Услышав эти необычайные и красноречивые слова, купец был на вершине удивления и восторга, и в его сердце значительно возросло расположение к Нозхату; и, преисполненный уважения к ней, он спросил:
— Без сомнения, о чудная девушка, ты была похищена из дворца, обманута и продана. И вероятно, ты сведуща в науках и в чтении Корана.
И Нозхату сказала:
— Действительно так! Я знаю Коран и правила мудрости; и кроме того, медицинские науки; книгу введения в науку о всеисцеляющем составе; комментарии к сочинениям Гиппократа и Галиэка Мудрого[36], к которым сама составила примечания; я читала книги философские и логику; я знаю свойства простых тел и разъяснения Ибн аль-Байтара[37]; я спорила с учеными о «Каноне» Ибн Сины[38], я нашла загадочное объяснение аллегорий и разобрала его; я чертила все геометрические фигуры; я говорила со знанием дела об архитектуре; я долго изучала гигиену и книги Шафии[39]; синтаксис, грамматику и историю языка; я посещала общество ученых и образованных людей всех отраслей знаний; и я сама автор нескольких книг о красноречии, арифметике, чистом силлогизме; и мне знакомы таинственные и божественные науки; и я запомнила все, чему училась! А теперь дай мне калям и лист бумаги, чтобы написать тебе это письмо! И я напишу тебе это письмо хорошо рифмованными стихами, чтобы во все время пути из Дамаска в Багдад ты мог бы иметь удовольствие читать его и перечитывать и не нуждался бы в книгах для дороги, потому что оно будет услаждать твое уединение и будет скромным другом твоих досугов.
Тогда бедный купец остолбенел от удивления и воскликнул:
— Аллах! Аллах! Счастливо жилище, которое приютит тебя! И как счастлив будет тот, кто будет жить под одним кровом с тобой!
И он почтительно принес ей чернильницу и другие принадлежности. И Нозхату взяла калям, обмакнула его в пропитанный чернилами тампон, попробовала его сперва на ногте и написала такое стихотворение:
Эти строки рукой начертала своей
Та, чьи мысли смятенье, как волны, бросает;
Жжет бессонница веки усталых очей,
И от бдений ее красота увядает;
День иль ночь одинаково тягостны ей,
Одиноко на ложе она изнывает,
И в безмолвии долгих печальных ночей
Только звездам она свою скорбь поверяет!
Так жалобу слагаю я свою
В размере строгом, с рифмой однородной;
В воспоминанье глаз твоих, о милый,
Свои стихи искусно я сплетаю!
Дней блаженства не знала я в жизни моей,
Моя младость ни полного счастья не знает,
Ни улыбки веселой средь радостных дней,
Ведь в разлуке с тобой никогда не смыкает
Мне живительный сон утомленных очей.
И напрасно печаль моя ветру вверяет
Свои вздохи. Не хочет их ветер полей
Донести до того, к кому сердце пылает…
Я не смею просить. Но под песней моей
Мое имя жестокий пускай прочитает:
Несчастная, далекая от близких,
От родины, измученная тяжко
Умом и сердцем
Нозхату Заман.
Когда Нозхату закончила, она посыпала песком лист бумаги и подала его купцу, который почтительно взял его, приложил к губам, потом ко лбу, спрятал в кусок атласной материи и воскликнул: — Слава Тому, Который создал тебя, о дивное существо!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И узнала я, о царь благословенный, что купец воскликнул:
— Слава Тому, Который создал тебя, о дивное существо!
И он не знал, чем угодить своей гостье; и он выказывал ей все знаки уважения и восхищения; и подумал он, что прежде всего нужно предложить ей пойти в хаммам, в чем она, вероятно, нуждалась. И в самом деле, молодая девица поспешила согласиться; и он провожал ее до хаммама, идя впереди и неся завернутые в кускок бархата чистые одежды, которые она должна была надеть после посещения хаммама. И он позвал лучшую массажистку и сказал ей, что она должна заботиться о молодой девице, и прибавил:
— А когда она вымоется, ты позовешь меня.
И пока Нозхату мылась с помощью массажистки, старый купец пошел на базар, чтобы купить разного рода плоды и шербеты, и поставил все это на подиум, на котором Нозхату должна была одеваться.
Тогда массажистка по окончании купанья, поддерживая Нозхату, довела ее до подиума и завернула ее в простыни и в надушенные полотенца; и обе они принялись есть плоды и пить шербеты; а когда закончили, то отдали остальное сторожу хаммама.
И в эту минуту пришел добрый купец, неся ящик из сандалового дерева. Он поставил его на возвышение и открыл, призывая имя Аллаха, и приступил, помогая массажистке, к одеванию Нозхату, чтобы вести ее затем к Шаркану.
И вот началось одевание. Прежде всего купец подал Нозхату тонкую шелковую рубашку и вытканный золотом головной шарф, стоивший тысячу динариев. Потом надел ей платье, скроенное по турецкой моде и все вышитое золотыми нитями, а на ноги — башмаки из красного сафьяна, надушенные мускусом; и эти башмаки были усеяны золотыми блестками и украшены цветами, в которые были вкраплены жемчужины и драгоценные камни. Потом он продел ей в уши подвески из жемчуга, каждая из которых стоила по тысяче золотых динариев; а на шею надел он ей золотое ожерелье филигранной работы, и на грудь — сетки из драгоценных камней, и опоясал ее десятью рядами янтарных шариков и золотых полумесяцев; и в каждом янтарном шарике горел рубин, а в каждом полумесяце было девять жемчужин и десять бриллиантов. Так была одета молодая Нозхату, и было на ней драгоценных украшений более чем на сто тысяч золотых динариев.
Тогда купец попросил ее следовать за ним, и вышел с нею из хаммама, и шел впереди с важным и почтительным видом, отстраняя прохожих на ее пути. И все прохожие изумлялись ее красоте, очаровывались ее убранством и восклицали:
— Йа Аллах! Машаллах![40] Слава Ему в Его созданиях! О, блажен человек, кому она принадлежит!
А купец шел впереди, и она шла за ним, пока не прибыли они во дворец Шаркана, правителя Дамаска.
И когда шейх вошел к Шаркану, он поцеловал землю между рук его и сказал:
— Я принес тебе несравненный подарок, прекраснейший и чудеснейший предмет, соединяющий в себе все дары, все качества и все упоения!
Тогда Шаркан сказал ему:
— Поспеши показать мне это!
И купец вышел и вернулся, ведя за руку Нозхату, и поставил ее перед своим повелителем. Но Шаркан не узнал в этой красавице сестру свою Нозхату, которую оставил в Багдаде еще ребенком и которую, впрочем, никогда и не видел по причине зависти, которую почувствовал при рождении брата своего Даул Макана. И беспредельно было его восхищение при виде этого дивного стана и выдающихся форм, в особенности же когда купец прибавил:
— Вот этот несравненный предмет, единственный в нашем веке. Но кроме красоты, дарованной ей природой, она обладает всеми добродетелями, она сведуща во всех божественных, гражданских, политических и математических науках. И она может ответить на все вопросы величайших ученых Дамаска и всего государства.
Ни минуты не колеблясь, Шаркан сказал купцу:
— Скажи казначею, чтобы он уплатил тебе ее стоимость, оставь мне эту девушку и иди с миром!
Тогда купец сказал:
— О доблестный принц, девушку эту я предназначал царю Омару аль-Неману, твоему отцу; и я пришел к тебе только для того, чтобы просить тебя дать мне письмо к нему; но так как она тебе понравилась, то пусть остается здесь. Твое желание господствует у меня в уме и сердце. Но взамен я попрошу тебя освободить отныне от пошлин все мои товары и дозволить мне не платить никаких налогов.
Тогда Шаркан сказал:
— Дарую тебе это. Но все-таки скажи мне, во что обошлась тебе молодая девица, чтобы я мог уплатить тебе эту цену.
И купец сказал:
— Она стоила мне сто тысяч золотых динариев.
Шаркан тотчас же призвал казначея и сказал ему:
— Уплати немедленно этому почтенному шейху двести тысяч золотых динариев и, сверх того, еще сто двадцать тысяч. И кроме того, дай ему лучшее почетное платье из моих шкафов. И пусть отныне знают, что он находится под моим покровительством и что с него никогда не должно требовать никакого налога. Затем Шаркан призвал четырех дамасских великих кади[41] и сказал им…
Но тут Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
продолжила:
Потом Шаркан призвал четырех дамасских великих кади и сказал им:
— Вы будете свидетелями, что от сей минуты, я дарую свободу этой молодой невольнице и делаю ее своею супругой.
Тогда четыре кади поспешили написать свидетельство об освобождении Нозхату, а потом они написали брачный договор и скрепили его своею печатью. А Шаркан не преминул в своей щедрости раздать большое количество золота всем присутствующим, чтобы заявить о своей радости, и полными горстями рассыпал золото, которое подбирали слуги и невольники.
Затем Шаркан отпустил всех присутствуюших и оставил при себе только четырех кади и купца. И обратился он к кади и сказал:
— Теперь я хочу, чтобы вы выслушали слово, которое скажет нам эта молодая девица для доказательства своего красноречия и знания и для того, чтобы вы проверили утверждение этого старого купца.
И кади ответили:
— Мы слушаем и повинуемся!
Тогда Шаркан велел опустить большой занавес посередине залы и поставил молодую девицу за занавес, чтобы она не смущалась и могла свободно говорить, не стесняясь перед чужими людьми.
И как только занавес опустился, служанки окружили свою новую госпожу и помогли ей освободиться от некоторых одежд; и они восхищались ею, и удивлялись ее совершенствам, и в радости своей целовали ей руки и ноги. Со своей стороны, и супруги эмиров и визирей не замедлили узнать новость и поспешили явиться к Нозхату, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение и услышать слово, которое она скажет перед Шарканом и великими кади Дамаска. И прежде чем отправиться к ней, они испросили разрешения своих супругов.