глупы, чтобы обидеться, если я предоставлю им почтить стол мой в мое отсутствие, то я скажу им, чтобы они не рассчитывали на меня и не ожидали моего возвращения, а сам сейчас же вернусь сюда и отправлюсь вместе с тобою туда, куда ты собираешься идти.
Тогда я воскликнул:
— О! Нет прибежища и власти, кроме как у Аллаха Всесильного и Всемогущего! О человек! Иди же наконец к друзьям своим и веселись себе с ними на здоровье, а меня отпусти к моим друзьям, которые должны ожидать моего прибытия как раз теперь.
Цирюльник же сказал мне:
— О нет, ни за что я не допущу, чтобы ты шел один!
Я ответил ему, делая величайшие усилия над собою, чтобы не разразиться оскорблением:
— Но пойми же наконец, что никто, кроме меня, не должен идти в то место, куда я иду!
Он сказал мне:
— А! Понимаю! Вероятно, ты идешь на свидание с девушкой! Ибо в противном случае ты непременно взял бы меня с собой. Однако ты должен знать, что я достоин этой чести, как никто другой в мире, и притом я мог бы очень пригодиться тебе во всем, что ты будешь делать. А кроме того, я сильно опасаюсь, что эта девушка — коварная чужестранка. В таком случае — беда тебе, если ты будешь один! Не выбраться тебе оттуда живым! Ибо в таком городе, как Багдад, подобные свидания далеко не безопасное дело, о, далеко нет! А особенно с тех пор, как у нас водворился этот новый правитель, который относится к таким вещам с ужасающею суровостью; ибо говорят, что он лишен зебба[29] и яиц, а потому из зависти и ненависти он безжалостно карает все приключения подобного рода!
При этих словах я не мог усидеть на месте и закричал с яростью:
— О ты, распроклятый из всех негодяев и злодеев! Кончишь ты или нет все эти разглагольствования, которыми ты меня душишь?
Тогда цирюльник решился замолчать на время и, взяв свою бритву, обрил мне наконец всю голову. Но пока он производил все это, наступило время полуденной молитвы, и, быть может, даже молитва уже шла, и скоро должна была начаться проповедь.
Тогда я сказал ему, чтобы заставить его убраться:
— Иди же к своим друзьям и отнеси им все эти яства и все эти напитки, а я обещаю подождать тебя, чтобы ты мог пойти со мною на это свидание.
И я очень настаивал на этом и убеждал его согласиться.
Тогда он сказал мне:
— Я отлично вижу, что ты хочешь провести меня и, отделавшись от меня, пойдешь один. Но предупреждаю тебя, что, поступая таким образом, ты рискуешь попасть в такую беду, что не найдешь ни выхода из нее, ни спасения. Поэтому заклинаю тебя: в твоих же собственных интересах не трогаться с этого места, покуда я не вернусь и не смогу пойти с тобою, чтобы видеть, чем кончится все это приключение!
Я сказал ему:
— Да! Но ради Аллаха, не медли слишком, возвращайся скорее!
Тогда цирюльник попросил, чтобы я помог ему взвалить на спину все те вещи, которые я ему дал, а на голову — два больших подноса с пирожными, и, нагруженный таким образом, вышел от меня. Однако — будь он проклят! — едва он успел выйти на улицу, как подозвал к себе двух носильщиков, передал им свою ношу, приказал им отнести все это к нему домой, в такое-то место, а сам спрятался в темном переулке, ожидая моего выхода.
Что же касается меня, то я немедленно встал, умылся с величайшею поспешностью и, одевшись в свое лучшее платье, вышел из дому.
Но в ту же самую минуту я услышал крик муэдзинов на минаретах, которые сзывали верующих на полуденную молитву этого святого дня, пятницы:
Бисмиллах Рахмани Рахим![30]
Хвала Аллаху, Господу вселенной,
Милостивому и Милосердному!
Всевышний Владыка, Единый Судия в день Страшного суда,
Тебе поклоняемся, к Твоей помощи прибегаем!
Наставь нас на путь правый,
На путь тех, кого осыпал Ты Своими благодеяниями,
А не на путь навлекших на себя гнев Твой
И не на путь заблудших!
Итак, я вышел на улицу и поспешно направился к дому молодой девушки. Подойдя к дверям кади, я случайно обернулся и при входе в переулок увидел проклятого цирюльника. Тогда, заметив, что дверь дома была полуотворена для меня, я вбежал туда и быстро захлопнул дверь за собой. Во дворе я увидел старуху, которая сейчас же провела меня в верхний этаж, где жила молодая девушка.
Но едва я вошел туда, как мы услышали, что по улице идут люди: это был кади, отец молодой девушки, который в сопровождении своей свиты возвращался с молитвы. И я увидел на улице цирюльника, который стоял и дожидался меня. Что же касается кади, то молодая девушка успокоила меня, сказав, что отец посещает ее лишь изредка и что вообще я имею полную возможность укрыться от его взоров.
Но на мое несчастье, Аллаху угодно было, чтобы произошел случай, имевший самые роковые для меня последствия. В самом деле, по какому-то особому совпадению в этот самый день одна из молодых рабынь кади навлекла на себя наказание. И кади, едва войдя в дом, принялся бить эту молодую рабыню и, должно быть, очень больно сек ее по спине, потому что она начала издавать неистовые вопли, и тогда один из находившихся в доме негров вошел, чтобы попробовать заступиться за нее, а взбешенный кади набросился с розгами и на него; и негр этот тоже принялся вопить. Тогда поднялся такой гвалт, что вся улица взволновалась, а злополучный цирюльник вообразил, будто это меня схватили и мучают и это я испускаю эти крики. Тогда он сам стал издавать ужаснейшие крики, рвать на себе одежду, посыпать голову пылью и умолять о помощи прохожих, которые начинали собираться вокруг него. И он плакал и говорил:
— В доме кади избили господина моего!
Потом, не переставая кричать, бросился в сопровождении всей толпы к моему дому и сообщил об этом всем домашним и слугам моим, которые сейчас же вооружились палками и прибежали к дому кади, испуская ужасные вопли и возбуждая друг друга. Они прибежали всей толпой, и во главе их — цирюльник, который продолжал рвать свое платье и безумно кричать перед дверью кади, за которою находился я. Услышав перед своим домом такой шум и крик, кади посмотрел в окно и увидел толпу беснующихся людей, которые стучали в его дверь палками. Тогда, поняв, что дело разыгралось не на шутку, он спустился, отворил дверь и воскликнул:
— Что вы, добрые люди? Что случилось?
А слуги мои закричали ему:
— Ты убил нашего господина!
Он сказал им:
— Но кто же он, ваш господин, и что он такого сделал, чтобы я убил его?
Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что занимается утро, и скромно умолкла.
И когда наступила
она сказала:
Рассказывали мне, о царь благословенный, что удивленный кади сказал им:
— Что же такого он сделал, ваш господин, чтобы я убил его? И что натворил здесь, среди вас, этот цирюльник, беснующийся, как осел?
Тогда цирюльник воскликнул:
— Ты только что заколотил насмерть палками господина моего, а я был на улице и слушал его крики!
Кади отвечал:
— Но кто же он, господин твой? Откуда ты? Где он? Кто мог привести его сюда? И что он сделал такого, чтобы заслужить палочные удары?
Цирюльник сказал:
— О злосчастный кади! Не прикидывайся, ибо я знаю всю историю и причину, по которой господин мой пришел в дом твой, и все подробности этого дела. Я знаю в самом деле и хочу, чтобы все знали теперь, что дочь твоя влюблена в моего господина и что господин мой отвечает ей взаимностью. И я сам сопровождал его сюда. И вот ты застал его в постели с дочерью своей и с помощью слуг своих избил его до смерти палками. Поэтому я заставлю тебя пойти со мною к нашему халифу, к единственному нашему судье, если только ты не предпочтешь возвратить нам господина нашего и не вознаградишь его за все то зло, которое ты сделал ему, и не отдашь его нам, мне и родным его, целым и невредимым. В противном случае я принужден буду войти в твой дом и освободить его силой. Поспеши же возвратить его нам!
При этих словах кади смутился и растерялся, и ему стало стыдно всех присутствующих. Однако он сказал цирюльнику:
— Если только ты не простой лгун, то войди в дом мой — я позволяю тебе это — и ищи его повсюду, где хочешь, чтобы освободить его.
Тогда цирюльник устремился в дом кади.
Что же касается меня, то во время этой сцены я стоял у окна за деревянною решеткой, и, увидев, что цирюльник ворвался в дом, чтобы разыскивать меня, я хотел бежать. Но напрасно я искал выход: через какую бы дверь я ни бросился, повсюду меня могли заметить либо домашние, либо цирюльник. Тогда в одной из комнат, где я искал выхода, я нашел большой пустой деревянный сундук и поспешно влез туда, чтобы спрятаться, и, закрыв над собою крышку, затаил дыхание.
Цирюльник же, обыскав весь дом, вошел наконец в ту комнату, где я находился, и, осмотревшись по сторонам, увидел сундук. Тогда этот проклятый, ничего не говоря, смекнул, что внутри сидел я, поднял сундук, взгромоздил его себе на голову и понес его; и в то время как я умирал со страха, он быстро вышел на улицу. Но волею судьбы, в то время как он нес меня, собравшаяся толпа захотела видеть, что было в сундуке, и мгновенно сорвала крышку. Тогда, будучи не в силах вынести своего стыда и криков толпы, я стремительно поднялся и спрыгнул на землю, но так быстро, что сломал себе ногу. С этих-то пор я и сделался хромым. Но в ту минуту я не мог думать ни о чем другом, как только о том, чтобы убежать и скрыться; а так как вокруг меня была необычайная давка, я стал бросать в толпу пригоршни золота; и, воспользовавшись происшедшей суматохою, когда все эти люди бросились подбирать золото, я протиснулся между ними и пустился бежать со всех ног. Таким образом, я обежал большую часть самых глухих улиц Багдада. Но каков же был мой ужас, когда я вдруг увидел за собою цирюльника, который громко кричал мне:
— О добрые люди! Слава Аллаху! Я отыскал господина моего! Меня хотели уличить в привязанности моей к господину моему! Но Аллах не допустил торжества злобствующих и дал мне победить их и предназначил меня для спасения его из их рук! — Затем он сказал, продолжая бежать вслед за мной: — О господин мой! Ты видишь теперь, как дурно ты поступил, дав волю своему нетерпению и не слушаясь моих советов! А без помощи Аллаха, избравшего меня для спасения твоего, с тобою расправились бы еще хуже и навек искалечили бы тебя! Проси же Аллаха хранить мою жизнь, чтобы я мог служить тебе и был для тебя прозорливым руководителем, ибо ты сам мог убедиться теперь, что ты слаб духом, несдержан и глуповат! Но куда ты так бежишь, господин? Подожди меня!