Тогда мы предались безграничной печали. И я предпочел бы быть на ее месте, чтобы не видеть этой кучки золы вместо лучезарного лица прекрасной царевны, оказавшей мне такое благодеяние! Однако веления Аллаха ненарушимы.
Когда царь увидел, что дочь его превратилась в кучу пепла, он вырвал у себя остатки своей бороды, и стал бить себя по щекам, и разорвал свои одежды. И я сделал то же. И оба мы проливали слезы над нею. Потом пришли приближенные царя и начальники областей и увидели, что их царь в горести и плачет над двумя кучками пепла.
И это зрелище поразило их, и они целый час ходили вокруг царя, не осмеливаясь заговорить с ним. Наконец царь пришел в себя и рассказал им все, что произошло с его дочерью и с ифритом.
И они воскликнули:
— Аллах! Аллах! Какое ужасное несчастье! Какое страшное горе!
Потом явились все женщины дворца и их рабыни, и в течение семи дней совершались обряды скорби и траура. И вслед за тем царь повелел поспешно соорудить лепную усыпальницу для праха дочери и приказал, чтобы в ней днем и ночью горели свечи и лампы. А прах ифрита был предан проклятию Аллаха и развеян по ветру.
Царь же после всех этих огорчений заболел и был близок к смерти. И болезнь его продолжалась целый месяц. Наконец, когда его силы немного восстановились, он позвал меня и сказал:
— О юноша, до твоего прибытия все мы жили в полном счастье, защищенные от ударов судьбы. И вдруг явился ты, и на нас обрушились все эти бедствия. О, лучше бы нам никогда не видеть твоего лица, принесшего нам несчастье и повергшего нас в такую печаль. Ибо, во-первых, ты был причиной смерти моей дочери, которая одна стоила более ста мужчин. Во-вторых, и сам я ради тебя чуть не сделался жертвой огня. И у меня выпали нижние зубы, а верхние испортились. И в-третьих, погиб мой бедный евнух, мой верный слуга, воспитавший мою дочь. Однако ты не виноват в этом и теперь не можешь исправить беды: все это случилось с нами и с тобою по воле Аллаха. И да будет благословен Аллах, дозволивший моей дочери спасти тебя ценою своей жизни! Таков наш рок. Но все же уходи из нашей страны, дитя мое. Ибо уже довольно и того, что приключилось с нами из-за тебя, хотя все это и было предопределено Аллахом. Уходи же отсюда, и да будет мир с тобою!
И я, о госпожа моя, вышел от царя, не вполне уверенный в своем спасении. И я не знал, куда направить стопы свои. И вспомнил я в сердце своем все, что случилось со мною, от начала и до конца: как разбойники пустыни пощадили меня, как я скитался целый месяц, перенося всякие лишения, и как я пришел в незнакомый город. И вспомнил я также мою встречу с портным, и мое незабвенное сближение с прелестной женщиной в подземном чертоге, и мое спасение от мести ифрита, который хотел сначала убить меня, и все последующее от начала и до конца, включая и мою службу в образе обезьяны у капитана судна, и мой переход к царю, который приобрел меня за большие деньги, восхитившись моим прекрасным почерком, и, наконец, мое избавление от чар, и даже, увы, последнее мое приключение, лишившее меня глаза.
Но я поблагодарил Аллаха, говоря себе: «Все же лучше лишиться глаза, чем жизни!» Затем я отправился в хаммам, чтобы принять ванну, прежде чем выйти из города. Тут я сбрил себе бороду, о госпожа моя, так как решил продолжать путь под видом саалука. И с тех пор я не переставал проливать слезы и сокрушаться о всех несчастьях, перенесенных мною, и в особенности о потере моего левого глаза. И каждый раз, когда я вспоминаю об этом, слезы наполняют мой правый глаз и мешают мне видеть, но они никогда не помешают мне размышлять о следующих стихах поэта:
Известно ль Милосердному Аллаху,
В каком смятенье нахожусь я?
Все на меня обрушились несчастья,
И слишком поздно их я увидал!
Но все судьбой назначенные муки
С терпеньем буду я переносить,
Чтоб мир узнал, что снес без возраженья
Я то, что горче самого терпенья!
В терпении ведь есть своя краса,
Коль им владеет муж благочестивый!
Должно свершиться, что решил Аллах.
Открыты тайны моего алькова
Таинственной возлюбленной моей;
И будь то тайна тайн, ничто не может,
Ничто не будет скрыто от нее.
Тому ж, кто скажет, что на этом свете
Есть наслажденья, отвечай всегда,
Что скоро сам вкусит он дней горчайших,
Что мирры[50] сок, — и вспомнит он тебя.
Итак, я уехал из этого города, и побывал в разных странах, и посетил разные столицы, и наконец направился к обители мира — Багдаду, надеясь проникнуть к эмиру правоверных и рассказать ему обо всем, что случилось со мной.
И я прибыл в Багдад только в эту ночь. И здесь я встретил этого саалука, который стоял в недоумении, и я сказал ему:
— Мир тебе!
И он ответил мне:
— Мир и тебе, брат мой! И да будет с тобой милость и благословение Аллаха!
Когда же я вступил с ним беседу, к нам подошел третий саалук, который пожелал нам мира и сказал нам, что он только что прибыл в город.
И мы сказали ему:
— Мы также чужие и только этой ночью прибыли в этот благословенный город.
Потом мы все трое пошли искать убежища, и ни один из нас не знал ничего о других своих товарищах. И вот судьба привела нас к этому дому, и мы вошли к вам. Теперь вы знаете, о госпожи мои, как я лишился глаза и почему я сбрил бороду.
Выслушав рассказ второго саалука, молодая хозяйка дома сказала ему:
— Твои приключения действительно необычайны! А теперь пригладь свои волосы и иди по пути, уготованному тебе Аллахом!
Но саалук сказал:
— Поистине, о госпожа моя, я не уйду отсюда, пока не услышу рассказа моего третьего товарища.
Тогда выступил третий саалук и начал так:
РАССКАЗ ТРЕТЬЕГО СААЛУКА
О далекопрославленная госпожа, не подумай, что моя история так богата чудесами, как история моих товарищей! Но она еще гораздо более достойна удивления, чем их приключения.
Если мои товарищи — вот эти двое — были несчастны, то таков был их жребий и такова была их судьба. Но не то было со мною. Причина, по которой я должен был сбрить мою бороду и лишился глаза, лежала во мне самом, — все это произошло по моей собственной вине, я сам навлек на себя свою судьбу, я сам наполнил свое сердце заботами и горестью.
Слушай же. Я царь и сын царя. Моего отца звали Кассиб, и я его сын. Когда царь, мой отец, умер, я наследовал его царство; и я воцарился и правил по справедливости и делал много добра моим подданным.
Но у меня было большое влечение к путешествию по морю. И я не воздерживался от этого, так как моя столица была расположена на берегу моря и на весьма значительном протяжении моря мне принадлежали острова, которые были укреплены на случай обороны или войны. И вот однажды я захотел посетить все мои острова. Я приказал снарядить десять больших кораблей и снабдить их на месяц провиантом, а затем отправился в путь. Эта поездка длилась двадцать дней, и в самом конце ее — в одну ночь среди других ночей — мы увидели, что на нас устремляется противный ветер; и так продолжалось до самого восхода солнца.
Затем, когда ветер немного утих и море успокоилось, мы увидели на рассвете маленький остров, у которого мы решили пристать; и вот, мы сошли на землю, приготовили кое-что для подкрепления сил, поели и отдохнули. Через два дня буря улеглась, и мы опять вышли в море. И пробыли мы на море еще двадцать дней, и наконец мы потеряли наш курс. Воды, по которым мы теперь плыли, не были известны ни нам, ни нашему капитану. И действительно, капитан совершенно не узнавал этого моря.
Тогда мы сказали дозорному:
— Осмотри внимательно море!
И дозорный поднялся на мачту, затем спустился и сказал нам и капитану:
— Направо от нас я видел рыб на поверхности воды, а посреди моря я заметил что-то вдали, что казалось то черным, то белым.
При этих словах дозорного капитан пришел в ужас; и он бросил об землю свой тюрбан и начал рвать бороду и сказал нам:
— Объявляю всем вам нашу общую гибель! Ни один не выйдет отсюда здравым и невредимым!
И он заплакал, и мы тоже вместе с ним начали оплакивать свою судьбу.
Потом я спросил капитана:
— О капитан, объясни нам слова дозорного!
Он отвечал:
— О государь мой, знай, что с того дня, когда начал дуть противный ветер, мы потеряли наш курс, и вот уже одиннадцать дней, как он потерян, и в свое время не было благоприятного ветра, который вывел бы нас на надлежащий путь. И еще узнай, что означает то, что является то черным, то белым, и что означают рыбы, всплывающие на поверхность моря. Завтра мы приблизимся к горе из черных скал, которая называется Магнитной горой, и море повлечет нас по направлению к этой горе, и корабли наши распадутся на части, так как все скрепы кораблей улетят, притянутые Магнитной горой, и пристанут к ее бокам, ибо Всевышний Аллах дал этой Магнитной горе таинственную силу притягивать к себе все железное. И ты не можешь даже вообразить себе, какое огромное количество железа скопилось здесь, пристав к этой горе, с тех пор как корабли насильно привлекаются к ней! Лишь один Аллах может измерить это количество. Кроме того, с моря можно видеть, что на вершине этой горы блестит купол из желтой меди, утвержденный на десяти колоннах; а на вершине этого купола можно видеть медного всадника на медном коне. В руке этого всадника копье из меди, а на груди висит свинцовая доска, а на ней вырезаны неизвестные имена, обладающие таинственной силой. И знай, о царь, что, пока этот всадник будет сидеть на этом коне, все корабли, проезжающие мимо, должны рассыпаться на части, и все плывущие на них должны гибнуть, а все железное на кораблях должно приставать к этой горе. И спасение невозможно до тех пор, пока этот всадник не будет низвергнут со своего коня.
После этих слов, о госпожа моя, капитан заплакал, и все мы поняли, что нам нет надежды на спасение, и каждый из нас простился со своими друзьями.