— Куда же ты уходишь, Бадреддин? Подожди здесь, хорошенько слушайся меня и исполни мои указания. Горбун скоро войдет в кабинет удобств; и я пойду туда же и задержу его там! Ты же, заметив это, ступай тотчас же в брачную комнату и, когда войдешь к новобрачной, скажи ей: «Это я настоящий твой муж! Султан и твой отец воспользовались этой хитростью, чтобы отвратить от тебя дурной глаз завистливых людей! Что же касается конюха, то это самый жалкий из наших конюхов; и, чтобы вознаградить его за это, для него приготовлен на конюшне хороший горшок простокваши, чтобы он мог подкрепиться за наше здоровье!»
Потом ты возьмешь ее без страха и колебаний и снимешь с нее вуаль и сделаешь то, что сделаешь.
И джинн исчез.
И горбун действительно вышел в кабинет удобств, чтобы облегчиться, перед тем как войти к новобрачной, и присел на мрамор.
И вот в это самое время джинн принял вид большой крысы и вышел из отверстия кабинета удобств и начал, подражая крысе, издавать звук:
— Цык! Цык!
А горбун захлопал руками, чтобы отогнать крысу, и закричал:
— Кыш! Кыш!
Тогда крыса начала увеличиваться и превратилась в большого кота со страшными светящимися глазами, который начал громко мяукать. И пока горбун сидел, кот все увеличивался и превратился в большую собаку, которая громко залаяла:
— Гав! Гав!
Тогда горбун перепугался и закричал:
— Пошла прочь, подлая!
Тогда собака начала увеличиваться и надуваться и превратилась в осла, который заревел на горбуна:
— Гак! Ги-гак!
И тогда горбун исполнился ужаса и почувствовал, что у него сильнейший понос, и начал кричать громким голосом:
— Помогите, помогите, живущие в этом доме!
Тогда из опасения, чтобы горбун не ушел отсюда, осел увеличился еще более и превратился в громадного буйвола, который совершенно загородил собою дверь кабинета удобств, и буйвол на этот раз заговорил уже человеческим голосом и сказал:
— Горе тебе, дрянной горбун! Самый вонючий из всех конюхов!
При этих словах горбун почувствовал холод смерти и потерял сознание, и он упал на пол полураздетый, и челюсти его стучали одна о другую, и от ужаса он не мог открыть рта.
Тогда буйвол закричал ему:
— О презренный горбун! Разве ты не мог найти себе другой женщины, кроме моей повелительницы?!
Но горбун, полный ужаса, не мог произнести ни слова.
И джинн сказал ему:
— Отвечай же мне, или я заставлю тебя поглотить твои собственные нечистоты!
Тогда горбун при этой страшной угрозе мог только сказать:
— Ради Аллаха! Это не моя вина! Меня принудили к этому! К тому же, о могучий повелитель буйволов, мог ли я предвидеть, что у молодой девушки есть любовник среди буйволов! Но клянусь тебе, я уже передумал и прошу прощения у Аллаха и у тебя!
Тогда джинн сказал ему:
— Клянись именем Аллаха, что ты будешь повиноваться моим приказаниям!
И горбун поспешил дать клятву.
Тогда джинн сказал ему:
— Ты должен оставаться здесь всю ночь, пока не взойдет солнце! И только тогда можешь ты выйти отсюда! Но ты не должен говорить никому ни слова обо всем этом, иначе я разобью твою голову на тысячу кусков! И никогда нога твоя не должна быть ни в этом дворце, ни в гареме! Иначе, повторяю, я размозжу твою голову и упрячу тебя в яму с нечистотами!
Потом он прибавил:
— Впрочем, я сам придам тебе положение, которое я запрещаю тебе менять до самого рассвета!
И тогда буйвол схватил своими зубами конюха за ноги и втиснул его головою вперед в отверстие над ямой кабинета удобств и снаружи оставил только его ноги. И он еще раз повторил ему:
— Смотри же, до утра не смей и пошевелиться!
И вслед за тем он исчез.
Вот что было с горбуном.
Что же касается Гассана Бадреддина из Басры, то он предоставил поле сражения горбуну и джинну, а сам пробрался через внутренние покои дворца прямо в брачную комнату и уселся там в отдаленном углу. И не успел он сесть, как в комнату вошла новобрачная, поддерживаемая своей старой кормилицей, которая остановилась у дверей, в то время как Сетт эль-Госн вошла одна в комнату.
И, полагая, что в комнате сидит горбун, старуха сказала ему:
— Встань, о доблестный герой, и возьми свою жену и действуй на славу! И да будет Аллах с вами, о дети мои!
Проговорив эти слова, она удалилась.
И от тоски в груди новобрачной Сетт эль-Госн замерло сердце, и она сказала себе: «Нет! Лучше отдаться смерти, чем этому безобразному конюху-горбуну!»
Но не успела она сделать несколько шагов, как узнала прелестного Гассана! Тогда из груди ее вырвался крик счастья, и она сказала:
— О желанный, как это мило, что ты ждал меня все это время! И неужели ты тут один? Какое счастье! И знаешь, я думала сначала, видя тебя все время рядом с этим противным горбуном, что вы оба условились владеть мною.
И Бадреддин отвечал:
— О повелительница моя, как можешь ты говорить это! Как смеет этот горбун прикасаться к тебе! И как могли мы условиться насчет тебя?
Тогда Сетт эль-Госн спросила:
— Но, наконец, кто же из вас двоих мой муж — ты или он?
И Гассан отвечал ей:
— Конечно я, о госпожа моя! Вся эта шутка с горбуном была придумана, чтобы позабавить нас и чтобы отвратить от тебя дурной глаз, так как все женщины, живущие во дворце, говорят о твоей несравненной красоте. И отец твой нанял этого горбуна, чтобы он служил отводом дурному глазу, и дал ему десять динариев, и теперь, он, вероятно, собирается очистить в конюшне за наше здоровье целый горшок простокваши.
При этих словах Сетт эль-Госн обрадовалась до высшего предела радости, и она приятно улыбнулась и потом еще приятнее рассмеялась и, не в состоянии долее сдерживать себя, воскликнула:
— Ради Аллаха, дорогой мой, возьми меня! Возьми меня! Прижми к своей груди!
И так как Сетт эль-Госн сняла уже с себя нижние одежды, то оставалась теперь только в одной верхней, кроме которой на ней не было ничего. И со словами: «Прижми меня к своей груди!» — она приподняла свою одежду, и он увидел всю прелесть ее тела. И при виде этого тела гурии он почувствовал непреодолимое желание!
И он начал раздеваться и сбросил с себя широкие шальвары с бесчисленными складками; и он вынул кошелек с тысячей динариев, отсчитанных ему евреем из Басры, и положил на диван, под шальвары; потом он снял свой красивый тюрбан и положил его на стул и надел на голову ночной колпак, который был приготовлен для горбуна; и на нем не осталось ничего, кроме тонкой рубашки из шелковой кисеи, вышитой золотом, и нижних шальвар из голубого шелка, стянутых у талии шнурком с золотыми кистями.
И Бадреддин бросился к Сетт эль-Госн, тянувшейся к нему всем существом, и они обнялись и слились в тесном объятии. И он насладился ее юными прелестями и лишил ее невинности, и, без сомнения, с этой ночи Сетт эль-Госн понесла, как это ты и сам увидишь из последующего, о эмир правоверных.
И Бадреддин долго ласкал Сетт эль-Госн, и потом он лег рядом с нею и осторожно положил свою руку под ее голову, и Сетт эль-Госн тоже обвила его своими руками, и оба они лежали, крепко обнявшись, и, прежде чем ими овладел сон, произнесли следующие стихи:
О, не страшись, и пусть твое копье
Предмет любви пронзает торжествуя!
Откинь совет завистника ты злого,
Твоей любви не может он помочь,
Аллах не создал зрелища прекрасней,
Чем два влюбленных, что на ложе страсти
В объятье тесном радостно слились,
Взгляни на них, когда, прильнув друг к другу,
Благословенья полные лежат,
И кисти рук им служат изголовьем!
Когда услышит бессердечный свет,
Что две души слились в единой страсти,
Он их железом жаждет разлучить!
Ты ж проходи! Когда по воле рока
Ты красоту встречаешь на пути,
Люби ее, ведь полюбить ты должен,
Лишь с нею жить, и только с ней одной!
Вот что случилось с Гассаном Бадреддином и Сетт эль-Госн, дочерью его дяди.
Что же касается джинна, то он отыскал джиннию, свою подругу, и они отправились полюбоваться молодыми людьми, которые спали обнявшись.
И джинн сказал джиннии, своей подруге:
— Ну что, сестра, разве я не был прав? — Потом он прибавил: — Теперь твоя очередь нести этого юношу и доставить его на то самое место, с которого мы взяли его, — на кладбище в Басре, в усыпальницу его отца Нуреддина! И поспеши сделать это, и я помогу тебе, потому что приближается утро, и не следует, чтобы его застали здесь!
Тогда джинния взяла молодого Гассана и взвалила его себе на плечи, и он остался как был, в одной только рубахе, потому что нижние шальвары у него спустились во время его возни с Сетт эль-Госн. И джинния улетела с ним, а рядом с нею летел джинн.
И вот во время этого полета джинн предался разным похотливым мыслям относительно своей подруги и вздумал изнасиловать ее, в то время как она летела со своей прекрасной ношей. И джинния не противилась бы его желанию, но она боялась уронить прекрасного Гассана. Впрочем, Аллах Всемилостивый послал против джинна Своих ангелов, и они направили на него падучую звезду, которая сожгла его. И таким образом джинния и Гассан избавились от джинна, который, вероятно, погубил бы обоих, потому что джинны ужасны в своих проявлениях любви. И джинния спустилась на землю на том самом месте, где был сброшен джинн.
И в книге судеб было написано, что место, на которое джинния опустит юного Гассана Бадреддина, будучи не в силах одна нести его дальше, будет у самого города Дамаска, в стране Шам[80]. И вот джинния принесла Гассана к одним из ворот города Дамаска и осторожно положила его на землю и затем улетела.
На рассвете, когда открылись городские ворота, все выходившие из них люди были крайне поражены, увидав красивого юношу, спавшего на земле в одной рубашке, без нижних шальвар, в ночном колпаке вместо тюрбана на голове.
И одни из них сказали, глядя на него: