Тогда эр-Рабиа пошел к сыну своему Прекрасному Нуму, который играл с Прекрасной Нимой, называя ее своей сестрой, отвел его в сторону и сказал:
— Теперь, о дитя мое, тебе исполнилось благодаря Аллаху уже двенадцать лет. А потому отныне ты не должен больше называть Прекрасную Ниму сестрой своей, ибо я должен теперь сказать тебе, что Прекрасная Нима — дочь рабыни нашей по имени Тауфик, хотя мы и взрастили ее в одной колыбели с тобой и обращались с ней как с нашей дочерью. Кроме того, она должна теперь носить на лице хиджаб[48], ибо мать твоя сказала мне, что на прошлой неделе Прекрасная Нима достигла зрелости своей. Теперь мать твоя постарается найти ей супруга, который будет нам преданным рабом.
Услышав эти слова, Прекрасный Нум сказал отцу своему:
— Если Прекрасная Нима не сестра мне, то я сам хочу жениться на ней!
Купец ответил:
— Нужно спросить на это разрешения у твоей матери.
Тогда Прекрасный Нум пошел к матери своей и, поцеловав руку ее, приложил ее к своему лбу; затем он сказал ей:
— Я хотел бы сделать Прекрасную Ниму, дочь рабыни нашей, тайной супругой моей.
И мать Прекрасного Нума ответила:
— Прекрасная Нима принадлежит тебе, дитя мое! Ибо отец твой купил ее на твое имя.
Тогда Прекрасный Нум, сын эр-Рабиа, сейчас же побежал к бывшей сестре своей, взял ее за руку и высказал ей свою любовь, и она высказала ему свою любовь, и в тот же вечер они вместе легли спать как счастливые супруги.
Затем все оставалось по-прежнему, и они жили так, наслаждаясь счастьем в течение пяти благословенных лет. И во всем городе Куфе не было более красивой, более кроткой и очаровательной женщины, чем юная супруга Прекрасного Нума. И не было другой такой просвещенной и ученой женщины. Ибо в самом деле, Прекрасная Нима посвящала все свои досуги изучению Корана, наук прекрасного куфического письма[49] и современного письма, словесности и поэзии, а также обучалась игре на струнных и других музыкальных инструментах. И она достигла такого совершенства в искусстве пения, что умела петь на пятнадцать различных ладов и, услышав одно только слово из первого стиха какой-нибудь песни, могла продолжать эту песню в течение многих часов и даже целой ночи с бесконечными вариациями, которые восхищали слушателей своими ритмами и трелями.
И сколько раз бывало, что Прекрасный Нум и рабыня его Прекрасная Нима сходили в жаркие часы дня в сад свой и садились на мрамор бассейна, наслаждаясь свежестью воды и прохладою камня.
Здесь они ели прекрасные арбузы с легкой тающей мякотью, и миндаль, и орехи, их каленые и соленые зернышки, и разные другие превосходные вещи. И они прерывали разговор свой, чтобы насладиться ароматом роз и жасминов или чтобы прочесть вслух какие-нибудь прелестные стихи. И тогда Прекрасный Нум просил рабыню свою аккомпанировать ему, и Прекрасная Нима брала свою гитару с двойными струнами, из которых она умела извлекать ни с чем не сравнимые звуки. И оба пели поочередно, один одну строфу, а другой — другую. И среди тысячи других чудесных песен они пели следующее:
— О девушка, взгляни! Дождем роскошным
Блестят вокруг и птицы, и цветы!
Так улетим на крыльях ветра мощных
В Багдад мы, знойный город куполов
И минаретов нежно-розоватых!
— Нет, мой эмир! Останемся еще
Мы здесь, в саду, средь золотистых пальм,
Склонив на руки головы свои,
Мы будем сладко грезить — о, блаженство!
— О девушка, идем! Алмазный дождь
На голубые листья ниспадает,
Красив изгиб развесистых ветвей
На фоне чистой, как кристалл, лазури.
Встань и стряхни серебряные капли,
Что в волосах запутались роскошных!
— Нет, мой эмир! Присядь сюда ко мне
И голову склони мне на колени,
Моих одежд испей благоуханье,
Весь аромат моих цветущих членов!
Прислушайся ты к песне ветерка…
О ночь!
И сколько раз бывало, что Прекрасный Нум и рабыня его Прекрасная Нима сходили в жаркие часы дня в сад свой и садились на мрамор бассейна.
В другой раз молодые люди пели, аккомпанируя себе уже на арфе, следующие стихи:
— Ах, счастлива, легка я и воздушна,
Как легкая танцовщица! О трели
Ярких флейт, смолкайте на устах;
Ваш стройный звон, гитары, прекратите
Под пальцами искусными — внимайте
Вы пению высоких, стройных пальм!
Как девушки, стоят они рядами,
В ночи прозрачной шепот их несется,
И звучный шелест их кудрей зеленых
Так стройно вторит песне ветерка…
Ах, счастлива, легка я и воздушна,
Как легкая танцовщица, порхаю!
— Аллаха совершенное созданье,
Моя благоуханная супруга,
На голос твой встают, танцуя, камни,
Слагаясь так в прекраснейшее зданье!
О, пусть Аллах, создавший красоту
Земной любви, дарует счастье нам,
О чудно-совершенная супруга!
— О свет очей моих, я для тебя
Старательно свои подкрашу веки;
В лавзонии[50] растворе ароматном
Искусно я окрашу кисти рук,
И финика отборными плодами
Покажутся тебе они тогда.
Потом куреньем нежно-благовонным
Я надушу и грудь свою, и плечи,
И тело все, чтоб кожей ароматной
Твои уста с отрадой упивались,
Как лакомством, о свет моих очей!
Итак, сын эр-Рабиа и дочь рабыни Тауфик проводили утра и вечера свои, живя сладостной, уединенной жизнью.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и с обычной скромностью умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Итак, сын эр-Рабиа и дочь рабыни Тауфик проводили утра и вечера свои, живя сладостной, уединенной жизнью.
Но — увы! — рука смертного не изгладит того, что начертано на челе его перстами Аллаха, и если б человек имел крылья, то и тогда не избег бы он судьбы своей.
Потому-то и Прекрасному Нуму с Прекрасной Нимой пришлось испытать на себе превратности судьбы.
Но благословение, почившее на них от природы и принесенное ими на землю, должно было оградить их от всякого непоправимого несчастья.
В самом деле, правитель Куфы, правивший городом от имени халифа, услышал о красоте Прекрасной Нимы, супруги сына купца эр-Рабиа, и подумал в душе своей: «Мне непременно нужно найти какое-нибудь средство овладеть этой Прекрасной Нимой, которая отличается, по слухам, такими совершенствами и так искусна в пении! Это будет великолепный подарок владыке моему, эмиру правоверных Абд аль-Малику ибн Марвану».
И вот однажды правитель Куфы решил привести это намерение свое в исполнение; и с этой целью он призвал к себе одну хитрую, ловкую старуху, которой поручали в обыкновенное время отыскивать молодых рабынь и специально обучать их. И он сказал ей:
— Пойди, пожалуйста, в дом купца эр-Рабиа и познакомься с рабыней сына его, молодой женщиной, которую зовут Прекрасной Нимой и которая, по слухам, так искусна в пении и блистает такой красотой. И тем или другим способом ты должна завлечь ее сюда, ибо я хочу послать ее в дар халифу Абд аль-Малику.
А старуха ответила:
— Слушаю и повинуюсь!
И сейчас же стала приготовляться к исполнению этого поручения.
Утром, в первый же час после рассвета, она надела на себя платье из грубой шерсти, намотала на шею огромные четки из бесчисленных зернышек, привязала к поясу бутылку, сделанную из тыквы, взяла в руки костыль и направилась усталою походкою к дому эр-Рабиа, останавливаясь время от времени с глубокими вздохами:
— Хвала Аллаху! Нет Бога, кроме Аллаха, нет прибежища, кроме Аллаха! Один Аллах велик!
Так всхлипывала она всю дорогу, к великому умилению прохожих, пока не подошла к дверям жилища эр-Рабиа. Тогда она постучала в двери, говоря:
— Аллах всемилостив! О Творец! О Промыслитель!
Тогда ей отворил двери привратник, почтенный старик, давнишний служитель эр-Рабиа. Увидав перед собою благочестивую старицу и вглядевшись в нее, он нашел, что лицо ее не выражает никакой святости, а совершенно наоборот; он, со своей стороны, очень не понравился старухе, которая бросила на него косой взгляд. И привратник невольно почувствовал этот взгляд и, чтобы отвратить от себя действие дурного глаза, поспешил мысленно проговорить: «Пять пальцев моей левой руки в твоем правом глазу и пять пальцев моей правой руки в твоем левом глазу»[51]. Потом он спросил ее громким голосом:
— Что тебе угодно, моя старая тетушка?
Она ответила:
— Я бедная старушка, у которой нет другой заботы, кроме молитвы. А так как я вижу, что приближается час молитвы, то я хотела бы войти в этот дом, чтобы совершить обязанности, подобающие этому святому дню.
Но, услышав эти слова, добрый привратник возмутился и сказал ей сердитым голосом:
— Проходи мимо! Это ведь не мечеть и не молельня, а дом эр-Рабиа и сына его Прекрасного Нума!
Старуха ответила:
— Я знаю это! Но есть ли мечеть или молельня, более достойная молитвы, чем благословенное жилище эр-Рабиа и сына его Прекрасного Нума? А кроме того, о привратник с иссохшим лицом, ты должен знать, что я женщина, известная в самом Дамаске, во дворце эмира правоверных. И я странствую, чтобы посетить все святые места и помолиться во всех домах, достойных молитв.
Но привратник ответил:
— Допустим, что ты святая, но этого еще недостаточно, чтобы я впустил тебя сюда. Иди себе своим путем-дорогой!
Но старуха стала упрашивать его и так долго настаивала на своем, что голос ее достиг ушей Прекрасного Нума, который вышел, чтобы узнать, в чем дело, и услышал, как старуха говорила привратнику:
— Можно ли воспрепятствовать такой женщине, как я, войти в дом Прекрасного Нума, сына эр-Рабиа, если даже крепко запертые двери эмиров и великих мира сего всегда широко открываются передо мною?