И потому нет ничего удивительного, что внезапно раздался стук в наружную дверь дома. Зобейда, которая услышала его первая, сказала Родимому Пятнышку:
— Поди-ка посмотри, кто это стучит в дверь.
И Родимое Пятнышко тотчас пошел отворять.
Между тем в эту ночь халиф Гарун аль-Рашид, почувствовав какое-то стеснение в груди, сказал визирю своему Джафару, меченосцу Масруру и любимому поэту своему, сладостному Абу Нувасу[73]:
— Я чувствую некоторое стеснение в груди. Пойдемте немного прогуляемся по улицам Багдада, чтобы найти, чем развлечься, и облегчить сердце!
И все четверо оделись персидскими дервишами и отправились бродить по улицам Багдада в надежде на какое-нибудь забавное приключение. И таким образом подошли они к дому Зобейды и, услышав пение и игру на музыкальных инструментах, согласно обычаю дервишей постучали в дверь без малейшего стеснения.
Когда Родимое Пятнышко увидел дервишей, то, зная долг гостеприимства и находясь, сверх того, в самом прекрасном расположении духа, принял их весьма радушно, ввел в прихожую и принес им поесть. Но они отказались от еды, говоря:
— Во имя Аллаха! Утонченный дух не нуждается в пище, чтобы услаждать чувства свои, но лишь в гармонии. А между тем мы убеждаемся, что созвучия, слышимые нами с улицы, замолкли, когда мы вошли. Не настоящая ли певица так чудесно пела здесь?
Родимое Пятнышко ответил:
— О нет, господа мои! Это пела моя супруга.
И он рассказал свою историю от начала и до конца, не пропуская ни одной подробности. Но нет никакой нужды повторять ее теперь.
Тогда начальник братства дервишей, которым был сам халиф, сказал Родимому Пятнышку, которого он находил привлекательным в высшей мере и к которому почувствовал внезапное расположение:
— Сын мой, ты можешь быть спокоен относительно этих десяти тысяч динариев, которые ты должен бывшему мужу твоей супруги. Я начальник братства дервишей Багдада, которое насчитывает сорок членов. Живем мы, благодарение Аллаху, в достатке, и десять тысяч динариев не являются с нашей стороны жертвой. И я обещаю тебе доставить их в течение этих десяти дней. Но пойди и попроси свою супругу спеть нам что-нибудь из-за занавеса, чтобы возвысить души наши. Ибо, сын мой, музыка одним заменяет обед, другим — лекарство, а иным — опахало; для нас же она представляет все эти три качества зараз.
Родимое Пятнышко не заставил больше просить себя, и супруга его Зобейда охотно согласилась спеть для дервишей. И радость их была велика, и они провели чудную ночь, то слушая пение, то от всего сердца отзываясь на него: «Ах! Ах!», то приятно беседуя, то слушая веселые импровизации поэта Абу Нуваса, которого красота юноши приводила в восторженное исступление.
С наступлением утра мнимые дервиши поднялись, и халиф, прежде чем уйти, положил под подушку, на которую опирался в течение ночи, кошелек, содержащий на первый раз сто золотых динариев, — все, что он имел при себе в эту минуту. Затем они распростились со своим молодым хозяином, выразив ему благодарность устами Абу Нуваса, который тут же сочинил изящные стихи и дал себе слово в душе своей отнюдь не терять его из виду.
В середине дня Родимое Пятнышко, которому Зобейда передала сто динариев, найденных ею под подушкой, собирался выйти из дому, чтобы сделать на базаре кое-какие покупки, когда, отворяя дверь, она увидел перед домом пятьдесят мулов, тяжело нагруженных тюками с материей, и на одном из мулов в великолепной сбруе — молодого невольника-абиссинца с прелестным личиком, с коричневого цвета телом, держащего в руке свернутое в свиток послание.
Увидев Родимое Пятнышко, хорошенький маленький невольник быстро соскочил с седла, подбежал, поцеловал землю перед юношей и, передавая ему послание, сказал ему:
— О господин мой Родимое Пятнышко, я только что прибыл из Каира, посланный к тебе отцом твоим и моим господином Шамзеддином, старостой купцов этого города. Я привез тебе пятьдесят тысяч динариев в ценных товарах и сверток, содержащий подарок от твоей матери, предназначенный для супруги твоей Сетт Зобейды, состоящий из расшитого золотом игольника, украшенного драгоценными каменьями, и золотого чеканного кувшина.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Родимое Пятнышко был до такой степени изумлен и обрадован в одно и то же время этим чудесным событием, что сначала даже не подумал о том, чтобы ознакомиться с содержанием письма. А развернув его, он прочитал следующее: «После самых совершенных пожеланий счастья и здоровья от Шамзеддина сыну его Ала ад-Дину Родимое Пятнышко.
Знай, о возлюбленный сын мой, что весть о постигшем твой караван несчастье и о потере твоего имущества дошла и до меня. И я тотчас же снарядил для тебя новый караван из пятидесяти мулов, нагруженных товарами ценою в пятьдесят тысяч золотых динариев. Сверх того, мать твоя посылает тебе прекрасную одежду, которую сама вышивала, и в подарок супруге твоей игольник и кувшин, которые, осмеливаемся думать, будут приятны ей.
По правде говоря, мы с некоторым удивлением узнали, что ты послужил подставным лицом при разводе, связанным с троекратным отречением. Но коль скоро ты находишь, что эта молодая женщина тебе по своему вкусу, то, конечно, ты хорошо сделал, что оставил ее у себя.
Поэтому товары, которые доставит тебе маленький абиссинец Салим, послужат тебе, и с излишком, для того, чтобы уплатить те десять тысяч динариев, которые ты должен первому ее мужу в качестве возмещения.
Мать твоя и все наши живут в счастье и здоровье, надеются на скорое твое возвращение и шлют тебе свои сердечные приветствия и величайшее выражение своей нежности.
Живи долго счастливым».
Это письмо и неожиданное прибытие этих богатств повергли Родимое Пятнышко в такое волнение, что он ни на минуту не задумался о неправдоподобности этого события. И он поднялся к супруге своей и сообщил ей о происшедшем. И не успел он еще закончить свои разъяснения, как постучали в дверь, и отец Зобейды и первый муж ее вошли в прихожую. Они пришли, чтобы попытаться уговорить Родимое Пятнышко развестись по полюбовному соглашению.
И вот отец Зобейды сказал Родимому Пятнышку:
— Сын мой, сжалься над первым моим зятем, который сильно любит свою бывшую супругу. Аллах послал тебе богатства, которые позволят тебе купить самых прекрасных невольниц всего рынка, а также вступить в законный брак с дочерью самого знатного из эмиров. Возврати же этому бедному человеку его прежнюю супругу, и он согласится быть твоим рабом!
Но Родимое Пятнышко ответил:
— Именно для того и послал мне Аллах все эти богатства, чтобы я мог щедро вознаградить моего предшественника. И я расположен отдать ему этих пятьдесят мулов с товарами и даже хорошенького абиссинского невольника Салима и оставить себе из всего этого лишь подарок, предназначенный для моей супруги, а именно игольник и кувшин. — Потом он прибавил: — Но если дочь твоя Зобейда согласится вернуться к своему прежнему мужу, то я согласен, в свою очередь, освободить ее.
Тогда тесть вошел к Зобейде и спросил ее:
— Гм! Согласна ты вернуться к своему первому мужу?
Она ответила, замахав руками:
— Йа Аллах! Йа Аллах! Но он же никогда не знал цену клумб в моем саду и всегда останавливался на полпути! Нет, клянусь Аллахом! Я остаюсь с юношей, который исследовал меня во всех направлениях!
Когда первый муж убедился, что всякая надежда для него потеряна, то впал в такое горе, что печенка его лопнула в тот же час и он умер.
Вот и все о нем.
Что же касается Родимого Пятнышка, то он продолжал наслаждаться с очаровательной и нежной Зобейдой; и каждый вечер после пиршества и различных забав, совокуплений и других подобных вещей он устраивал с ней концерт, слушая который, скалы пустились бы в пляс, и птицы задержали бы свой полет в глубине небес.
Однако на десятый день своего супружества он вдруг вспомнил об обещании, данном ему начальником дервишей, прислать ему десять тысяч динариев и сказал супруге своей:
— Ты видишь, что это начальник обманщиков. Если бы я ждал исполнения его обещания, то уже умер бы от голода в тюрьме! Клянусь Аллахом! Если я встречу его еще раз, то скажу ему, что думаю о его лживых обещаниях.
Затем, так как наступал вечер, он велел зажечь светильники в приемной зале и собирался устроить концерт, как делал это всякую ночь, когда раздался стук в дверь. Он пожелал сам отпереть и был немало изумлен, увидав четырех дервишей, которые были здесь прошлой ночью. Он расхохотался им в лицо и сказал:
— Добро пожаловать, лжецы и обманщики! Я все же приглашаю вас войти; ибо Аллах избавил меня от того, чтобы когда-либо нуждаться в ваших услугах. И притом вы хотя лжецы и лицемеры, но все же очень милые и благовоспитанные люди.
И он ввел их в приемную залу и попросил Зобейду спеть им что-нибудь из-за занавеса. И она спела так, что, слушая ее, можно было потерять рассудок, скалы пустились бы в пляс и птицы задержали бы свой полет в глубине небес.
Но вот начальник дервишей поднялся и вышел за своей надобностью.
Когда один из мнимых дервишей, поэт Абу Нувас, наклонился к уху Родимого Пятнышка и сказал ему…
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
Тогда поэт Абу Нувас наклонился к уху Родимого Пятнышка и сказал ему:
— О дорогой гость наш, позволь мне предложить тебе один вопрос. Как мог ты поверить хоть на минуту тому, что отец твой Шамзеддин прислал пятьдесят мулов, нагруженных богатствами? Ну подумай, сколько дней нужно, чтобы добраться из Багдада в Каир?
Он ответил:
— Сорок пять дней.
Абу Нувас спросил:
— А чтобы вернуться?
Он ответил: