Но скоро визирь Джафар слез с лошади и вошел в дом и увидел в одной из комнат тюки с товарами и прекрасную Куат аль-Кулуб, успевшую нарядиться в самые богатые одежды свои, и украсить себя всеми драгоценностями своими, и собрать в большой ящик самые ценные вещи свои: золотые украшения, драгоценные камни и всякие дорогие вещи. Едва успел визирь Джафар войти в комнату, как она встала, поклонилась ему, поцеловала землю между рук его и сказала ему:
— О господин мой Джафар, свершилось предначертанное Аллахом, потому я предаю себя в твои руки!
Но Джафар отвечал:
— Клянусь Аллахом! О госпожа моя, халиф приказал мне взять только Ганема бен-Эйюба! Скажи же нам, где он!
Она отвечала:
— О Джафар, Ганем, уложив большую часть своих товаров, уехал несколько дней тому назад в свой город Дамаск повидаться с матерью и сестрою своей Фетной. Больше ничего не знаю и не могу сказать тебе. Но что касается моего ящика, который видишь здесь и куда я положила все самые драгоценные вещи мои, я хочу, чтобы ты хорошо сберег его и отправил во дворец эмира правоверных.
И Джафар отвечал:
— Слушаю и повинуюсь!
Потом он взял ящик, приказал людям своим нести его и, осыпав Куат аль-Кулуб знаками внимания, почестями и заботами, попросил ее следовать за ним к эмиру правоверных; и все вышли, но только после того, как, исполняя приказ халифа, ограбили дочиста дом Ганема бен-Эйюба эль-Могина эль-Масслуба.
Когда Джафар явился перед халифом, он рассказал ему обо всем, что было им сделано, об отъезде Ганема в Дамаск и о прибытии во дворец любимицы Куат аль-Кулуб. А халиф, будучи уверен, что Га-нем сделал с Куат аль-Кулуб все, что можно сделать с молодой и прекрасной женщиной, принадлежащей другому, страшно разгневался и не захотел даже взглянуть на Куат аль-Кулуб, а приказал Масруру запереть ее в темную комнату и приставить к ней старуху, которая обыкновенно исполняла такого рода обязанности.
А что касается Ганема, то халиф приказал своим всадникам искать его повсюду; сверх того, он захотел написать собственноручное письмо дамасскому султану Могаммаду ибн Сулейману эль-Зейни; и взял он лист, чернильницу и калям и написал такое письмо: «Его владычеству султану Могаммаду ибн Сулейману эль-Зейни, наместнику Дамаска, от эмира правоверных Гаруна аль-Рашида, пятого халифа славных потомков племени Бани Аббас.
Во имя Всеблагого и Милосердного Аллаха!
Прежде всего справляюсь о дорогом нам здоровье твоем и молю Аллаха сохранить тебя на долгие годы в радости и счастье».
А затем: «О наместник наш, ты узнаешь, что купец из твоего города, по имени Ганем бен-Эйюб, пришел в Багдад, соблазнял и насиловал мою невольницу из невольниц и сделал с нею то, что сделал. И он убежал от моего гнева и моей мести и укрылся в твоем городе, где в настоящее время должен находиться со своей матерью и сестрой.
Ты должен взять его, связать и дать ему пятьсот ударов ремнем.
Потом ты проведешь его по всем улицам города, а глашатай, идя перед верблюдом, на котором он будет сидеть, должен кричать: «Вот чему подвергается раб, похищающий собственность господина!»
А затем ты пришлешь его ко мне, чтобы я мог подвергнуть его пытке и сделать ему то, что следует.
Затем ты должен ограбить его дом и разорить этот дом до основания, так, чтобы не осталось от него и следов.
И затем… так как у Ганема бен-Эйюба есть мать и молодая сестра, ты возьмешь их, разденешь донага и выгонишь после того, как в течение трех дней они будут стоять нагие на глазах у всех жителей города.
Поспеши же и с полным усердием исполни наш приказ!
Уассалам!»
И по приказу халифа тотчас же отправился в Дамаск посланец, и так спешил, что явился туда через восемь дней, а не через двадцать или более. Когда султан Могаммад получил письмо халифа, он приложил его к губам и ко лбу, а прочитав, немедленно привел приказ халифа в исполнение. И он велел глашатаям ходить по городу и кричать: «Пусть те, кто хочет грабить, идут к дому Ганема бен-Эйюба и грабят, как им угодно!»
И тотчас же сам султан со своею стражей направился к дому бен-Эйюба и постучался у дверей, а молодая сестра Ганема, Фетна, прибежала отворять и спросила:
— Кто там?
А он ответил:
— Это я!
Тогда она отворила, а так как никогда не видала султана Могаммада, то сейчас же закрыла лицо свое уголком головного покрывала и побежала предупредить мать.
В это время мать Ганема сидела под куполом гробницы, которую велела построить в память сына своего Ганема, считая его умершим, так как целый год ничего о нем не слышала. Она была вся в слезах, не пила и не ела ничего. И сказала она дочери, чтобы та впустила султана Могаммада, и он вошел в дом, подошел к гробнице, увидел плачущую мать Ганема и сказал ей:
— Я пришел за твоим сыном Ганемом, чтобы отправить его к халифу.
Она же отвечала:
— Ах, я несчастная! Сын мой Ганем, плод чрева моего, ушел от меня и сестры своей вот уже больше года, и мы не знаем, что с ним сталось!
Тогда султан Могаммад, который был человек великодушный, не мог не привести в исполнение приказ халифа; он немедленно велел ограбить весь дом, взять ковры, фарфоровые сосуды и драгоценные вещи, потом велел разрушить самый дом и перенести все его камни за город.
Затем, несмотря на то что это ему было противно, приказал раздеть догола мать Ганема и прекрасную молодую Фетну, сестру его, и выставить их напоказ всему городу на три дня, а потом выгнать из Дамаска. И таким образом благодаря злопамятству халифа Фетна и мать ее были изгнаны из Дамаска.
Что до Ганема бен-Эйюба эль-Могина эль-Масслуба, то, выйдя из Багдада, он шел и плакал до тех пор, пока сердце его не истерзалось; и шел он целый день, не принимая ни пищи, ни питья; и голод и печаль ослабили его. Наконец, умирая от усталости, он дошел до селения и, войдя во двор мечети, упал в изнеможении на циновку и прислонился к стене. Так пробыл он без чувств, с беспорядочно бьющимся сердцем до утра и не имел сил сделать движение и попросить что-нибудь. Утром жители селения пришли в мечеть помолиться и увидели его лежащим без чувств; они поняли, что он страдает от голода и жажды, принесли ему горшочек с медом и два хлеба; потом напоили его, дали ему рубашку без рукавов, правда худую, заплатанную и полную вшей. Затем они спросили его:
— Кто ты и откуда, чужеземец?
Ганем открыл глаза, взглянул, но не мог выговорить ни одного слова; он мог только заплакать в ответ. Они постояли вокруг него некоторое время, но наконец разошлись, и каждый принялся за свою работу.
От горя и лишений Ганем заболел и продолжал лежать на старой циновке в мечети целый месяц; тело его ослабело, лицо изменилось в цвете; блохи и клопы ели его; и был он так жалок, что однажды молельщики в мечети решили отвезти его в багдадскую больницу, так как нигде в других местах не было больницы. И вот они пошли за верблюдом и за погонщиком и сказали погонщику:
Выйдя из Багдада, он шел и плакал до тех пор, пока сердце его не истерзалось; и шел он целый день, не принимая ни пищи, ни питья.
— Положи этого больного молодого человека на спину верблюда, отвези в Багдад и оставь у дверей больницы; перемена воздуха и лечение в больнице наверное помогут ему. А мы заплатим тебе, погонщик, что следует за верблюда и за труд!
Погонщик ответил:
— Слушаю и повинуюсь!
Потом при помощи присутствующих он поднял Ганема вместе с циновкой, на которой тот лежал, взвалил его на спину верблюда и привязал. В ту минуту, как погонщик собирался уже пуститься в путь, а Ганем оплакивал свое жалкое состояние, две очень бедно одетые женщины, стоявшие в толпе зрителей, увидели больного и сказали:
— Как этот бедный больной похож на нашего Ганема! Но не может быть, чтобы это был он, этот человек худой, как тень!
И обе женщины, покрытые пылью и только что пришедшие в то место, стали плакать, думая о Ганеме, потому что это были именно его мать и сестра Фетна, изгнанные из Дамаска и шедшие в Багдад.
А погонщик сел на осла и, взяв верблюда за повод, направился к Багдаду.
Скоро он прибыл туда, и прямо к больнице, и так как было еще очень рано и больница еще не была открыта, то он положил Ганема на ступени у дверей и вернулся в свое село.
Ганем лежал у дверей до тех пор, пока жители не стали выходить из своих домов; они увидели его лежащим на циновке, исхудалого, как тень, и, окружив его, стали делать множество предположений. В то время как они передавали друг другу свои соображения, проезжал главный базарный шейх, который велел тотчас же толпе расступиться, подошел и увидел больного молодого человека и сказал себе: «Клянусь Аллахом! Если этот молодой человек ляжет в больницу, наверное можно сказать, что он приговорен к смерти, потому что за ним не будут ходить, как следует! Возьму-ка я его лучше к себе, и Аллах вознаградит меня за это в своих райских садах!»
Тогда шейх приказал своим молодым невольникам взять молодого человека и перенести его в дом; сам он пошел за ними и, придя домой, тотчас же велел поставить новую кровать с хорошей постелью и положить новую, чистую подушку. Потом он позвал жену и сказал:
— О жена моя, вот гость, которого посылает нам Аллах! Ты будешь заботливо служить ему.
Она ответила:
— Конечно, я буду беречь его пуще глаза!
И сейчас же засучила она рукава и нагрела воды в большом котле и вымыла ему ноги, руки и все тело; затем одела его в одежды мужа своего, принесла больному стакан прекрасного шербета и опрыскала лицо его розовой водой. Тогда Ганем стал дышать свободнее; силы стали возвращаться к нему понемногу, а с ними и воспоминание о прошедшем и о подруге его Куат аль-Кулуб.
Вот все о Ганеме бен-Эйюбе эль-Могине эль-Масслубе.
А что до Куат аль-Кулуб, то, когда халиф так разгневался на нее…
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно приостановила свой рассказ.
Но когда наступила