Таким образом, они пробыли в отсутствии четыре года. В это время мужья моих сестер разорились, потеряли все свои товары и уехали, покинув своих жен в чужих странах на произвол судьбы.
И сестры мои испытали крайнюю нужду и наконец явились ко мне жалкими нищенками. Взглянув на этих нищенок, я вначале не признала в них моих сестер и отошла от них. Когда же они заговорили со мною, я узнала их и сказала:
— О сестры мои, как это вы могли дойти до такого состояния?
— О сестра, теперь слова бесполезны, ибо случилось то, что было написано в книге судеб![60]
При этих словах сердце мое наполнилось жалостью к ним, и я послала их в хаммам и дала каждой из них прекрасное новое платье и сказала:
— О мои сестры, обе вы старше меня, и я буду почитать вас, как отца и мать! Впрочем, знайте, что наследство, которое я получила вместе с вами, удостоилось благословения Аллаха и очень увеличилось за это время. Вы можете пользоваться им вместе со мной, и мы будем жить в почете и уважении и не будем более расставаться.
И действительно, я осыпала их благодеяниями, и они прожили у меня целый год, пользуясь всем, что было у меня.
Но однажды они сказали мне:
— Поистине, нам больше по сердцу жизнь в супружестве; мы не можем долее обходиться без мужей, и у нас не хватает терпения выносить это одиночество.
Тогда я сказала им:
— О сестры мои, вы не найдете в замужестве ничего хорошего, потому что истинно честные и добрые мужья встречаются очень редко. И разве вы не испытали уже, что дает супружеская жизнь? Разве вы забыли, что вы нашли в ней?
Однако сестры мои не обратили внимания на мои слова и решили выйти замуж даже без моего согласия. Тогда я сделала им необходимое приданое и выдала их замуж. И они ушли от меня со своими мужьями.
Но вскоре после того, как они уехали, мужья их взяли у них все, что они получили от меня, и, бросив их, скрылись. Тогда они вернулись ко мне в жалком рубище и, раскаиваясь в своем поступке, сказали мне:
— О сестра, не порицай нас! Правда, по годам ты моложе, но по уму ты старше нас! И мы обещаем тебе не произносить больше ни слова о супружестве!
Тогда я сказала им:
— Да будут двери моего дома открыты для вас, о сестры мои! Нет у меня никого на свете, кто был бы мне ближе вас!
И я обняла их и осыпала их благодеяниями.
Мы прожили таким образом целый год. По истечении этого года мне пришла мысль нагрузить корабль разными товарами и поехать торговать ими в Басру. И действительно, я приготовила корабль и нагрузила его товарами и всем тем, что могло понадобиться мне во время путешествия, и сказала моим сестрам:
— О сестры мои, желаете ли вы жить в моем доме до моего возвращения, или же вы хотите ехать со мною?
И они ответили мне:
— Мы поедем с тобою, о сестра, потому что мы не перенесем разлуки с тобой!
Тогда я взяла их с собой, и мы уехали. Но перед моим отъездом я разделила свои деньги на две части и половину взяла с собою, а другую половину спрятала, сказав себе: «Быть может, с кораблем случится несчастье, а мы останемся живы. И тогда, если нам удастся вернуться домой, мы найдем кое-что, что нам пригодится».
Мы плыли не останавливаясь днем и ночью. Но, к несчастью, капитан сбился с пути, течение увлекло нас в открытое море, и мы попали совсем не в то море, куда направлялись. Нас гнал очень сильный ветер, не прекращавшийся целых десять дней. Наконец мы заметили вдали смутные очертания города и спросили капитана:
— Как называется этот город, к которому мы подъезжаем?
Он ответил:
— Клянусь Аллахом, я не знаю этого! Я никогда не видал его и во всю мою жизнь я не бывал в этом море! Но во всяком случае мы должны радоваться тому, что избавились от опасности. И теперь вам не остается ничего другого, как войти в этот город и выставить там ваши товары. И если представится возможность продать их, то советую вам сделать это.
Час спустя он опять подошел к нам и сказал:
— Поспешите войти в этот город, чтобы увидеть чудеса Аллаха в Его творениях. И призовите Его святое имя, чтобы оно охранило вас от всякого несчастья!
Тогда мы направились к городу и, как только мы вошли в него, были поражены и пришли в крайнее изумление, ибо все жители этого города были превращены в черный камень! Но превратились в камень только люди и животные; базары и торговые улицы были полны богатейших товаров, и мы нашли много золотых и серебряных вещей.
Увидев это, мы очень обрадовались и сказали:
— Вероятно, тут кроется какая-нибудь удивительная тайна!
Тогда мы разошлись по городу, и каждый занялся делом, забирая, сколько можно было захватить золота, серебра и дорогих материй.
Я же поднялась в крепость и увидела царский дворец. И я вошла во дворец через большие ворота из массивного золота и, приподняв бархатную занавесь, увидела, что вся мебель там золотая и все предметы сделаны из золота и серебра. И во дворе, и во всех залах стояли и сидели телохранители и придворные, и все они, хотя и окаменелые, были точно живые. А в последней зале, наполненной придворными, полководцами и визирями, я увидела царя, неподвижно сидевшего на своем троне, и роскошь его одежды способна была смутить умы. Его окружали пятьдесят мамелюков в шелковых кафтанах, и у каждого была в руке обнаженная сабля. Трон царя был украшен жемчугом и драгоценными камнями, и каждая жемчужина сияла, словно звезда. Поистине, я боялась, что лишусь рассудка от всех этих чудес.
Однако я продолжала идти вперед и дошла до залы гарема и нашла, что она еще удивительнее всего, что я видела в этом дворце. В ней все, и даже решетки на окнах, было из чистого золота; стены были обиты шелковой материей, а на дверях и окнах были драпировки из бархата и атласа. Наконец среди окаменелых женщин я увидела саму царицу в богатом наряде, украшенном редким жемчугом. На голове у нее был венец, усеянный драгоценными камнями, а на шее — ожерелья и золотые цепи удивительной работы. Но и она, как и все другие, была превращена в черный камень.
Из этой залы я прошла в другие помещения и увидела открытую настежь дверь, обе половинки которой были из чистого серебра; от нее вела лестница из семи порфировых ступенек, и, поднявшись по ней, я очутилась в белой мраморной зале, устланной коврами, затканными золотом. Посредине залы возвышалась эстрада, усеянная смарагдами и бирюзой, а на ней стояло алебастровое ложе, покрытое дорогими тканями и вышитое жемчугом и драгоценными камнями. Над этим ложем что-то сияло ярким светом, и, подойдя ближе, я увидела на табурете огромный бриллиант величиною со страусиное яйцо; и он был такой чистой воды и так прекрасно отшлифован, что игра его граней освещала всю залу. По обеим сторонам ложа стояли зажженные светильники из чистого золота, но они как будто стыдились своего света, который казался тусклым перед сиянием этого бриллианта. И я сказала себе: «Если эти светильники горят, то кто-нибудь должен был зажечь их».
И я пошла дальше и прошла через целый ряд других зал и в каждой из них останавливалась в восхищении и старалась найти какое-нибудь живое существо. И я так увлеклась всем тем, что представлялось моим глазам, что совершенно забыла и о моем корабле, и о моих сестрах и не замечала даже в моем восхищении, как подкрадывалась ночь. Когда стало совсем темно, я хотела выйти из дворца и стала искать выход, но заблудилась и не могла найти его. Наконец я опять очутилась в зале, где находились алебастровое ложе, большой бриллиант и зажженные золотые светильники. Я присела на ложе, натянула на ноги голубое атласное одеяло, расшитое серебром и жемчугом, и взяла лежавшую здесь священную книгу — наш Коран, — написанную великолепным почерком, с золотыми и красным буквами и заставками всех цветов. И я принялась читать некоторые страницы, чтобы настроиться и поблагодарить Аллаха, и я думала о словах пророка и взывала к милости Аллаха. Потом я прилегла на ложе, надеясь уснуть, но не могла сомкнуть глаз и таким образом пролежала до полуночи.
В полночь я услышала мягкий, нежный и приятный голос, произносивший вслух слова Аль-Корана[61]. Я поспешно встала и направилась в ту сторону, откуда раздавался этот голос, и наконец подошла к открытой двери; тут я поставила светильник на пол и заглянула в дверь. И я увидела молельню, освещенную подвесными лампами из зеленого стекла; посредине лежал ковер для коленопреклонения, и на нем сидел юноша несравненной красоты и читал Аль-Коран мелодичным голосом, то повышая, то понижая его. И, глядя на него, я пришла в изумление, спрашивая себя, как мог один человек избежать смерти, объявшей весь этот город. И, войдя в комнату, я обратилась к нему с пожеланием мира.
Юноша повернул ко мне свое лицо и также пожелал мне мира.
Тогда я сказала ему:
— Умоляю тебя святой правдой тех стихов, которые ты только что читал из Аль-Корана, ответь на мой вопрос.
Выслушав мои слова, он улыбнулся и спокойно сказал:
— Объясни мне раньше, о женщина, как попала ты в эту молельню, и тогда я отвечу тебе на твой вопрос.
И я рассказала ему все, что было со мною, и рассказ мой привел его в изумление. Тогда я попросила его объяснить мне, что привело город в такое состояние.
И он сказал мне:
— Подожди одну минуту.
Затем он взял священную книгу и вложил ее в атласный футляр; потом он пригласил меня сесть рядом с ним. И я присела, и начала внимательно всматриваться в него, и увидела, что он прекрасен, как луна во время полнолуния, и преисполнен всяких совершенств; и у него был тонкий, красивый стан, и щеки его были чисты, как хрусталь, и лицо цвета свежих фиников; и казалось, что поэт думал о нем, слагая свои стихи:
Затем он взял священную книгу и вложил ее в атласный футляр, потом он пригласил меня сесть рядом с ним.
Чтец звезд на небе наблюдал светила,
Когда очам представился его