Но известие о злоключениях этого несчастного брата моего эль-Куза скоро достигло и меня. И я сейчас же пустился на розыски его и в конце концов нашел его — как раз в ту минуту, когда его снимали в бесчувственном состоянии со спины верблюда. Тогда, о глава правоверных, я почел своею обязанностью оказать ему приют, позаботиться о его излечении и тайно привезти его в Багдад, где я обеспечил ему возможность есть и пить и спокойно проживать до конца дней его.
Вот история моего злополучного брата эль-Куза.
Что касается моего пятого брата, то его приключение очень замечательно и покажет тебе, о глава правоверных, насколько я осторожнее и мудрее моих братьев.
ИСТОРИЯ ЭЛЬ-АШАРА, ПЯТОГО БРАТА ЦИРЮЛЬНИКА
Это именно тот из братьев моих, о глава правоверных, у которого были отрезаны уши, а также и нос. Его называли эль-Ашар, потому ли, что он был велик и тучен и имел такой большой живот, как у беременной верблюдицы, или потому, что он был похож на большой котел. Но все это не мешало ему проявлять в течение целого дня необычайную лень, тогда как по ночам он исполнял всякого рода поручения и зарабатывал себе деньги для следующего дня разными непозволительными и довольно странными способами.
Но по смерти отца моего мы получили в наследство каждый по сто драхм серебром. И эль-Ашар, как и все мы, взял доставшиеся ему сто драхм, но совершенно не знал, какое употребление сделать из них. Наконец между тысячей других мыслей ему взбрела мысль приобрести партию разной стеклянной посуды и продавать ее в розницу; это ремесло показалось ему привлекательнее всякого другого, потому что не требовало особенно много движения.
Итак, брат мой эль-Ашар сделался торговцем стеклянной посудой.
С этою целью он купил большую корзину, где можно было держать посуду, выбрал себе уголок на многолюдной улице и расположился здесь, поставив корзину с посудой перед собой. Он спокойно уселся, прислонился спиною к стене дома и стал предлагать свой товар проходящим, выкрикивая:
— О капли солнца! О алебастровые груди молодых девушек! О глаза моей кормилицы! О затвердевшее, холодное дыхание девственниц, о стекло! О мед окрашенный, о стекло!
Но чаще всего эль-Ашар сидел молча и, плотно прислонившись к стене, предавался своим мечтам. И вот о чем думал эль-Ашар в один из таких дней, во время пятничной молитвы:
«Я поместил в приобретение этой посуды весь свой капитал, а именно сто драхм. Без сомнения, мне удастся продать все это за двести драхм. На эти двести драхм я куплю еще стеклянной посуды и продам ее за четыреста драхм. И так я буду все продавать и покупать и опять продавать, пока не наживу себе большого состояния. Тогда я накуплю себе разных москательных[34] товаров и благовоний и не перестану торговать до тех пор, пока доходы мои не станут очень и очень значительными. Тогда я смогу купить себе большой дворец, рабов, лошадей и сёдел с чехлами из расшитой золотом парчи; и буду есть и пить, и не будет ни одной певицы в городе, которую я не пригласил бы петь у меня на дому. Потом я войду в сношения со всеми наиболее опытными свахами всего Багдада и пошлю их для переговоров с дочерьми царей и визирей; и не пройдет особенно много времени, и я окажусь женатым по крайней мере на дочери великого визиря! Ибо до меня дошел слух, что эта молодая девушка отличается особенной красотой и исполнена совершенств из совершенств; и я дам за нее выкуп в тысячу динариев золотом. И я не сомневаюсь, что отец ее, великий визирь, сейчас же изъявит согласие на этот брак; а если он не захочет согласиться, ну, тогда я похищу у него дочь под самым его носом и привезу ее в мой дворец. Потом я куплю себе десять молоденьких юношей для моих личных услуг.
Потом закажу себе царственные одежды, какие носят только султан и эмир; и прикажу самому искусному ювелиру сделать мне золотое седло, украшенное жемчугом и разными драгоценными камнями. И тогда, сев на прекраснейшую лошадь, которую я куплю у главы бедуинов в пустыне или выпишу из табунов племени анасази, поеду по городу с многочисленными рабами впереди, вокруг и позади меня; и таким образом я приеду к дворцу великого визиря, который при моем приближении поднимется в честь меня и уступит мне свое место, а сам будет стоять передо мною и почтет за особое счастье признать себя моим тестем. И я возьму с собой двух молодых рабов, и каждый из них понесет большой кошелек, и в каждом кошельке будет по тысяче динариев.
И я дам один кошелек великому визирю как выкуп за его дочь, а другой кошелек просто подарю ему, чтобы показать ему мою щедрость, мое великодушие, а также и то, что весь мир не имеет особенной цены для меня.
Потом я с важностью возвращусь в дом мой, а когда моя невеста пришлет ко мне какую-нибудь особу, чтобы передать мне свои приветствия, я осыплю золотом эту особу и одарю ее драгоценными тканями и великолепными одеждами. А если визирь вздумает прислать мне какие-нибудь свадебные подарки, я не приму их и отошлю ему обратно, хотя бы это был очень дорогой подарок; и таким образом я покажу ему, как возвышенна моя душа и сколь мало я способен к малейшей неделикатности. Затем я сам назначу день моей свадьбы и установлю подробности брачной церемонии и прикажу ничего не жалеть для великолепия пиршества и не скупиться на число и качество музыкантов, певцов, певиц и танцовщиц. И я сделаю во дворце своем все нужные приготовления, уберу его, и развешу повсюду ковры, и усыплю пол цветами от самого входа до торжественной залы, и прикажу полить пол розовой водою и другими благовонными водами.
А в брачную ночь я облекусь в мои лучшие одежды и взойду на трон, поставленный на возвышении, который будет обтянут со всех сторон расшитыми шелковыми тканями с узорами из цветов и приятных для глаза цветных линий. И в продолжение всей церемонии и в то время, как будут водить посреди залы жену мою, сияющую во всех своих прелестях более, чем полная луна в месяце Рамадане[35], я останусь неподвижным и важным и даже не взгляну на нее и не поверну голову ни вправо, ни влево, чтобы выказать таким образом все величие моего характера и всю мудрость мою! И наконец, жену мою подведут ко мне, и она будет стоять передо мной во всей свежести своей красоты и благоухая чудесными ароматами. А я даже и не пошевелюсь, а, напротив того, буду сидеть равнодушно и важно до тех пор, пока все женщины, присутствующие на свадьбе, не приблизятся ко мне и не скажут: «О господин наш и венец голов наших! Вот супруга и раба твоя почтительно стоит перед тобой, ожидая, чтобы ты удостоил ее взглядом! Она так устала стоять! И она ждет лишь приказания твоего, чтобы сесть!»
Но я не произнесу ни единого слова и заставлю их еще настоятельнее добиваться ответа моего. И тогда все женщины и все приглашенные преклонятся пред величием моим и падут ниц, многократно лобызая землю.
Тогда только я соглашусь опустить глаза мои и удостоить взглядом жену мою, но не более как одного-единственного взгляда, а затем снова подниму глаза и приму вид глубочайшего равнодушия. И служанки уведут жену мою, а я тоже поднимусь и пойду переменить одежды мои, чтобы облечься в другие, еще более богатые и роскошные. И тогда вторично приведут новобрачную к трону моему, тоже в другом одеянии и в другом убранстве, сплошь покрытую разными драгоценностями, золотом и самоцветными камнями и надушенную другими благовониями, еще гораздо более приятными. И опять я буду сидеть и ждать, чтобы меня еще и еще раз просили взглянуть на жену мою, и сейчас же опять подниму глаза, чтобы не смотреть на нее. И так буду я действовать до тех пор, пока все церемонии не окончатся…»
Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и с обычною скромностью не захотела пользоваться больше в эту ночь данным ей разрешением.
А когда наступила
она рассказала царю Шахрияру продолжение этой истории:
Говорили мне, о царь благословенный, что цирюльник закончил рассказ о приключениях пятого брата своего, эль-Ашара, следующим образом:
— «…пока все церемонии не окончатся. Тогда я прикажу нескольким молодым рабам моим взять кошелек с пятьюстами динариями мелкой монетой и разбросать эти монеты пригоршнями по всей зале, а затем распределить такую же сумму между всеми музыкантами и певцами, и такую же сумму — между прислужницами жены моей. После этого прислужницы отведут жену мою в ее опочивальню, куда явлюсь и я сам, но не иначе как заставив долго ждать себя. Подойдя к ней, я пройду, не глядя на нее, между женщинами, выстроившимися в комнате двумя рядами, и сяду на диван, и потребую себе кубок с благовонной и сладкой водой, и, воздав хвалу Аллаху, буду спокойно попивать ее.
Что же касается жены моей, то я по-прежнему совершенно не буду замечать ее присутствия, тогда как она, лежа на кровати, будет ожидать, чтобы я подошел к ней. И чтобы хорошенько унизить ее, и заставить почувствовать мое превосходство, и дать ей понять, как мало я ценю ее, я не скажу ей ни единого слова и таким образом покажу ей, как я намерен обращаться с ней в будущем. Ибо только этим способом можно сделать женщин покорными, кроткими и нежными. И в самом деле, вскоре войдет в комнату и подойдет ко мне дочь моего дяди[36], и станет целовать мне голову и руки и скажет: «О господин мой! Удостой взглянуть на рабу твою, дочь великого визиря, которая страстно желает, чтобы ты подошел к ней, и скажи ей из милости хоть одно-единственное слово!»
Но, несмотря на эти почтительные слова дочери моего дяди, которая не посмеет назвать меня мужем из опасения показаться нескромной, я не удостою ее никакого ответа. Тогда она будет всячески умолять меня, стараясь меня растрогать, и, я уверен, кончит тем, что бросится к ногам моим и станет целовать их, так же как и полы моего платья, много-много раз, и скажет мне: «О господин мой! Клянусь тебе Аллахом, что дочь великого визиря прекрасна и невинна! Клянусь тебе Аллахом, что никогда ни один мужчина не видел дочери визиря без покрывала и не знает даже цвета глаз ее! Будь милостив, перестань срамить и унижать ее! Посмотри, как она смиренна и покорна; она ждет лишь какого-нибудь знака от т