— Если ты так торопишься к полуденной молитве, то, право, ты можешь быть вполне спокоен, ибо нам остается целых три часа до нее — ни более ни менее. Я никогда не ошибаюсь в своих расчетах.
Я сказал ему:
— Ради самого Аллаха! Избавь меня от этих рассуждений, ибо ты изорвал мне ими всю печень!
Тогда он снова взялся за бритву и принялся править ее, как и раньше, и наконец начал мало-помалу брить мне голову, но при этом он не мог удержаться от разговоров и сказал:
— Я очень огорчен твоей нетерпеливостью, но если бы ты захотел открыть мне причину ее, то это было бы тебе в пользу и во благо. Ибо ты ведь знаешь теперь, как твой покойный отец ценил меня и что он ничего не предпринимал, не посоветовавшись со мной.
И тут я увидел, что у меня нет никакого средства к избавлению, и подумал в душе своей: «Вот время молитвы уже приближается, я должен спешить к молодой девушке, иначе будет поздно, и едва я успею прийти туда, как люди кончат молитву и выйдут из мечетей. И тогда все погибло для меня!»
Поэтому я сказал цирюльнику:
— Кончай скорей и брось все эти пустые разглагольствования и это нескромное любопытство! Если же ты непременно хочешь знать, в чем дело, то знай, что я должен пойти к одному из своих друзей, от которого получил настоятельное приглашение на пир.
Услышав эти слова — «приглашение и пир», — цирюльник сказал мне:
— Да благословит тебя Аллах! И да будет этот день полон великого благополучия для тебя! Ибо ты напомнил мне о том, что я пригласил к себе на сегодня нескольких друзей и что я совершенно позабыл приготовить им обед. Я только сейчас вспомнил об этом, но теперь уж поздно.
Тогда я сказал ему:
— Не беспокойся о том, что поздно, я помогу этому делу. Так как я сам не обедаю дома, а отправляюсь на пир, то я предоставляю тебе все, что у меня приготовлено по части разных блюд, яств и питья, но только с условием, чтобы ты сейчас же покончил с этим делом и поскорее обрил мне голову.
Он ответил мне:
— Да осыплет тебя Аллах дарами Своими и да вознаградит тебя Своими благословениями! Но будь так добр, о господин мой, перечисли мне те вещи, которыми ты хочешь одарить меня, чтобы я знал их!
Я сказал ему:
— Я имею для тебя пять котлов, в которых заключаются всякого рода восхитительные вещи: фаршированные баклажаны и тыквы, виноградные листья с фаршем и лимонной приправою, клёцки с начинкою из толченой ржи и скоблёного мяса, рис с томатами и мелкими кусочками баранины, рагу с маленькими луковками; кроме того, у меня есть десять жареных цыплят и жареный баран; потом у меня есть два подноса: один с кенафой[26], другой с пирожным из сладкого сыра на меду; потом плоды всех сортов: огурцы, дыни, яблоки, лимоны и свежие финики — и еще многое другое!
Тогда он сказал мне:
— Вели принести все это сюда, чтоб я мог посмотреть.
И я велел принести все эти вещи, а он рассмотрел их и всего попробовал и сказал мне:
— Великодушие твое — истинное великодушие. Но недостает еще напитков!
Я сказал:
— У меня есть и это!
Тогда он сказал:
— Вели принести и их!
И я велел принести шесть сосудов, наполненных напитками шести разных сортов, и он попробовал из каждого и сказал:
— Да ниспошлет на тебя Аллах все Свои милости! Как ты великодушен! Но недостает еще ладана, бензоя[27] и ароматов для курения в зале, а также розовой воды и воды из померанцевых цветов для окропления моих гостей!
Тогда я велел принести ему ящик, наполненный серою амброй, кусочками алоэ, нардом[28], мускусом, ладаном и бензоем, стоимостью больше чем на пятьдесят золотых динариев; и я не забыл также о благовонных маслах и о серебряных кропильницах с душистыми водами. И, так как времени оставалось все меньше и меньше и грудь моя все более стеснялась, я сказал цирюльнику:
— Возьми все это! Но кончай скорее с бритьем моей головы, ради самого Мухаммеда, да осенит его мир и молитвы Аллаха!
Тогда цирюльник сказал мне:
— Ради Аллаха! Я не приму этого ящика, прежде чем не открою его и не осмотрю содержимое!
Тогда я приказал моему молодому слуге открыть ящик, а цирюльник отложил свою астролябию и, оставив большую часть моей головы небритой, сел на корточки на пол и стал перебирать находившиеся в ящике благовония и эссенции: ладан, мускус, серую амбру, кусочки алоэ; и он нюхал одно за другим так степенно и медленно, что моя душа от нетерпения едва не рассталась с телом. Затем он поднялся и поблагодарил меня и, взяв свою бритву, спокойно приступил к бритью моей головы. Но едва он взялся за это, как вдруг снова остановился и сказал мне:
— Ради Аллаха! Я не знаю, право, о дитя мое, кого из вас я должен более благословлять и восхвалять теперь: тебя или твоего покойного отца? Ибо, в самом деле, если я задам пир сегодня, то этим я буду всецело обязан твоему великодушию и твоим щедрым дарам. Но не признаться ли? Ведь все приглашенные мною мало достойны такого роскошного пиршества, ибо все они, как и я, люди простого звания. Но зато все они обворожительны и весьма интересны своими личностями. И если я должен перечислить их тебе, то вот они: во-первых, бесподобный Цейтун, растиральщик в хаммаме; затем веселый шутник Сали, продавец печеного и толченого волошского гороха; Гаукол, продавец квашенных бобов; Гакрашат, продавец овощей; Галиф, подметальщик навоза, и, наконец, Гакареш, продавец простокваши. Все эти приглашенные мною друзья, так же как и я сам, слуга твой, отнюдь не отличаются ни болтливостью, ни неприличным любопытством, но все они добрые ребята, умеющие пожить и способные разогнать чужую хандру. Самый незначительный из них значительнее в моих глазах, чем самый могущественный царь. И в самом деле, ты должен знать, что каждый из них известен всему Багдаду какою-нибудь особенною пляскою и песнею. И если желаешь, я сейчас же пропляшу и пропою тебе пляску и песню каждого из них.
Итак, вот, смотри на меня! Вот пляска моего друга Цейтуна, растиральщика! Вот! А что касается песни его, то вот она:
Она мила, моя подруга жизни,
А в нежности она бы превзошла
Овечку нежную и нежную голубку.
Как страстно я люблю и как любим я сам!
Она меня с такою страстью любит,
Что стоит мне уйти лишь на минуту, —
И с плачем на постель она бросается мою.
Она мила, моя подруга жизни,
А в нежности она бы превзошла
Овечку нежную и нежную голубку.
— Теперь, о господин мой, — продолжал цирюльник, — что касается моего друга Галифа, подметальщика навоза, то вот и его пляска!.. Ты видишь, как она увлекательна и полна одновременно искусства и веселости!
А вот тебе и песня его:
О, горе мне! Моя жена скупа.
И если б ей я был во всем покорен,
То с голоду уж умер бы давно.
О, горе мне! Моя жена — урод.
И если б я послушался ее,
То должен был сидеть всегда бы дома.
Моя жена хлеб в ящиках скрывает,
И хлеба есть я вволю не могу.
Моя жена настолько безобразна,
Что, увидав ее, и негр бы убежал.
Пора, давно пора мне от нее сбежать!
Затем цирюльник, не давая мне времени выразить хотя бы знаком мой протест, изобразил все пляски своих друзей и пропел все их песни.
Потом он сказал мне:
— Вот что они умеют делать, мои друзья! Если бы ты хотел посмеяться, я бы посоветовал тебе ради собственного удовольствия и ради нашего общего удовольствия пойти со мной и составить нам компанию, оставив в покое тех друзей, которые, по твоим словам, просили тебя прийти. Ибо я еще вижу на лице твоем следы усталости, и ты едва оправился от болезни; а возможно, что среди своих друзей ты встретишь любителей пустословия, скучных болтунов, а также людей нескромных и любопытных, из-за которых ты, чего доброго, опять заболеешь, и еще серьезнее, чем прежде.
Тогда я сказал цирюльнику:
— На сегодня я никак не могу принять твоего приглашения, но когда-нибудь в другой раз я им воспользуюсь.
Он отвечал мне:
— Повторяю, что самое выгодное для тебя — поспешить ко мне и теперь же воспользоваться обществом моих друзей и насладиться их удивительными качествами. Таким образом, ты поступишь согласно изречению поэта:
Лови, мой друг, минуты счастья в жизни,
Коль счастие тебя улыбкою дарит,
И пользуйся сегодня наслажденьем —
Ведь завтра может уж его не быть!
Не каждый день нам радости приносит.
И не всегда к твоим устам, мой друг,
Свои уста подставит наслажденье.
Не забывай, что женщина судьба
И, как все женщины, она непостоянна.
Выслушав все эти назидания и словоизлияния, я не мог удержаться от смеха, хотя в сердце моем тяжко кипела ярость; затем я сказал ему:
— Теперь я приказываю тебе закончить бритье, для которого ты был позван, и предоставить мне свободу идти путем Аллаха и под святым покровом Его. Ты же, в свою очередь, отправишься к своим друзьям, которые в настоящее время должны уже нетерпеливо ожидать тебя.
Он отвечал мне:
— Но почему же ты отказываешься? Ведь, право, я прошу тебя только об одном: позволить мне познакомить тебя с моими друзьями, этими превосходными товарищами, которые так далеки от малейшей нескромности, что — уверяю тебя, — как только ты увидишь их, тебе не захочется более посещать других и ты сейчас же покинешь всех своих друзей.
Я сказал ему:
— Да ниспошлет тебе Аллах еще большее счастье в дружбе с ними. Я же, со своей стороны, обещаю тебе, что сам приглашу их на пир, который устрою когда-нибудь для них!
Тогда этот проклятый цирюльник согласился с моими рассуждениями, но при этом сказал:
— Так как я вижу теперь, что на сегодня ты все-таки предпочитаешь пиршество своих друзей и их общество обществу моих друзей, то подожди, по крайней мере, пока я сбегаю домой и отнесу туда все припасы, которыми я обязан твоей щедрости; я выложу их на скатерть перед гостями, и так как все друзья мои не так