах сообщила царю о том, что говорит Сетт Будур, и прибавила:
— Она всех нас убила бы или избила бы до полусмерти, если бы мы не убежали!
И царь воскликнул:
— Это совершенно невозможно! Но видели ли вы сами, действительно ли она потеряла то, что потеряла?
И кормилица закрыла лицо руками и сказала, плача:
— Я видела. Было много крови.
И царь воскликнул:
— Это поистине ужасно!
И хотя в эту минуту он сидел с босыми ногами и с ночным тюрбаном на голове, он вскочил и бросился в комнату Будур. Царь посмотрел на свою дочь строгим взглядом и спросил ее:
— Ты действительно была лишена девственности сегодня ночью?
Она ответила:
— Разумеется, о отец мой, ибо ведь это совершилось по твоей воле, и избранный тобою юноша был так прекрасен, что я сгораю от желания узнать, почему ты отнял его у меня? А впрочем, вот и кольцо его, которое он дал мне в обмен на мое!
Тогда царь, отец Будур, который и так уже думал, что дочь его помешалась, подумал про себя: «Теперь она окончательно сошла с ума!» — и сказал ей:
— Будур, скажешь ли ты мне, наконец, что означает твое странное и столь недостойное твоего сана поведение?
Тогда Будур не могла более сдержаться и, разодрав рубашку свою снизу доверху, зарыдала и стала бить себя по лицу.
Увидев это, царь приказал евнухам и старухам схватить ее за руки, чтобы она не причинила себе какого-нибудь вреда, а в случае если этот припадок повторится, даже связать ее и надеть ей на шею железный ошейник и приковать ее к окну комнаты.
Затем царь Гайюр в полном отчаянии удалился к себе и стал раздумывать о том, какими средствами излечить дочь свою от этого сумасшествия, которое, как ему казалось, постигло ее. Ибо, несмотря ни на что, он продолжал по-прежнему любить ее и не мог примириться с мыслью, что она навсегда останется сумасшедшей.
И вот он собрал у себя во дворце всех ученых своего государства, врачей, астрономов, магов, людей, начитанных в древних книгах, и знахарей, и сказал им всем:
И вот он собрал у себя во дворце всех ученых своего государства, врачей, астрономов, магов, людей, начитанных в древних книгах.
— Дочь моя эль-Сетт Будур, находится в таком-то состоянии. Тот из вас, кто сумеет излечить ее, получит ее от меня в супруги и будет наследником престола моего после моей смерти. А тому, кто войдет к моей дочери и не сумеет вылечить ее, я велю отрубить голову.
Затем он велел разгласить это по всему городу и разослал гонцов своих по всему государству, чтобы повсюду знали о его постановлении.
И вот со всех сторон стали съезжаться врачи, ученые, астрономы, маги и знахари; но через час по прибытии каждого из них над воротами дворца уже висели отрубленные головы. И в короткое время вдоль дворцового фасада в симметричном порядке развешено было сорок голов, отрубленных у врачей и других торговцев врачебным искусством.
Тогда остальные подумали про себя: «Плохой знак эти головы! Должно быть, болезнь неизлечима». И никто не решился больше браться за лечение, чтобы не рисковать головою своей.
Вот каковы были эти врачи и вот что значит в таких случаях пригрозить им наказанием.
Что же касается Сетт Будур, то у нее был молочный брат[27] — сын ее кормилицы — по имени Марзауан. И Марзауан этот, хотя и был добрым мусульманином, истинно правоверным, изучил магию и волшебство, индийские и египетские книги, разные чудодейственные письмена и науку звезд; а затем, когда ему уже нечего было изучать в книгах, он стал путешествовать и побывал таким образом в самых отдаленных странах, и он советовался с людьми, посвященными в самые тайные науки; и таким образом он впитал в себя все знания человеческого рода. И тогда он пустился в путь, направляясь опять на родину свою, куда он и прибыл в добром здравии.
И вот первое, что увидел Марзауан при въезде в город, были сорок голов, отрубленных у врачей и вывешенных над дворцовыми воротами; и в ответ на расспросы его прохожие рассказали ему обо всем, что произошло, и о невежестве казненных врачей.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что уже занимается утренняя заря, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
О невежестве казненных врачей.
Тогда Марзауан вошел к матери своей и после первых излияний, какие бывают при возвращении домой, подробно расспросил ее обо всем происшедшем; и мать его подтвердила все, что ему было уже рассказано; и Марзауан сильно опечалился, ибо он был воспитан вместе с Будур и любил ее горячее, чем обыкновенно братья любят сестер.
И в течение часа он предавался размышлениям, а затем поднял голову и спросил мать свою:
— Не можешь ли ты тайно свести меня к ней, чтобы я мог разузнать о происхождении ее болезни, а затем сообразить, можно ли исцелить ее или нет?
А мать его сказала ему:
— Трудно это, о Марзауан. Во всяком случае, раз ты этого желаешь, переоденься поскорее в женское платье и пойдем со мной.
И Марзауан сейчас же переоделся и в женском платье пошел с матерью во дворец.
Когда они подошли к дверям покоев, евнух, стоявший на страже, хотел воспретить вход той из двух женщин, которую он не знал; но старуха сунула ему в руку щедрый подарок и сказала:
— О начальник дворца, принцесса Будур, которая так страдает от своей болезни, выразила мне желание видеть дочь мою, свою молочную сестру. Пропусти же нас, о отец обходительности!
И евнух, столь же польщенный словами ее, сколь ублаготворенный подарком, ответил:
— Проходите скорее, только не засиживайтесь там!
И они вошли.
Войдя в комнату принцессы, Марзауан откинул покрывало, скрывавшее его лицо, сел на пол и вынул из-под платья астролябию, сочинения разных магов и свечу; и прежде чем расспрашивать Будур, хотел составить гороскоп ее, как вдруг молодая девушка бросилась ему на шею и нежно его поцеловала, ибо она скоро узнала его. Потом она сказала ему:
— Как, о брат мой Марзауан, и ты считаешь меня сумасшедшей, как все они?! О, ты скоро разубедишься в этом, Марзауан. Разве ты не помнишь, что сказал поэт? Прослушай эти слова, а потом вдумайся в смысл их:
Они сказали: «О, она безумна!
Ее погибла молодость!» А я
Ответила: «Как счастливы безумцы!
Они умеют жизнью наслаждаться
И тем отличны от толпы презренной,
Которая над ними зло смеется!»
И я сказала: «Исцелит меня
Одно лишь средство — близость друга!»
Выслушав эти стихи, Марзауан сейчас же понял, что Сетт Будур была просто-напросто влюблена и что в этом и заключалась вся ее болезнь. Он сказал ей:
— Тонкому человеку достаточно одного знака, чтобы понять. Но расскажи мне скорее всю твою историю, и, если только это будет угодно Аллаху, я сделаюсь для тебя источником утешения и посредником блага твоего.