Тогда визирь приказал своим молодым невольникам отвести Нуреддина в хаммам и приготовить ему хорошую ванну. И визирь дал ему самое великолепное из своих платьев и послал в хаммам утиральники, медные тазы, благовония и все, что было необходимо. И Нуреддин принял ванну и вышел из хаммама, облеченный в новую одежду, и он был прекрасен, как полная луна в самую прекрасную ночь. Потом он сел на своего мула цвета сизого голубя и отправился во дворец визиря. И на всех улицах, по которым он проезжал, народ любовался им и восхищался его красотой и восхвалял Аллаха, сотворившего такую красоту. И он сошел с мула и вошел к визирю и поцеловал у него руку. Тогда визирь…
Но, дойдя до этого места в своем рассказе, Шахерезада увидела приближение утра и скромно умолкла, не желая продолжать его в эту ночь.
Но когда наступила она сказала:
Мне довелось слышать, о счастливый царь, что, увидав Нуреддина, визирь поднялся, радостно встретил его и сказал:
— Иди, сын мой, войди в комнату жены твоей и будь счастлив! А завтра я отправлюсь с тобой к султану. Теперь же мне остается только испросить для тебя милости и благодеяния Аллаха.
И Нуреддин еще раз поцеловал руку у визиря, своего тестя, и вошел в комнату молодой девушки. И случилось то, что должно было случиться.
Вот что было с Нуреддином.
Что же касается брата его Шамзеддина в Каире, то вот что случилось с ним. Когда путешествие его с египетским султаном к пирамидам пришло к концу, он вернулся домой. И он очень встревожился, не найдя брата своего Нуреддина, и стал расспрашивать своих слуг, и те сказали ему:
— В тот самый день, когда ты отбыл с султаном, наш господин Нуреддин сел на своего мула, оседланного, как в дни парадных выездов, и сказал нам: «Я хочу проехаться по направлению к Кальюбии, где я предполагаю провести день или два, ибо я чувствую стеснение в груди и желаю облегчить себя, вдыхая свежий воздух. Но я запрещаю кому бы то ни было следовать за мной!» И с того дня, о господин, мы ничего не слышали о нем.
И Шамзеддин глубоко опечалился отсутствию брата, и с каждым днем печаль его росла. И он подумал: «Конечно, не может быть иной причины его внезапного отъезда, кроме как те жестокие слова, которые я сказал ему накануне моего отъезда с султаном. Они, вероятно, и побудили его бежать от меня. И я должен загладить свою вину перед этим добрым братом и разослать гонцов за ним».
И Шамзеддин отправился к султану и объяснил ему все, что случилось. И султан приказал написать письма и приложить к ним его печать и разослать их с конными гонцами по всем направлениям, ко всем его наместникам во всех странах, возвещая в этих письмах о том, что Нуреддин исчез и что его должно искать повсюду. И спустя некоторое время все гонцы вернулись без всяких результатов, потому что ни один из них не был в Басре, где находился Нуреддин.
Тогда Шамзеддин дошел до крайнего предела печали и сказал себе: «Все это произошло по моей вине! И случилось это только потому, что у меня было слишком мало сдержанности и такта!»
Однако поскольку все на свете приходит к концу, то и Шамзеддин в конце концов утешился, и некоторое время спустя он посватался к дочери одного из богатейших купцов в Каире и заключил брачный договор с этой молодой девушкой и женился на ней. И случилось то, что должно было случиться. Но по удивительному совпадению в ту же самую ночь, в которую Шамзеддин вошел в брачную опочивальню, и Нуреддин в Басре вошел в спальню новобрачной, дочери визиря. И случилось это по воле Аллаха, дабы знали люди, что Он полный властелин над судьбою Своих созданий.
И все произошло так, как было условлено между братьями до их ссоры, и жены их зачали в одну и ту же ночь и разрешились от бремени в один день и в один и тот же час. Жена Шамзеддина, визиря Египта, родила дочь, и не было во всем Египте равной ей по красоте, а жена Нуреддина в Басре дала жизнь сыну, и во всем мире не было равного ему по красоте. О нем сказал поэт:
Дитя! О, как оно прекрасно, стройно!
Как тонок стан! Пить с ротика его!
Пить этот ротик и забыть навеки
Ряд звонких чаш, наполненных вином!
Пить с уст его и жажду утолять
Той свежестью, что дышит на ланитах!
Глядеться в воды тихие очей
И позабыть и вкус, и опьяненье,
И аромат пурпурного вина!
Коль красота явилась бы нарочно
Помериться с малюткой этим здесь,
Она б смущенно голову склонила.
И если б ты спросил: «О красота,
Скажи, видала ль ты ему подобных?»,
Она б в ответ сказала: «Никогда!»
И сын Нуреддина был назван за свою красоту Гассаном Бадреддином[71]. И рождение его было встречено всякими изъявлениями радости, и на седьмой день его жизни были устроены пиры и празднества, достойные сыновей царей.
Когда же празднества закончились, визирь взял с собой Нуреддина и отправился с ним к султану. И Нуреддин поцеловал землю между рук султана, и так как он обладал великим даром слова и смелым духом и был также очень сведущ в литературе, то он вспомнил и произнес следующие стихи поэта:
Он тот, пред кем мудрейший благодетель
Склоняется смиренно, ибо он
Привлек сердца всех избранных из смертных!
Я воспеваю все его дела,
И все они так дивны и прекрасны,
Что в ожерелье следовало б их
Все нанизать и надевать на шею!
И если пальцы рук его теперь
Целую я, так потому, что в них
Не пальцы зрю я, а благодеяний
Его несметных чудные ключи.
Султан, восхищенный этими стихами, великодушно осыпал дарами Нуреддина и визиря, его тестя. Но он до этого дня не слыхал о женитьбе Нуреддина и не знал даже о его существовании, и потому он спросил визиря, после того как он поблагодарил Нуреддина за его прекрасные стихи:
— Кто же этот молодой человек, столь прекрасный собою и столь красноречивый?
Тогда визирь рассказал султану всю историю от начала и до конца и сказал ему:
— Этот молодой человек — мой племянник.
И султан сказал:
— Как же это случилось, что я до сих пор ничего не слыхал о нем?
И визирь сказал:
— О повелитель мой и господин, ты должен знать, что у меня был брат, и был он визирем при египетском султане. Умирая, он оставил двух сыновей, старший из которых был назначен визирем на место моего брата, а младший — тот, которого ты видишь здесь, — пришел ко мне, потому что я обещал и клялся его отцу, что выдам замуж мою дочь за одного из моих племянников. И вот как только он прибыл сюда, я женил его на моей дочери. Как видишь, он еще молод, а я становлюсь стар и немного оглох и не могу так внимательно, как делал это раньше, следить за делами твоего царства. И я пришел просить моего повелителя и султана назначить моего племянника и зятя моим преемником. Могу уверить тебя, что он поистине достоин быть твоим визирем, потому что он человек высокого ума и всегда найдет мудрый совет и чрезвычайно искусен в ведении дел.
Тогда султан еще внимательнее всмотрелся в Нуреддина и пришел в восторг, и, не откладывая этого дела, он послушался совета своего старого визиря и назначил Нуреддина великим визирем на место его тестя, и подарил ему великолепнейшую почетную одежду, лучше которой не было ни у кого, и мула из своих собственных конюшен, и назначил ему телохранителей и придворных.
И Нуреддин поцеловал руку у султана и вышел от него со своим тестем, и оба вернулись домой на вершине счастья и стали целовать новорожденного, Гассана Бадреддина, говоря:
— Рождение этого ребенка принесло нам счастье!
На следующий день Нуреддин отправился во дворец, чтобы приступить к отправлению своих новых обязанностей, и, придя туда, он поцеловал землю между рук султана и произнес следующие стихи:
Тебя все дни дарят всё новым счастьем,
И, видя то, завистник сохнет злой!
Пусть дни твои все будут лучезарны,
А дни врагов — мрачнее тьмы ночной!
И султан разрешил ему сесть на диван визиря, и Нуреддин занял это место. И он приступил к исправлению своих обязанностей и занялся текущими делами и отправлял правосудие, как будто уже много лет состоял визирем. И он так прекрасно справлялся со всеми затруднениями на глазах самого султана, что султан был поражен его умом и его пониманием дел и удивительным умением, с которым он отправлял правосудие. И он еще более полюбил его и сделал его своим приближенным.
Что же касается Нуреддина, то он продолжал исполнять свои обязанности с большим искусством, но вместе с тем не забывал и о воспитании своего сына Гассана Бадреддина, несмотря на все свои заботы о делах государства. И значение его росло с каждым днем, и султан осыпал его своими щедротами и увеличил число его придворных, слуг, телохранителей и гонцов. И Нуреддин так разбогател, что мог уже предпринимать большие торговые дела, и посылать вооруженные торговые корабли по всему свету, и сооружать большие дома, мельницы и колеса для подъема воды, и разводить великолепные сады и шпалерники. И всем этим он занимался до того времени, пока сыну его Гассану Бадреддину не исполнилось четыре года.
В это время старый визирь, тесть Нуреддина, умер, и Нуреддин устроил ему пышные похороны и шел в погребальном шествии вместе со всеми знатными людьми страны.
Тогда Нуреддин всецело посвятил себя воспитанию своего сына. Он пригласил одного ученого, самого сведущего в законах, религиозных и гражданских; и ученый этот приходил каждый день в дом визиря и занимался с Гассаном Бадреддином и постепенно, шаг за шагом посвятил его в законы Аль-Корана, и юный Гассан вскоре дошел до того, что знал наизусть весь Аль-Коран. После этого старый ученый еще долгие годы продолжал обучать своего ученика, прививая ему разные полезные знания. И Гассан продолжал развиваться, и красота его и грация достигли высшего совершенства, как сказал поэт: