Нуреддин же был очень оскорблен этими словами и сказал:
— Да и я не желаю женить своего сына на твоей дочери!
А Шамзеддин отвечал:
— Конечно! Пусть будет так! Но теперь, поскольку я завтра уезжаю вместе с султаном, я не могу ничего сделать, чтобы дать тебе почувствовать все неприличие твоих слов. Однако потом ты сам увидишь, что будет. По моем возвращении, если Аллаху будет угодно, произойдет то, что произойдет.
Тогда Нуреддин удалился, весьма огорченный этим разговором, и лег спать, весь поглощаемый своими печальными мыслями.
На следующий день утром султан в сопровождении визиря Шамзеддина выехал в путь и направился к Нилу. Переехав его на судне, он прибыл в Гезиру, а оттуда поехал в сторону пирамид.
Что же касается Нуреддина, то после того, как он провел эту ночь в очень дурном настроении духа по причине случившегося между ним и его братом, он поднялся рано утром, свершил омовение и прочитал первую утреннюю молитву; потом он направился к своему шкафу, взял из него сумку и наполнил ее золотом, не переставая думать о презрительных словах брата и о своем унижении, и он вспомнил и произнес при этом следующие строки:
Иди же, друг! Все брось и уходи!
Других друзей найдешь ты, лучше, несомненно,
Чем те, которых покидаешь ты!
Покинь дома, раскинь свои палатки!
Живи в палатке! Там и только там
Найдешь ты жизни чистой наслажденья!
В жилищах прочных, в каменных домах
Ни дружбы нет, ни веры настоящей!
Верь мне, беги от родины своей
И с корнем вырви ты себя из почвы
Своей страны — в чужие углубись!
Заметил я: стоячая вода
Легко гниет, но может измениться,
Коль вновь она с журчаньем побежит, —
Но иначе поправиться не может!
Я наблюдал и полную луну:
О, сколько глаз у ней, блестящих светом!
Но если б я в пространстве не следил
За всем ее неспешным превращеньем,
Я знал ли б каждой четверти глаза?
Глаза, что сверху на меня глядели?
А лев? Как мог бы я травить его,
Когда б не вышел из лесу густого?
А стрелы? Как разили бы они,
Когда бы с силой не срывались с лука?
А серебро и золото? Остались
Они б презренным прахом, если б их
Не извлекли из их убежищ темных!
О звонкой лютне знаешь ты и сам:
Она была б обрубком деревянным,
Когда б искусной мастера рукой
Не изменен был вид ее и форма!
Покинь страну — и расцветешь душой!
Но если ты прикованным к земле
Останешься, — ты никогда не сможешь
Достигнуть высших царственных вершин!
После того как он прочитал эти стихи, он приказал одному из своих молодых рабов оседлать серого мула, крупного и хорошего на ходу. И раб выбрал самого лучшего мула и поместил на него седло, оправленное в золото и парчу, с индийскими стременами, с чепраком[70] из испанского бархата, и он так убрал его, что мул стал походить на новобрачную, одетую во все новое и наиболее блестящее. И тогда Нуреддин приказал еще положить на спину мула большой шелковый ковер и поверх него — маленький коврик для молитвы. Когда же все это было исполнено, он взял сумку, наполненную золотом и драгоценностями, и положил ее между большим и маленьким ковром.
Сделав это, он сказал юному рабу и всем остальным рабам: — Я желаю проехаться за город по направлению к Кальюбии, где предполагаю провести три ночи, ибо я чувствую стеснение в груди и желаю там облегчить себя, вдыхая свежий воздух. Но я запрещаю следовать кому бы то ни было за мною!
Потом, взяв на дорогу некоторое количество провизии, он сел на мула и поспешно отправился в путь. Выехав из Каира, он путешествовал благополучно до полудня, когда он прибыл в Бильбейс, где и остановился. Тут он сошел с мула, для того чтобы отдохнуть самому и дать отдых своему мулу. Он поел, купил в Бильбейсе все, что могло понадобиться как для него, так и для мула, и опять тронулся в путь. Два дня спустя, в самый полдень, благодаря усердию своего доброго мула он прибыл в святой город Иерусалим. Здесь он сошел с мула, отдохнул, дал отдых мулу, вынул мешок с провизией и закусил; после этого он положил мешок под свою голову на землю, разложив сначала большой шелковый ковер, и уснул, с гневом думая о поведении своего брата по отношению к нему.
На рассвете следующего дня он опять сел в седло и продолжил свое путешествие, подгоняя мула, пока не прибыл в город Халеб. Здесь он остановился в одном из городских караван-сараев и провел три дня в полном покое, отдыхая сам и давая отдых мулу. Потом, надышавшись прекрасным воздухом Халеба, он решил продолжить свое путешествие. И он сел на мула, накупив превосходных сластей, которые так хороши в Халебе и которые там начинены обсахаренными фисташками и миндалем; и все это были вещи, которые он очень ценил с самого детства.
И он предоставил своему мулу идти, куда ему вздумается, поскольку он уже не знал местности за Халебом. И ехал он днем и ночью и в один вечер среди других вечеров, перед закатом солнца, прибыл в город Басру. И поскольку он не знал имени этого города, то, остановившись в одном из караван-сараев, осведомился о том, где он находится. Получив ответ, он сошел со своего мула, снял с него ковры, провизию и сумку и поручил привратнику караван-сарая поводить немного мула для предохранения от простуды после долгой езды. Сам же он разложил свой ковер и присел, чтобы отдохнуть в караван-сарае.
Тогда привратник взял за повод мула и начал водить его. И вот случилось такое совпадение, что в эту самую минуту визирь Басры сидел перед окном своего дворца и смотрел на улицу. И он обратил внимание на красивого мула и на его великолепное убранство большой ценности и подумал, что этот мул непременно должен принадлежать какому-нибудь визирю из иноземных визирей или даже какому-нибудь царю из царей других стран. И он продолжал разглядывать его и пришел в большое недоумение; и тогда он отдал приказание одному из своих мальчиков-рабов тотчас же привести к себе привратника, который водил мула. И мальчик побежал, разыскал привратника и привел его к визирю. И привратник выступил вперед и поцеловал землю между рук визиря, который был старик уже очень преклонных лет и весьма внушительного вида.
И визирь сказал привратнику:
— Кто владелец этого мула и каково его звание?
И привратник отвечал:
— О господин мой, владелец этого мула — очень красивый юноша, поистине обольстительной наружности, и одет он очень богато, как сын какого-нибудь богатого купца; и весь вид его внушает почтение и удивление.
Выслушав эти слова привратника, визирь встал на ноги, сел на коня, со всевозможной поспешностью поехал к караван-сараю и въехал на его двор. И при виде визиря Нуреддин встал, поспешил встретить его и помог ему сойти с коня. И тогда визирь приветствовал его по обычаю, и Нуреддин отвечал ему тем же и принял его очень сердечно.
И визирь сел рядом с ним и сказал ему:
— Дитя мое, откуда и зачем приехал ты в Басру?
И Нуреддин сказал ему:
— О господин мой, я прибыл из Каира, моего города, где я родился. Мой отец был визирем у султана Египта, но он умер и предстал пред Милосердным Аллахом!
И потом Нуреддин рассказал визирю всю свою историю от начала и до конца. При этом он добавил:
— И я твердо решил не возвращаться в Египет, пока я не побываю во всех городах и во всех странах света!
При этих словах Нуреддина визирь сказал ему:
— Дитя мое, выкинь из своей души это пагубное желание пуститься в далекие путешествия, ибо оно приведет к твоей гибели.
Знай, что странствования по чужим землям — это конец концов! Итак, послушайся моих советов, дитя мое, потому что я боюсь для тебя всяких случайностей жизни!
Потом визирь приказал невольникам расседлать мула и развернуть ковры и шелковые материи. И он увел Нуреддина в свой дом и дал ему отдельную комнату и предоставил ему отдых, снабдив всем, что могло ему понадобиться.
И Нуреддин оставался некоторое время в доме визиря; и визирь виделся с ним ежедневно и осыпал его милостями и отличиями. Наконец он так полюбил Нуреддина, что однажды сказал ему:
— Дитя мое, я становлюсь стар, и у меня нет мужского потомства. Но Аллах послал мне дочь, и она может сравниться с тобой по красоте и совершенству; и до этого дня я отказывал всем просившим ее руки. Но тебя я полюбил от всего моего сердца, и я пришел спросить тебя, желаешь ли ты сделать мою дочь твоей рабою, ибо я хотел бы, чтобы ты стал мужем моей дочери. И если ты согласен принять мое предложение, то я отправлюсь к султану и скажу ему, что ты мой племянник, недавно прибывший из Египта, чтобы просить руки моей дочери. И султан, вероятно, назначит тебя своим визирем, и ты займешь мое место, потому что я становлюсь стар и нуждаюсь в покое. И я восстановлю мой дом и не покину его больше.
При этом предложении визиря Нуреддин молча опустил глаза, а потом произнес:
— Слушаю и повинуюсь!
Тогда визирь предался радости и тотчас же приказал рабам приготовить все для пира и убрать и осветить приемную залу, самую большую в его доме, предназначенную для приема самых великих среди эмиров. Потом он собрал всех своих друзей и пригласил всех знатных людей страны и всех богатых купцов Басры. И все они явились к нему. И визирь, объясняя им, почему он предпочел Нуреддина всем другим претендентам, сказал им:
— У меня был брат, который был визирем при дворе Египта. И Аллах послал ему двух сыновей, а мне, как вам известно, — одну дочь. И брат мой перед смертью горячо просил меня выдать мою дочь за одного из его сыновей, и я обещал исполнить его просьбу. И вот перед вами этот молодой человек, один из сыновей моего брата-визиря. И он прибыл сюда с этой целью. И я желаю составить брачный договор его с моей дочерью, и пусть он живет с нею у меня.
И все отвечали в один голос:
— О, разумеется, нам понятно твое желание!
И все приглашенные приняли участие в роскошном пире, устроенном в доме визиря, и пили разные дорогие вина и ели разные пирожные и варенья. Потом, когда по установленному обычаю все залы были окроплены розовой водой, они простились с визирем и Нуреддином и разошлись.