При этих словах царь Гардобий возрадовался великою радостью и, обняв Зат ад-Давахи, поцеловал ее в голову и немедленно послал людей на розыски: за мусульманскими учеными и за молодыми красавицами, девственными и отличающимися округлостью грудей.
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Рассказывали мне, о царь благословенный, что царь Гардобий немедленно послал людей на розыски мусульманских ученых и молодых красавиц, девственных и отличающихся округлостью грудей. И он осыпал ученых почестями и подарками и принял их чрезвычайно милостиво; затем он поручил им этих прекрасных молодых девушек, выбранных с особенным вниманием, и просил дать им самое тщательное мусульманское воспитание. И ученые повиновались и в точности выполнили приказание царя.
Вот что сделал царь Гардобий.
Что же касается Омара аль-Немана, то, когда он вернулся с охоты и, войдя в свой дворец, узнал о бегстве Абризы и ее исчезновении, он был чрезвычайно разгневан и воскликнул:
— Как могло случиться, что женщина вышла из моего дворца и никем не была замечена?! Если все мое царство так же хорошо охраняется, как мой дворец, то всем нам угрожает неминуемая погибель! Но в другой раз, когда поеду на охоту, я сумею найти стражу для дверей своих!
В то время как он говорил это, вернулся из своего путешествия Шаркан и предстал перед отцом своим, который сообщил ему об исчезновении Абризы. И с этого дня Шаркан не мог более выносить вида отцовского дворца, тем более что маленькая Нозхату и маленький Даул Макан были предметом самой нежной заботы со стороны царя. И с каждым днем Шаркан становился все более и более печальным, так что царь однажды сказал ему:
— Что с тобой, сын мой? Отчего ты так желтеешь лицом и худеешь телом?
А Шаркан сказал ему:
— О отец мой, по многим причинам пребывание мое в этом дворце становится нестерпимым для меня. Поэтому я прошу тебя как милости назначить меня начальником какой-нибудь крепости, где я похороню себя на остаток моих дней!
Затем он проговорил стихи великого мастера изречений:
Жить в удаленье будет мне отрадней,
Чем здесь остаться. Там мои глаза
Не будут видеть, уши не услышат
Того, что здесь напоминает мне
Утраченную милую подругу!
Тогда царь Омар аль-Неман понял причину скорби сына своего Шаркана, и принялся утешать его, и сказал:
— О дитя мое, да исполнится желание твое! А так как самым значительным городом моей империи является город Дамаск, то я назначаю тебя с сегодняшнего дня правителем Дамаска.
И он немедленно велел позвать придворных писцов и всех знатных людей своего царства и назначил Шаркана в их присутствии правителем Дамаска. И указ о назначении его был написан и обнародован всему собранию; и сейчас же были сделаны все приготовления к отъезду его; и Шаркан простился со своим отцом и со своею матерью и с визирем Данданом, которому он дал свои последние поручения. Затем, приняв клятвы преданности от эмиров, и визирей, и знатных людей, он взял свою свиту и пустился в путь и остановился только тогда, когда прибыл в Дамаск.
И жители встретили его звуками флейт, и кимвалов, и труб, и рожков, и они разукрасили город по случаю его приезда, и устроили иллюминацию, и вышли навстречу ему торжественным шествием двумя раздельными рядами: одни, держась правой стороны, а другие — левой. Вот как они приняли Шаркана!
Что же касается царя Омара аль-Немана, то несколько времени спустя после отъезда Шаркана в Дамаск он призвал к себе ученых, которым было поручено воспитание двух детей его, Нозхату и Даул Макана. И ученые сказали царю:
— О властелин наш, мы можем наконец возвестить тебе, что дети твои окончили свое воспитание и обучение и знают все наставления мудрости, и искусство вежливости, и словесность, и правила поведения.
Тогда царь Омар аль-Неман понял причину скорби сына своего Шаркана, и принялся утешать его.
При этом известии царь Омар аль-Неман был чрезвычайно доволен и сделал ученым великолепные подарки. И действительно, он мог убедиться, что дети его прекрасны, и особенно сын его Даул Макан, которому было теперь четырнадцать лет, делался все привлекательнее и красивее, и становился разумным и замечательным юношей, и отличался в то же время благочестием и усердием в исполнении религиозных обрядов, и любил бедных, и предпочитал всему на свете посещение ученых, поэтов и общество людей, изучавших право и Коран. И все жители Багдада, мужчины и женщины, любили его и призывали на него благословение Аллаха.
Но вот случилось однажды, что в Багдад прибыли паломники, шедшие из Ирана в Мекку для исполнения ежегодных священных обязанностей хаджа[27], а затем в Медину — для посещения гробницы пророка (да пребудет над ним молитва и мир Аллаха!).
Едва только Даул Макан увидел паломников, как в нем возгорелось благочестие, и он подбежал к царю, отцу своему, и сказал ему:
— Я пришел к тебе, о отец мой, чтоб испросить у тебя позволения совершить святое паломничество.
Но царь Омар аль-Неман постарался отговорить его от этого и не дал ему своего позволения, говоря:
— Ты еще слишком молод, сын мой. Но в будущем году, если угодно будет Аллаху, я сам пойду на хадж и непременно возьму тебя с собой.
Но Даул Макан, находя, что будущее слишком отдаленно, побежал к сестре своей Нозхату, которая как раз в это время собиралась молиться. Он дал ей закончить молитву, а затем сказал:
— О Нозхату! Меня мучит желание пойти на хадж и посетить гробницу пророка (да пребудет над ним молитва и мир!). И я просил разрешения на это у отца нашего, но он отказал мне. Поэтому я хочу теперь достать немного денег и уйти в паломничество тайно от всех, а главное, от отца нашего!
Тогда Нозхату, загоревшись тем же желанием, воскликнула:
— Да благословит тебя Аллах! Клянусь тебе, о брат мой, что и я пойду с тобой, и ни за что не останусь здесь, и не откажусь от посещения гробницы пророка (да пребудет над ним молитва и мир!).
Он сказал:
— Хорошо. С наступлением ночи приходи ко мне. А главное, остерегайся говорить об этом кому бы то ни было!
И вот в полночь Нозхату встала, оделась в мужское платье, которое дал ей брат, бывший одного роста и одного возраста с ней, захватила немного денег и вышла, направляясь прямо к дверям дворца. Там она встретила брата своего Даул Макана, который ожидал ее с двумя верблюдами. Тогда Даул Макан помог своей сестре взобраться на одного из опустившихся наземь верблюдов, а сам сел на другого; и животные поднялись и пустились в путь, и под покровом ночи они подошли и незаметным образом присоединились к паломникам. И весь караван, шедший из Ирана, вышел из Багдада и направился к Мекке.
И Аллаху было угодно, чтобы путешествие это совершилось в полном благополучии. И вскоре все паломники прибыли с миром в святую Мекку.
Здесь Даул Макан и Нозхату предались безмерной радости, восходя на гору Арафат и исполняя согласно предписанию священные обряды; а когда они обходили Каабу[28], счастью их не было границ!
Но они не захотели ограничиться Меккой и решили в благочестивом рвении своем поехать также в Медину и поклониться гробнице пророка (да пребудет над ним молитва и мир!).
Тогда, перед тем как расстаться с паломниками, которые собирались вернуться в свою страну, Даул Макан сказал Нозхату:
— О сестра моя! Я очень хотел бы теперь посетить и святой город Ибрахима[29], друга Аллаха, который евреи и христиане называют Иерусалимом.
А Нозхату сказала:
— И я тоже.
Тогда, согласившись на этот счет между собою, они воспользовались отъездом маленького каравана и отправились в святой город Авраама.
После очень затруднительного путешествия они приехали наконец в Иерусалим; но Даул Макан и Нозхату заболели в пути белой лихорадкой; молоденькая Нозхату через несколько дней выздоровела, но Даул Макан продолжал хворать, и состояние его только ухудшалось. И вот, приехав в Иерусалим, они наняли маленькую комнатку в одной из гостиниц, и Даул Макан распростерся в углу, мучимый болезнью; и болезнь эта настолько усилилась, что Даул Макан наконец совершенно потерял сознание и впал в бред. И добрая Нозхату ни на минуту не покидала его и была чрезвычайно озабочена и печальна при мысли, что она находится одна в чужой стране и что некому утешить ее и помочь ей.
И так как болезнь не отступала и продолжалась уже немалое время, Нозхату истратила наконец последние свои средства и не имела более ни единой драхмы. Тогда она послала на базар мальчика из гостиницы, который прислуживал путешественникам, дав ему одно из своих платьев, чтобы он продал его и выручил сколько-нибудь денег. И мальчик из гостиницы сделал это. И Нозхату продолжала поступать таким образом, ежедневно продавая что-нибудь из своих вещей и ухаживая за своим братом, пока у нее не истощились и эти источники для выручки денег. И у нее ничего более не осталось, кроме старого платья, в которое она была одета, и старой, изодранной скатерти, которая служила подстилкою для нее и ее брата.
Тогда, увидев себя решительно без всяких средств к существованию, бедная Нозхату молча залилась слезами.
Но в тот же самый вечер Даул Макан волею Аллаха пришел в чувство и почувствовал некоторое облегчение и, обернувшись к сестре своей, сказал:
— О Нозхату! Я чувствую, что силы мои возвращаются, и мне очень хотелось бы поесть жареной баранины.
А Нозхату сказала ему:
— Ради Аллаха! О брат мой, на что же купить мяса? Я не могу решиться просить милостыни у добрых людей. Однако не беспокойся, завтра же утром я пойду к какому-нибудь богатому человеку и наймусь к нему служанкой. Таким образом я смогу заработать то, что нам нужно. И во всем этом одно только тяжело мне — это необходимость оставлять тебя на целый день в полном одиночестве. Но что делать! Нет сил и прибежища, кроме Аллаха Всевышнего, о брат мой! И Он один может помочь нам вернуться в нашу страну!