Тогда Гассан заплакал, думая о своем покойном отце, и о своем прежнем положении, и о нынешней своей участи. Но когда наступила ночь, он лег на могиле своего отца, и на него снизошел сон, и он заснул в усыпальнице. И он спал, пока не взошла луна; в этот момент голова его скатилась с надгробного камня, он повернулся и лег на спину, и таким образом лицо его было ярко освещено луной и блистало во всей своей красе.
А это кладбище было местом, посещаемым джиннами из рода добрых джиннов, из джиннов мусульман, правоверных. И вот случайно одна прекрасная джинния захотела подышать в этот час свежим воздухом при лунном свете, и она проносилась мимо спящего Гассана, и увидела его и заметила его красоту и изящные пропорции его тела, и была сильно удивлена, и сказала:
Одна прекрасная джинния увидела спящего Гассана, и заметила его красоту и изящные пропорции его тела.
— Хвала Аллаху! О, какой красивый юноша! Поистине, я влюбилась в его прекрасные глаза, и я угадываю, какой они черноты и какой белизны!
Потом она сказала себе: «В то время, пока он спит, я хочу еще полетать немного, прогуляться по воздуху». И она продолжила свой полет и поднялась очень высоко, чтобы освежиться; и в вышине она встретила на своем пути джинна, тоже правоверного. И она мило приветствовала его, и он почтительно ответил на ее поклон. Тогда она сказала ему:
— Откуда ты идешь, товарищ?
И он отвечал:
— Из Каира.
И она ему сказала:
— Хорошо ли себя чувствуют правоверные в Каире?
И он отвечал:
— Благодарение Аллаху, хорошо!
Тогда она сказала:
— Не хочешь ли ты, товарищ, пойти со мною подивиться красоте одного молодого человека, который заснул на кладбище Басры?
И джинн отвечал:
— Я к твоим услугам.
Тогда они взялись за руки и вместе спустились на кладбище и направились к спящему Гассану.
И джинния сказала джинну, подмигивая ему:
— Ну? Не права ли я?
И джинн, ошеломленный дивной красотой Гассана Бадреддина, воскликнул:
— Аллах! Аллах! Он не имеет себе подобного; он создан для того, чтобы возбуждать желание у всех женщин! — Потом, подумав немного, он прибавил: — Однако, сестра моя, я должен сказать тебе, что я видел кое-кого, кого можно сравнить с этим прекрасным юношей.
И джинния воскликнула:
— Этого не может быть!
И джинн сказал:
— Аллах свидетель! Я видел! И это было в Египте, в Каире! И это дочь визиря Шамзеддина!
И джинния сказала ему:
— Но я ее не знаю.
И джинн сказал:
— Слушай же. Вот ее история.
Визирь Шамзеддин, ее отец, находится из-за нее в большом горе. Дело вот в чем: султан Египта, услышав разговоры женщин о необычайной красоте дочери визиря, просил у него ее руки. И визирь Шамзеддин, который предназначил свою дочь для другого, почувствовал большое смущение и сказал султану:
— О господин мой и повелитель, соблаговоли принять мои извинения, самые смиренные, и прости меня за это дело. Ибо ты знаешь историю моего бедного брата Нуреддина, который вместе со мною был твоим визирем. Ты знаешь, что однажды он уехал, и мы более не слышали, чтобы о нем говорил кто-либо. И он сделал это поистине без всякой основательной причины! — И он в подробностях рассказал султану причины этого происшествия. Потом он прибавил: — И вот вследствие этого я поклялся перед Аллахом в день рождения моей дочери, что я отдам ее замуж, что бы там ни случилось, только за сына моего брата Нуреддина. И вот с тех пор прошло уже восемнадцать лет. И к несчастью, я узнал всего лишь несколько лет тому назад, что мой брат Нуреддин был женат на дочери визиря в Басре и что у него есть от нее сын. Таким образом, моя дочь, которая родилась от меня и моей жены, предназначена и записана на имя своего двоюродного брата, сына моего брата Нуреддина. Что же касается тебя, о господин мой и повелитель, то ты можешь взять себе какую угодно красавицу. Египет полон их. И среди них немало достойных царя.
Услышав это, султан впал в величайший гнев и закричал:
— Как?! Жалкий визирь! Я хочу сделать тебе честь и жениться на твоей дочери, я снисхожу до тебя, и ты, ты смеешь под предлогом, самым глупым, самым ничтожным, отказывать мне! Ну хорошо же!
Клянусь моей головой! Я заставлю тебя выдать ее замуж наперекор твоему носу, о ничтожнейший из моих подданных!
А у султана был маленький конюх, безобразный и горбатый, с горбом спереди и с горбом сзади. И султан приказал, чтобы он тотчас же явился и подписал свой брачный договор с дочерью визиря Шамзеддина, не обращая никакого внимания на мольбы отца. Потом он приказал маленькому горбуну в ту же ночь лечь спать с юной девушкой. И, не довольствуясь этим, султан повелел отпраздновать свадьбу торжественно и с музыкой.
Что же касается меня, о сестра моя, то я покинул их в то самое время, когда юные рабы дворца окружили маленького горбуна и отпускали веселые египетские шуточки и держали каждый в руке свадебные свечи, чтобы сопровождать новобрачного. Что же до новобрачного, то я оставил его направляющимся в хаммам принять ванну, посреди шуток и смеха юных рабов, которые говорили:
— Мы предпочли бы осла этому жалкому горбуну!
И действительно, о сестра моя, он был очень невзрачен, этот горбун, и очень безобразен!
И джинн при одном воспоминании о нем плюнул на землю, сделав ужасную гримасу. Потом он прибавил:
— Что же касается молодой девушки, то она самое прекрасное создание, какое я только видел в своей жизни. Уверяю тебя, она еще красивее, чем этот юноша. Впрочем, и называется она Сетт эль-Госн[74], и это совершенно верно! Я оставил ее горько плачущей, вдали от отца, которому запрещено присутствовать на празднестве. И она совершенно одинока среди этого празднества, среди играющих на музыкальных инструментах, среди танцовщиц и певиц; жалкий конюх скоро выйдет из хаммама, и все ждут только его прихода, чтобы начать торжество.
Дойдя до этого места в своем рассказе, Шахерезада заметила наступление утра и скромно замолкла, оставив свое повествование до следующей ночи.
И когда наступила
Шахерезада сказала:
Говорили мне, о счастливый царь, что, когда джинн закончил свой рассказ словами: «И все только ждут выхода горбуна из хаммама» — джинния сказала:
— Так! Но, товарищ, я думаю, что ты сильно ошибаешься, утверждая, что Сетт эль-Госн более красива, чем этот юноша. Это невозможно! Что же касается меня, то я утверждаю, что равного ему по красоте не было еще никогда!
Но джинн отвечал ей:
— Клянусь Аллахом, о сестра моя, и уверяю тебя, она еще прекраснее этого юноши! Впрочем, ты можешь пойти со мною посмотреть на нее. Это совсем нетрудно. И мы воспользуемся случаем лишить гнусного горбуна обладания этим дивным телом. Эти два юные создания достойны друг друга, и они так походят друг на друга, что их можно принять за родных брата и сестру или по крайней мере за двоюродных. Что за беда, если этот горбун не соединится с Сетт эль-Госн!
Тогда джинния ответила:
— Ты прав, брат мой. Да, мы перенесем на руках спящего юношу и соединим его с молодой девушкой, как ты предлагаешь. Таким образом мы сделаем доброе дело, и, кроме того, мы хорошенько посмотрим, кто из двух более прекрасен!
И джинн отвечал:
— Слушаю и повинуюсь, ибо слова твои полны здравого смысла и вполне справедливы. Идем же!
И джинн взял молодого человека к себе на спину и полетел, сопровождаемый джиннией, которая помогала ему, чтобы они могли лететь как можно скорее; и вот оба они, нагруженные таким образом, прибыли в Каир. И тут они сняли с себя прекрасного Гассана, все время спавшего, и положили его на скамейку одной из улиц, перед дворцом, который был полон народа; и затем они исчезли.
Гассан проснулся и пришел в крайнее изумление, увидев, что он уже не в усыпальнице, на могиле отца, в Басре. Он посмотрел направо, и он посмотрел налево. Все было ему незнакомо. Это был город, совершенно непохожий на Басру. И все это было так для него неожиданно, что он уже открыл рот, чтобы закричать, но в это время он увидел перед собой человека очень большого роста и бородатого, который подмигивал ему, как будто говоря, чтобы он не кричал.
И Гассан послушался его. И этот человек (а это был джинн) дал ему зажженную свечу и приказал ему смешаться с толпой народа, в которой все держали в руках свечи, зажженные для свадебного торжества, и сказал ему:
— Знай, о юноша, что я джинн правоверных! Это я перенес тебя сюда во время твоего сна. И город этот — Каир. Я перенес тебя сюда, ибо желаю тебе добра и желаю оказать тебе безвозмездно услугу единственно из любви к Аллаху и ради твоей красоты. Возьми же эту зажженную свечу, вмешайся в толпу и иди с нею к тому хаммаму, который ты видишь. И вскоре оттуда выйдет маленький горбун и направится к дворцу, а ты следуй за ним. Или лучше иди рядом с горбуном, который и есть новобрачный. Войди вместе с ним в этот дворец, вступи в большую залу собраний и становись по правую руку горбуна, новобрачного, как будто ты принадлежишь к этому дому. И каждый раз, как только ты увидишь, что к вам приближается музыкант, или танцовщица, или певица, опускай руку в карман, и благодаря моим заботам ты его всегда найдешь полным золота; и ты бери золото полной горстью без раздумья и бросай его небрежно всякому. И не опасайся недостатка в золоте — я буду его пополнять. И ты будешь давать горсть золота всякому, кто только к тебе приблизится. И прими уверенный вид, и не бойся ничего! И тебе поможет Аллах, Который создал тебя таким красавцем, и я, поскольку я люблю тебя. Впрочем, все, что произойдет, произойдет по воле и могуществу Всевышнего Аллаха.
И с этими словами джинн исчез.
Тогда Гассан Бадреддин из Басры, выслушав эти слова джинна правоверных, сказал себе: «Что может означать все это? И о какой это услуге говорит мне этот удивительный джинн?»
Но, не останавливаясь более на подобных вопросах, он пошел и зажег свою свечу, которая потухла, о свечу одного из приглашенных и подошел к хаммаму в ту самую минуту, когда горбун, приняв ванну и одетый во все новое, уже садился на лошадь.