Тогда Джафар стал молить о прощении, и халиф простил его.
И визирь воскликнул:
— О халиф, ты сказал сущую правду! Они действительно прекрасны!
И халиф сказал:
— О Джафар, полезем же опять на дерево и будем любоваться на них с нашей ветви.
И оба взобрались на дерево и уселись на ветви его, прямо против окна, и смотрели на происходившее перед их глазами.
Как раз в эту минуту шейх Ибрагим говорил:
— О владычица моя, вино наших холмов заставило меня сбросить бесплодную суровость нравов и осветило все их безобразие! Но счастье мое не может быть полно, пока я не услышу, как звучат под твоими пальцами струны гармонии!
И Анис аль-Джалис сказала:
— О шейх Ибрагим, клянусь Аллахом! Как могу я заставить звучать струны гармонии, если у меня нет никакого струнного инструмента?
Услышав эти слова, шейх Ибрагим встал, и халиф шепнул на ухо Джафару:
— Что он собирается делать, этот старый развратник?
И Джафар ответил:
— Не имею никакого представления.
Между тем шейх Ибрагим через несколько минут вернулся в залу с лютней в руке. И когда халиф всмотрелся в эту лютню, он убедился, что это была именно та лютня, на которой обыкновенно играл его любимый певец Ишах, когда устраивались какие-нибудь празднества в Замке Чудес или просто для его развлечения. И, увидев это, халиф сказал:
— Клянусь Аллахом, это уж слишком! Однако я все-таки хочу услышать пение этой прекрасной молодой женщины. Но предупреждаю тебя, о Джафар, если она не умеет петь, я велю распять всех вас, всех до последнего! Если же она поет искусно и приятно, я помилую их, этих троих, а тебя, о Джафар, я все-таки велю распять!
Тогда визирь сказал:
— Аллахумма![49] В таком случае пусть лучше окажется, что она не умеет петь!
И халиф изумился и спросил:
— Почему же ты предпочитаешь первый случай второму?
Джафар ответил:
— Потому что, если я буду распят вместе с ними, я все-таки найду, с кем развлечься во время долгих часов пытки, и мы будем забавлять друг друга!
При этих словах халиф засмеялся, но не сказал ни слова.
Между тем молодая женщина взяла уже лютню одной рукой, а другой искусно настраивала струны. После нежной прелюдии, звуки которой неслись как будто издалека, она взяла несколько аккордов, и струны зазвучали с такой мощью и так выразительно, что, казалось, могли расплавить железо, и пробудить мертвого, и тронуть сердце из камня и стали. Потом, аккомпанируя себе, она запела:
О ночь!
Когда меня коварный враг увидел,
Увидел он, как часто мне Любовь
Своей струею жажду утоляла,
И он воскликнул, бессильной злобы полн:
«О, как мутна струя ее фонтана!»
О глаза!
И если друг мой преклоняет слух
К таким речам, пусть лучше он уходит!
Но может ли когда-нибудь забыть он,
Что все его былые наслажденья
И все безумства сладкие любви
Лишь чрез меня вкусил он в совершенстве!
О нашей страсти сладость и безумье!
О ночь!
Закончив эту песню, Анис аль-Джалис продолжала ударять по живым струнам гармоничного инструмента, и халиф должен был употребить все свои усилия, чтобы не закричать от радости при каждой ее строфе: «А-а!» или «Йа-ойн!» И наконец он воскликнул:
— Клянусь Аллахом, о Джафар, никогда в моей жизни не слыхал я такого чудесного и обаятельного голоса, как голос этой молодой невольницы!
И Джафар улыбнулся и сказал:
— Теперь, я надеюсь, гнев халифа смягчился?
И халиф отвечал:
— Разумеется, о Джафар!
Потом халиф и Джафар спустились с дерева, и халиф сказал Джафару:
— Теперь я хочу войти в залу и присесть к этим молодым людям и заставить эту молодую невольницу петь передо мной!
Джафар отвечал:
— О эмир правоверных, если ты появишься среди них, они будут очень смущены, а что касается шейха Ибрагима, то он, наверное, умрет от страха!
Тогда халиф сказал:
— В таком случае, о Джафар, ты должен придумать какой-нибудь способ, чтобы мы могли разузнать обо всем случившемся здесь и вместе с тем не испугать этих людей и прийти к ним неузнанными.
Вслед за тем халиф и Джафар, погрузившись в обсуждение плана действий, медленно направились в сторону большого пруда, расположенного посредине сада. Этот пруд сообщался с Тигром и изобиловал рыбой, которая была здесь в безопасности и приплывала сюда искать корм. Халиф знал, что рыбаки стремятся к этому пруду, и даже как-то раз, увидев их из окна Замка Чудес, приказал шейху Ибрагиму не дозволять рыбакам входить в этот сад и ловить в пруду рыбу; и он приказал ему строго наказывать виновных.
И вот в этот вечер, так как ворота сада были отперты, в сад вошел рыбак, говоря себе: «Вот прекрасный случай для удачного лова!»
Этого рыбака звали Карим, и он был очень известен среди рыбаков Тигра. И вот он забросил свои сети в пруд и начал выжидать и напевал в это время следующие прекрасные стихи:
О бедный путник на волнах коварных!
Ты мчишься вдаль, опасности презрев.
Доколь напрасно будешь ты метаться
И сам поймешь, что счастье не придет,
Пока за ним ты гонишься так страстно?
Не видишь разве, как бушует море
И как рыбак трудом ночей измучен,
Ночей, горящих яркими звездами,
Прекрасных, звездных, ласковых ночей!
Как бьет волна раскинутые сети!
Его ж очей другой покров не манит,
Как лишь покров заброшенных сетей, —
Не поступай, о путник легковерный,
Как тот рыбак! Смотри, как счастлив муж,
Что знает цену и земле, и жизни
И что умеет мудро наслаждаться
Ночами, днями, радостью земли!
Как счастлив он, какой на сердце мир!
Он лишь земными услажден плодами!
Взгляни: проснулся утренней порой
Он после ночи, полной наслаждений,
И на него любовно устремился
Газели юной молчаливый взор.
И этот взор лишь для него сияет,
Лишь для него смеются эти очи
И лишь ему дарят свои лучи!
Хвала Аллаху! Одного лишил Он,
Другому дал. Один свершил улов —
Другой вкушает пойманную рыбу!
Хвала Аллаху и Творцу миров!
Когда рыбак Карим закончил свою песню, халиф подошел к нему без провожатых и стал позади его и, когда узнал его, воскликнул:
— О Карим!
Карим оглянулся с удивлением, услышав свое имя, и при свете луны он узнал халифа Гаруна аль-Рашида. И ужас сковал его члены. Но через некоторое время он пришел в себя и сказал:
— Клянусь Аллахом, о эмир правоверных, не думай, что я из упрямства иду против твоих повелений, меня побудили к этому многочисленная семья и ужасная нищета!
И халиф сказал:
— Хорошо, о Карим, я согласен притвориться, что не видел тебя. Но не хочешь ли ты закинуть свои сети на мое имя, чтобы испытать мое счастье?
Тогда рыбак чрезвычайно обрадовался и поспешил закинуть свои сети в пруд, призывая благословение Аллаха; и когда сети опустились на самое дно, он вытащил их и нашел в них бесчисленное множество всевозможной рыбы.
И халиф очень обрадовался и сказал ему:
— Теперь, о Карим, снимай с себя одежду!
И Карим стал поспешно раздеваться; и он снимал одно одеяние за другим: верхнее платье с широкими рукавами, все покрытое разноцветными заплатами и лоскутками плохой шерсти, переполненное клопами из породы хвостатых и блохами в таком количестве, что они могли бы покрыть собою всю поверхность Земли; потом он снял свой тюрбан, который не снимал с головы три года; он был сшит из разного тряпья, случайно подобранного, и был переполнен вшами — большими и малыми, черными и белыми и всякими другими. И когда он снял платье и тюрбан, он остался совершенно голый перед халифом. Тогда халиф также начал раздеваться. Прежде всего он снял первое свое платье из искандаракского шелка, потом второе платье из баальбекского шелка, потом свою бархатную куртку и камзол; и он сказал рыбаку:
— Карим, возьми это платье и надень его на себя!
Потом халиф взял кафтан рыбака с широкими рукавами и его тюрбан и надел их на себя; потом он намотал вокруг шеи шарф Карима и сказал ему:
— Теперь ты можешь идти и заняться своими делами.
И рыбак стал благодарить халифа и произнес следующие стихи:
Ты дал мне в дар безмерное богатство,
Но и моя безмерна благодарность;
И нет предела всем твоим дарам.
За то тебя я буду славить вечно,
Пока я жив. И даже после смерти
Мои в могиле тлеющие кости
Не перестанут прославлять тебя.
Но как только рыбак Карим произнес эти стихи, халиф почувствовал, что вся кожа его наводнена клопами и вшами, нашедшими себе убежище в лохмотьях рыбака, и что они забегали по всему его телу. Тогда он стал ловить их обеими руками и целыми пригоршнями на груди и в других местах тела и отбрасывал их с отвращением, делая при этом самые беспорядочные и тревожные движения. Потом он сказал рыбаку:
— Несчастный Карим, как это ты мог собрать в твоих рукавах и в твоем тюрбане всех этих гнусных насекомых!
И Карим отвечал:
— Государь мой, не бойся этого! Поверь мне: теперь ты чувствуешь уколы этих вшей, но если у тебя будет столько же терпения, сколько было у меня, то менее чем через неделю ты ничего не будешь чувствовать, и ты будешь навсегда избавлен от них, и не будешь обращать на них ни малейшего внимания.
И халиф рассмеялся, несмотря на весь свой ужас. Но он сказал:
— О, горе! Могу ли я оставить это платье на моем теле?
Рыбак сказал:
— О эмир правоверных, мне хотелось бы сказать тебе несколько слов, но мне совестно произнести их в присутствии священной особы халифа!
И халиф сказал:
— Скажи все-таки то, что тебе хочется сказать.
Карим ответил:
— Мне пришло в голову, о повелитель правоверных, что ты пожелал научиться ловить рыбу, чтобы иметь в руках ремесло, которое дало бы тебе возможность зарабатывать свой хлеб. Если это действительно так, о повелитель правоверных, то это платье и этот тюрбан помогут тебе в этом.