После этого я бегу совершать омовение, беру воду обеими руками, обливаю свое тело и, наконец, славлю Аллаха за Его благодеяния!
Тогда халиф воскликнул:
— Поистине, ты прекрасно ответил, и потому я хотел бы, чтобы ты попросил у меня чего-нибудь.
А колченогий Абу бар-Каиса сказал:
— Я попрошу только о том, чтобы правосудие было одинаково для всех! — и ушел.
А халиф Муавия сказал:
— Если бы во всей иранской стране был только один такой мудрец, этого было бы достаточно.
Вот и в царствование халифа Умара ибн аль-Хаттаба, казначеем был старый Моаикаб.
Но тут Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно приостановила свой рассказ.
А когда наступила
она сказала:
Еще узнала я, о царь благословенный, что молодая Нозхату сказала:
— В царствование халифа Умара ибн аль-Хаттаба казначеем был старый Моаикаб. Меньшой же сын Умара пришел однажды к Моаикабу со своей кормилицей. И Моаикаб дал ребенку серебряную драхму. Но некоторое время спустя халиф призвал его к себе и сказал ему:
— О расточитель! Что ты сделал!
А Моаикаб, бывший человеком неподкупным, воскликнул:
— Что же я сделал, о эмир правоверных?
И Умар сказал:
— О Моаикаб, эта серебряная драхма, данная тобою моему сыну, есть кража у всего мусульманского народа!
И Моаикаб признал, что то была ошибка, и во всю остальную жизнь свою не переставал говорить: «Где найдется на земле столь великий человек, как Умар?»
Рассказывают также, что халиф Умар вышел однажды погулять ночью в сопровождении почтенного Аслама Абу Зейда. И увидел он вдали пылающее пламя; он подошел, думая, что присутствие его может принести пользу, и увидел бедную женщину, разжигавшую костер под котелком; и около нее было двое тщедушных детей, которые жалобно стонали. И Умар сказал:
— Мир тебе, о женщина! Что же делаешь ты здесь одна в холодную ночь?
Она же ответила:
— Господин, я согреваю немного воды, чтобы дать напиться моим умирающим от голода и холода детям; но наступит день, когда Аллах спросит отчета у халифа Умара за то, что мы находимся в такой нищете.
Переодетый халиф был чрезвычайно растроган и спросил:
— Но разве, о женщина, ты думаешь, что Умар знает о твоей нужде и не помогает тебе?
Она ответила:
— Так зачем же ему быть халифом, если он не знает о нужде своего народа и каждого из своих подданных?
Тогда халиф замолчал и сказал Асламу Абу Зейду:
— Пойдем скорей отсюда!
И шел он быстро, пока не дошел до своих амбаров; он вошел туда, вытащил мешок с мукой и кувшин, наполненный бараньим жиром, и сказал Абу Зейду:
— Помоги мне взвалить это на спину, о Абу Зейд!
Абу Зейд воспротивился и сказал:
— Позволь мне нести все это, о эмир правоверных!
Но халиф сказал:
— Разве тебе придется нести тяжесть моих грехов в День воскрешения мертвых?
И он заставил взвалить на свои плечи и мешок, и кувшин с бараньим жиром. И с этой ношей халиф быстро направился к бедной женщине; и взял он муки, и взял он жиру, и положил в котелок над костром, и своими руками приготовил эту пищу, и сам наклонялся над огнем, чтобы раздувать его, а так как у него была очень длинная борода, то дым пробирался между ее волосами.
Когда же еда была готова, Умар предложил ее женщине и маленьким детям, которые ели досыта, по мере того как Умар охлаждал пищу своим дыханием. Потом Умар оставил им мешок с мукой и кувшин с жиром и ушел, говоря Абу Зейду:
— О Абу Зейд, теперь, когда я видел этот огонь, свет его просветил меня!
На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И узнала я, о царь благословенный, что молодая Нозхату продолжала так:
— И тот же халиф Умар, встретив однажды невольника, гнавшего стадо своего господина, остановил его и хотел купить у него овцу. Но пастух отвечал:
— Она не принадлежит мне.
Тогда халиф сказал пастуху:
— Примерный невольник, я куплю тебя самого и дам тебе свободу!
И купил он пастуха у его хозяина и освободил, потому что Умар говорил себе: «Не каждый день встречаешь неподкупного человека!»
В другой раз дочь Умара, Хафса, пришла к нему и сказала:
— О эмир правоверных, я узнала, что последний поход твой доставил тебе много денег. Потому я по праву родства пришла попросить их у тебя немножко.
Но Умар ответил ей:
— О Хафса, Аллах поставил меня стражем достояния мусульман. Я не прикоснусь к нему ради твоего удовольствия и моего отеческого чувства к тебе, и таким образом не будут нарушены интересы всей совокупности моего народа!
Тут Нозхату, стоя за занавесом, услышала восклицания своих слушателей, выражавших величайшее восхищение. На минуту она умолкла, а потом сказала:
— Теперь я буду говорить о третьих вратах; это врата добродетели. Я буду приводить примеры из жизни сподвижников пророка (мир и молитва над ним!) и праведных людей из мусульман.
Нам передают, что Хасан аль-Басри[49] сказал:
— Нет ни одного человека, который перед смертью не пожалел бы о трех вещах: о том, что ему не удалось воспользоваться всем, что скопил в течение своей жизни, о том, что ему не удалось достичь того, на что он постоянно надеялся, и о том, что не мог осуществить долгое время обдумываемый замысел.
Однажды кто-то спросил у Абу Суфьяна[50]:
— Может ли быть добродетельным богатый человек?
И Суфьян ответил:
— Может, а именно в том случае, когда терпеливо переносит превратности судьбы, а также когда благодарит человека, которому оказал великодушие, говоря: «О брат мой, тебе я обязан тем, что совершил доброе перед Аллахом дело!»
А когда Абдаллах бен-Шаддад[51] почувствовал приближение смерти, он призвал сына своего Мухаммеда и сказал:
— Вот, о Мухаммед, мои последние советы: храни благочестие по отношению к Аллаху у себя дома и в обществе людей; будь всегда правдив в своих речах; всегда прославляй Аллаха за Его дары, потому что благодарение ведет за собою новые благодеяния. И знай, сын мой, что счастье не в накопленном богатстве, а в благочестии; Аллах же даст тебе все.
Рассказывают также, что, когда благочестивый Умар ибн Абд аль-Азиз[52] сделался восьмым омейядским халифом, он собрал всех членов семьи Омейядов[53], которые были очень богаты, и заставил их отдать ему все свои богатства, которые он немедленно возвратил в казну. Тогда все они пошли к Фатиме, дочери Меруаны, тетки халифа, которую Умар очень уважал, и просили ее вывести их из затруднения. И Фатима пошла к халифу ночью и молча села на ковер. Халиф же сказал ей:
— О тетка моя, ты имеешь что сказать?
Но Фатима отвечала:
— О эмир правоверных, ты господин, и я не осмелюсь заговорить первая. Впрочем, тебе все известно, даже и то, по какой причине я пришла сюда.
Тогда Умар ибн Абд аль-Азиз сказал:
— Великий Аллах послал своего пророка Мухаммеда (да будет над ним мир и благословение!) для того, чтобы он был бальзамом для людей и утешением для всех будущих поколений. Тогда Мухаммед собрал и взял все, что счел нужным, но оставил людям поток для утешения жажды до конца веков. На мне же, халифе, лежит долг не давать этому потоку ни уклониться от его пути, ни затеряться в пустыне.
Но тут Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
И узнала я, о царь благословенный, что молодая Нозхату, между тем как Шаркан и четверо кади и купец слушали ее за занавесом, так продолжала свой рассказ:
— На мне же, халифе, лежит долг не давать этому потоку ни уклониться от своего пути, ни затеряться в пустыне.
Тогда тетка его Фатима сказала ему:
— О эмир правоверных, я поняла твои слова, и мои стали излишними.
И пошла она к Омейядам, которые дожидались ее, и сказала им:
— О потомки Муавии I[54], вы не ведаете, как богаты вы тем, что имеете халифом Умара ибн Абд аль-Азиза.
И тот же халиф Умар ибн Абд аль-Азиз, чувствуя приближение смерти, собрал вокруг себя всех детей своих и сказал им:
— Благоухание бедности приятно Господу!
Тогда один из присутствующих, Маслама ибн Абд аль-Малик, сказал ему:
— О эмир правоверных, как можешь ты оставлять детей своих в бедности, когда ты их отец и пастырь народа и мог бы сделать их богатыми, черпая из казны? Разве это не лучше, чем оставлять все эти богатства твоему преемнику?
Тогда умирающий на своем ложе халиф сильно вознегодовал, изумился и сказал:
— О Маслама, как мог бы я дать им пример такой бесчестности в последние минуты моей жизни, между тем как во всю мою жизнь я вел их по прямому пути? О Маслама, мне пришлось присутствовать на погребении одного из моих предшественников, одного из сыновей Марвана, и глаза мои видели нечто и поняли. И тогда я поклялся себе не поступать так, как он поступал при своей жизни, если когда-нибудь мне придется быть халифом.
А этот самый Маслама ибн Абд аль-Малик передает нам вот что.
— Однажды, говорит он, когда я уснул, вернувшись с похорон одного шейха, аскета, мне привиделся сон; я увидел во сне этого уважаемого шейха в одеянии белее жасмина; он гулял в пленительном месте, орошаемом проточною водою и освежаемом ветерком, напоенным благоуханием лимонного цвета. И сказал он мне: «О Маслама, чего бы я ни сделал в жизни для такого конца!»
И узнала я, что в царствование Умара ибн Абд аль-Азиза один человек, ремесло которого состояло в доении овец, отправившись повидаться с другом своим, пастухом, увидел среди стада двух волков, которых принял за собак, и испугался их дикого вида и сказал пастуху: