И Али Нур успокоился и сказал:
— Вот это поистине прекрасная мысль!
Тогда маклер удалился, вышел на середину базара, взял за руку Анис аль-Джалис и подвел ее к визирю эль-Могину бен-Сауи и сказал ему:
— О господин, владелец этой невольницы — вот этот человек, который следует в нескольких шагах за мною. Вот он уже подходит к нам.
И действительно, Али Нур приблизился к ним, грубо схватил Анис аль-Джалис, ударил ее кулаком и закричал:
— Несчастье на твою голову! Разве не знаешь ты, что я вывел тебя на базар, только чтобы исполнить мою клятву? Возвращайся же поскорее домой и смотри не будь впредь так же непослушна, как до сих пор! Уж не думаешь ли ты, что мне нужны деньги от этой мнимой продажи? Случись нужда, я скорее продам последнюю мебель и все, что относится к ней, прежде чем подумать о том, чтобы вывести тебя на базар!
При этих словах Али Нура визирь Бен-Сауи закричал:
— Несчастье на твою голову, сумасшедший молодой человек! Ты говоришь так, как будто у тебя осталась какая-нибудь мебель или вообще что-нибудь для купли-продажи. Мы знаем все, что у тебя нет более ни обола!
Сказав это, он хотел подойти к нему и насильно схватить его. И при виде этого все купцы и все маклеры обратили свои взоры на Али Нура, который был очень известен и любим всеми, так как они помнили еще его отца, их сильного и доброго покровителя, визиря Фадледдина.
Тогда Али Нур сказал им:
— Все вы пришли, чтобы слышать наглые слова этого человека; и я теперь прошу всех вас быть свидетелями!
И, в свою очередь, визирь сказал им:
— О торговцы, только из уважения к вам я отказываюсь убить одним ударом этого нахала!
Но купцы начали потихоньку переглядываться и делать друг другу знаки глазами, как бы говоря: «Поддержим Али Нура!»
И громким голосом они сказали:
— Поистине, это дело нас не касается! Разделывайтесь сами как знаете!
И Али Нур, который по своей природе был полон задора и отваги, потянул за узду коня визиря, одной рукой схватил визиря и стащил его с седла и бросил на землю. Потом он наступил коленом на его грудь, и начал бить его кулаками в голову, в живот и по всему телу, и плевал ему в лицо, и говорил ему:
— Собака, сын собаки, сын прелюбодейки, да будет проклят твой отец, и отец твоего отца, и отец твоей матери, о проклятый! О презренный!
И потом он изо всей силы ударил его кулаком в челюсть и выбил у него несколько зубов; и кровь потекла по бороде визиря, который был брошен в самую середину грязной лужи.
При виде этого десять невольников, сопровождавших визиря, схватились за свои сабли и обнажили их и хотели броситься на Али Нура, убить его и изрубить его в куски.
Но все окружающие не позволили им этого и кричали:
— Что вы хотите делать и во что вы вмешиваетесь?! Ваш господин — визирь, это правда, но разве не знаете вы, что и тот тоже сын визиря?! Разве вы, безумные, не боитесь, что они завтра могут помириться, и тогда вы сами понесете все последствия этого?!
И невольники увидели, что те более благоразумны, и воздержались.
И когда Али Нур устал наносить удары, он отпустил визиря, который мог теперь подняться, весь в грязи, крови и пыли, и на глазах всей толпы, которая была далека от сожаления к нему, он направился к дворцу султана.
Что же касается Али Нура, то он взял Анис аль-Джалис за руку, и, сопровождаемый одобрительными возгласами всей толпы, возвратился в свой дом.
И вот визирь пришел во дворец султана Могаммада ибн Сулеймана эль-Зейни в самом жалком виде, и он остановился у входа во дворец и начал кричать:
— О царь времен! Вот обиженный!
И султан приказал привести его к себе и посмотрел на него и увидел, что это его визирь эль-Могин бен-Сауи. И, исполнившись изумления, он сказал ему:
— Но кто же осмелился совершить над тобою такое?
И визирь заплакал и произнес следующие стихи:
Ужель меня избрало жертвой время,
Пока еще ты жив среди живых,
Ужель добычей псов голодных стану,
Когда защитой был ты мне всегда?!
Когда последний жаждущий бедняк
В твоих водах свою смиряет жажду, —
Ужель лишь я от жажды гибнуть буду,
Я, твой любимец, царственная туча,
Дарующая благодатный дождь?!
И потом он прибавил:
— О господин мой, таков жребий всех слуг, которые любят тебя и с ревностью служат тебе, и вот ты терпишь подобное бесчестье, которое причиняют им!
И султан спросил его:
— Но от кого же претерпел ты подобное обращение?
И он отвечал:
— Знай, о царь времен, что я сегодня выехал на невольничий рынок с намерением купить себе кухарку-невольницу, которая умела бы готовить те блюда, которые моя кухарка обыкновенно сжигает; и вот я увидел там, на базаре, одну молодую невольницу, подобной которой я не видел до этого за всю свою жизнь. И маклер, к которому я обратился, сказал мне: «Мне кажется, что она принадлежит молодому Али Нуру, сыну покойного визиря Бен-Кхакана». Быть может, о господин и повелитель мой, ты помнишь, как ты передал некогда десять тысяч динариев визирю Фадледдину бен-Кхакану, для того чтобы он купил для тебя самую красивую невольницу, исполненную всевозможных достоинств. И визирь Бен-Кхакан не замедлил разыскать и купить невольницу, какую ты требовал от него, но так как она действительно была необыкновенна и чрезвычайно ему понравилась, он подарил ее своему сыну Али Нуру. И Али Нур после смерти своего отца вступил на путь расточительности и безрассудства и зашел так далеко, что оказался вынужденным продать все свои имения, и все свое имущество, и даже мебель. И когда наконец дело дошло до того, что у него не осталось на жизнь ни одного обола, он вывел на базар невольницу с целью продать ее и обратился к маклеру, который и начал выкрикивать об этом. И тотчас же купцы начали наддавать цену, и настолько, что цена невольницы поднялась до четырех тысяч динариев. Тогда я увидел эту невольницу и решил купить ее для моего повелителя султана, который отпустил уже когда-то на это значительную сумму. И я подозвал маклера и сказал ему:
— Сын мой, я даю тебе со своей стороны четыре тысячи динариев.
Но маклер указал мне на собственника молодой невольницы; и тот, лишь только он увидал меня, подскочил как бешеный и сказал мне:
— О старая злокозненная голова! О злосчастный и безбожный шейх! Я предпочел бы продать ее еврею или христианину, чем уступить ее тебе, хотя бы ты наполнил золотом это большое покрывало, в которое она закутана!
Тогда я отвечал ему:
— Но, о молодой человек, я желаю приобрести ее вовсе не для себя, а для нашего господина султана, общего нашего благодетеля и доброго нашего правителя!
Но при этих словах он рассвирепел еще более, и он бросился к узде моего коня и схватил меня за ногу и сорвал меня и бросил на землю; и после этого, не обращая никакого внимания на мои преклонные годы и без всякого уважения к седой моей бороде, он начал бить меня и поносить на все лады и наконец привел меня в то плачевное состояние, в котором ты видишь меня в эту минуту, о справедливый царь! И все это произошло со мною потому только, что я хотел сделать приятное моему султану и купить для него молодую невольницу, которая принадлежит ему по праву и которая показалась мне достойной его ложа.
И визирь при этих словах бросился к ногам султана и начал плакать и взывать к правосудию его. И, видя его в таком состоянии и выслушав его рассказ, султан пришел в такой гнев, что на его лбу выступил пот; и он повернулся в сторону тех, которые составляли его охрану, к эмирам и вельможам его царства, и сделал им один только знак. И тотчас же предстали между рук его сорок телохранителей, вооруженных большими обнаженными мечами, и остановились неподвижно, ожидая его приказаний.
И султан сказал им:
— Ступайте тотчас же к дому бывшего моего визиря Фадледдина бен-Кхакана, и обратите его в прах, и разрушьте его до основания; потом схватите сына его, преступного Али Нура, и его невольницу, свяжите им руки и влачите их за ноги по грязи и представьте их мне.
И сорок телохранителей повиновались и тотчас же направились к дому Али Нура.
И вот случилось так, что во дворце султана среди других дворцовых служителей был один молодой служитель, по имени Санджар, который раньше был мамелюком покойного визиря Бен-Кхакана и воспитывался вместе со своим молодым господином Али Нуром, к которому чувствовал большую привязанность. И по воле судьбы он находился здесь в то самое время, когда пришел визирь Сауи и когда султан отдавал свое жестокое распоряжение. И он бросился бежать как можно скорее и кратчайшими путями к дому Али Нура, который, услышав торопливый стук в двери дома, тотчас же открыл ему их. И он узнал своего друга, юного Санджара, и хотел поздороваться с ним и обнять его. Но юный Санджар, не допуская его сделать это, сказал ему:
— О возлюбленный господин мой, это неудобное время для изъявлений дружбы и произнесения приветствий; послушай, что сказал поэт:
Коль ты страшишься для души свободной
Неволи злой, позора и цепей,
Оставь здесь всё, спеши спастись ты бегством!
И пусть жилища тесных городов
Обрушатся на тех, кто их построил.
Найдешь, о друг, ты много стран других.
Земля Аллаха, верь мне, безгранична, —
Но ты другой не обретешь души!
И Али Нур отвечал ему:
— О друг мой Санджар, о чем же пришел ты объявить мне?
И Санджар сказал ему:
— Спасайся и спасай свою невольницу Анис аль-Джалис, потому что эль-Могин бен-Сауи идет, чтобы накинуть на вас сеть и, если вы попадетесь в нее, убить вас без всякого сожаления. И, впрочем, сам султан своим приказом послал на вас сорок из своих телохранителей, вооруженных обнаженными мечами! Мой совет: бежать, пока вас не настигла беда. — И при этих словах Санджар протянул Али Нуру руку, полную золота, и сказал ему: — О господин мой, вот сорок динариев, которые могут быть тебе полезны в эту минуту; и я прошу тебя извинить меня, что я не могу быть более щедрым. Но мы теряем время! Собирайся и уходи!