На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
И сказав это, садовник сообразил по утомленному лицу молодого человека, что он нуждается в пище, отвел его в свой скромный домик в глубине сада и собственными руками накормил и напоил его. Затем он стал осторожно расспрашивать его о приключении, которое привело его в этот город.
Камар аль-Заман, полный благодарности к садовнику за его великодушие, рассказал ему всю историю без утайки и, окончив рассказ, залился слезами.
Старик же всячески постарался утешить его, и он сказал ему:
— Дитя мое, принцесса Будур, наверное, отправилась в царство отца твоего, в страну Каладанскую. Здесь, в моем доме, ты найдешь теплое расположение, пристанище и покой, пока Аллаху не угодно будет послать сюда корабль, на котором ты мог бы переехать на ближайший отсюда остров, именуемый островом Эбенового Дерева.
А с острова Эбенового Дерева до Каладании уже не так далеко, и ты найдешь там много кораблей для переезда. С сегодняшнего же дня я буду ежедневно ходить в гавань, пока не встречу купца, который согласился бы отвезти тебя на остров Эбенового Дерева, ибо, прежде чем встретить кого-нибудь, кто согласился бы отвезти тебя прямо в Каладанию, нам пришлось бы ждать многие и многие годы.
И садовник действительно сделал так, как обещал, но проходили дни и месяцы, а ему не удавалось найти корабль, который отправлялся бы на остров Эбенового Дерева.
Вот как проходила жизнь Камара аль-Замана.
Что же касается Сетт Будур, то с ней произошли такие необыкновенные и удивительные вещи, о царь благословенный, что я спешу возвратиться к ней.
В самом деле, когда Сетт Будур проснулась, первым ее движением было протянуть руки, чтобы прижать к своей груди Камара аль-Замана.
И можно себе представить, каково было ее удивление, когда она не нашла его подле себя; и с еще большим удивлением заметила она, что шальвары ее были развязаны, а шелковый шнурок с сердоликовым талисманом исчез. Но она подумала, что Камар аль-Заман, еще не видевший талисмана, унес его, чтобы лучше рассмотреть, и стала терпеливо ждать его возвращения.
Но когда по прошествии некоторого времени она увидела, что Камар аль-Заман не возвращается, она начала сильно беспокоиться и скоро впала в невероятное расстройство. А когда наступил вечер и Камар аль-Заман не вернулся, она не знала, что и думать о его исчезновении. Но она сказала себе: «О Аллах, должно быть, что-нибудь очень необыкновенное случилось, если Камар аль-Заман, который не может прожить без меня и часу, ушел так далеко! Но почему он унес с собой и талисман? О проклятый талисман, это ты причина нашего несчастья! А тебя, проклятый Марзауан, брат мой, да сразит тебя Аллах за то, что ты сделал мне такой погибельный подарок!»
Но когда прошло два дня и Сетт Будур увидела, что муж ее не возвращается, вместо того чтобы впасть в полное отчаяние, как сделала бы на ее месте всякая другая женщина, она обрела в несчастье крепость духа, столь несвойственную лицам ее пола. Она никому ничего не сказала об этом исчезновении, опасаясь, что, узнав о нем, рабы предадут ее или будут дурно служить ей; она скрыла скорбь свою в глубине души и запретила молодой рабыне, которая прислуживала ей, с кем-либо говорить об этом. Потом, зная о необыкновенном сходстве своем с Камаром аль-Заманом, она скинула свое женское платье, достала из сундука вещи Камара аль-Замана и начала одеваться в них.
Она надела прекрасное полосатое платье, плотно прилегающее к стану и оставляющее открытой шею, опоясалась поясом из чеканного золота и заткнула за него кинжал с яшмовой ручкой, украшенной рубинами; потом она обвязала голову свою пестрым шелковым платком, который скрепила на лбу шнурком из шелковистой шерсти молодого верблюда, и, одевшись таким образом, она взяла в руки хлыст, выпрямила стан и велела молодой своей рабыне одеться в то платье, которое она сбросила с себя, и следовать за нею. Таким образом, глядя на служанку, все могли думать: «Это Сетт Будур».
Тогда она вышла из палатки и подала знак к отъезду.
Таким образом, одевшись в платье Камара аль-Замана, Сетт Будур пустилась в дальнейший путь в сопровождении своего конвоя и ехала многие и многие дни, пока не приехала к какому-то городу, расположенному на берегу моря. Тогда она велела разбить у городских ворот палатки и спросила:
— Что это за город?
Ей ответили:
— Это столица острова Эбенового Дерева.
— Она спросила:
— А кто здесь царь?
Ей ответили:
— Он зовется царем Арманосом.
Она спросила:
— А дети есть у него?
Ей ответили:
— У него есть одна только дочь, красивейшая девушка всего царства, по имени Гайат аль-Нефус[38].
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Одна только дочь есть у него, красивейшая девушка, по имени Гайат аль-Нефус.
Тогда Сетт Будур послала к царю Арманосу гонца своего с письмом, в котором она извещала его о своем прибытии; и в письме этом она назвала себя принцем Камаром аль-Заманом, сыном царя Шахрамана, владыки страны Каладанской.
Получив это известие, царь Арманос, который всегда был в наилучших отношениях с могущественным царем Шахраманом, был чрезвычайно доволен возможностью оказать почет сыну его, принцу Камару аль-Заману. И он сейчас же отправился к палаткам в сопровождении целого кортежа из главных своих придворных и пошел навстречу Сетт Будур, которую он и принял со всеми почестями, подобающими сыну дружественного царя. И хотя Сетт Будур колебалась воспользоваться помещением, которое он любезно предлагал ей в самом дворце, царю Арманосу удалось склонить ее к этому. И они вместе совершили торжественный въезд в город. И в течение трех дней при дворе давались великолепные празднества, блиставшие необыкновенной роскошью.
Тогда наконец царь Арманос заговорил с Сетт Будур о ее путешествии и стал расспрашивать и о ее планах. А в этот самый день Сетт Будур, по-прежнему переодетая Камаром аль-Заманом, побывала в дворцовом хаммаме, причем она отказалась от чьих-либо услуг. И она вышла оттуда столь дивно прекрасной и сияющей, и красота ее имела такую чарующую силу, что, встречаясь с нею, все останавливались затаив дыхание и благословляли Создателя.
И вот царь Арманос сел рядом с Сетт Будур и в течение долгого времени разговаривал с нею. И он был до такой степени очарован ее прелестью и ее красноречием, что сказал:
— Сын мой, право, сам Аллах послал тебя в мое царство, чтобы ты послужил утешением последних дней моих и заменил мне сына, которому я мог бы передать мой престол. Хочешь ли ты, дитя мое, доставить мне эту отраду, женившись на единственной дочери моей Гайат аль-Нефус? Нет человека в мире, который был бы достоин в такой степени, как ты, соединить свою судьбу с ее судьбой и насладиться ее красотой. Она едва достигла брачного возраста, ибо только в прошлом месяце ей пошел пятнадцатый год. Это поистине редкостный цветок, и я хотел бы, чтобы ты вдохнул в себя аромат его. Согласись жениться на ней, сын мой, — и я сейчас же передам тебе престол мой, ибо связанные с ним обязанности чересчур обременительны для моего престарелого возраста.
Это столь неожиданное и столь великодушное предложение повергло принцессу Сетт Будур в величайшее смущение. Сначала она не знала, что ей и делать, чтобы не выдать своего волнения, и, опустив глаза, она долгое время размышляла, между тем как холодный пот леденил лоб ее. И она думала про себя: «Если я отвечу ему, что у меня, Камара аль-Замана, есть уже жена, Сетт Будур, он скажет мне, что Коран разрешает иметь четырех законных жен; если я скажу ему правду относительно моего пола, то он может принудить меня к браку с ним самим; и кроме того, все узнают об этом, и это будет ужасным стыдом для меня; если я откажусь от его отеческого предложения, его расположение ко мне превратится в ненависть и, как только я покину его дворец, он может погубить меня. Значит, остается принять это предложение, предоставив совершиться судьбе. И кто знает, что готовит мне будущее?.. Во всяком случае, сделавшись царем, я приобрету прекрасное царство, которое уступлю Камару аль-Заману, когда он возвратится. Что же касается брачного союза с молоденькой Гайат аль-Нефус, супругой моей, то, быть может, я как-нибудь выберусь из этого затруднения, я что-нибудь придумаю…»
И она подняла голову, а лицо ее зарумянилось краской, которую царь приписал скромности и смущению, весьма понятному в столь чистом юноше, а затем сказала:
— Я покорный сын, отвечающий послушанием на малейшее из желаний царя.
При этих словах царь Арманос пришел в совершенный восторг и захотел, чтобы брачная церемония была совершена в тот же день. И он начал с того, что отказался в пользу Камара аль-Замана от престола своего перед всеми своими эмирами, должностными лицами, стражами и придворными; и он приказал публичным глашатаям разгласить об этом по всему городу и разослал по всему государству своему гонцов, чтобы оповестить об этом все население.
Тогда в мгновение ока устроено было в городе и во дворце небывалое празднество, и под радостные крики и звуки флейт и кимвалов написан был брачный договор нового царя с Гайат аль-Нефус.
А когда наступил вечер, старая царица, окруженная своими прислужницами, которые кричали от радости: «Лю-лю-лю!» — привела новобрачную Гайат аль-Нефус в покои Сетт Будур, ибо они по-прежнему принимали ее за Камара аль-Замана. И Сетт Будур под видом юного царя приветливо подошла к своей супруге и впервые откинула с ее лица полупрозрачное покрывало.
Тогда при виде этой столь прекрасной четы все присутствующие были до того очарованы, что побледнели от страстного волнения.
А когда церемония закончилась, мать Гайат аль-Нефус и все пр