Маркус и Фиц шли через участок на самом краю лагеря, где разместился полевой госпиталь. Палатки с откинутыми пологами защищали раненых от палящего солнца, и полковые хирурги деловито и бойко сновали от одного пациента к другому. Маркус подозревал, что эта бурная деятельность – в основном дань его присутствию. Как уже заметил Фиц, полк легко отделался. Многие палатки стояли пустыми, а обитатели занятых выглядели в большинстве своем почти здоровыми. Конечно, даже крохотная рана могла воспалиться, и если воспаление оказывалось серьезным, человеку грозила опасность лишиться конечности – как тому бедолаге на хирургическом столе. И тем не менее все именно так – легко отделались.
Маркуса до сих пор немного мутило. До нападения искупителей тяжелейшим сражением в истории полка была засада, в которой погиб полковник Варус. Тогда полк потерял в бою шестерых, и двое скончались позже от тяжелых ран. Еще одного отправили на родину, признав негодным к службе по состоянию здоровья. Всего, стало быть, девять – и этот случай сочли настоящей трагедией, погибших оплакивал весь полк. А теперь – такое.
«Это война», – строго сказал себе Маркус. До недавних пор Первый колониальный полк нельзя было назвать по-настоящему боевой частью. Весь их прежний опыт в военном деле сводился к тому, чтобы прочесывать заросли да гоняться за разбойниками. Счастье, что солдаты вообще выстояли в этом сражении. И ведь в самом деле, общее настроение в лагере резко поднялось. Перешептывания и угрюмые взгляды сменились улыбками и четким задорным козырянием.
– Сэр, – проговорил Фиц.
– Мм?
– Что-нибудь случилось? Вы, кажется, чем-то озабочены.
– С чего ты взял?
Фиц кашлянул.
– Прежде всего, сэр, вот уже несколько минут, как мы вышли за пределы лагеря. Быть может, нам следует повернуть обратно?
Маркус огляделся по сторонам. Фиц оказался прав, впрочем, как обычно, – крайний ряд палаток и отхожие места остались позади, и Маркус, погруженный в свои мысли, уже несколько минут шагал по чистому полю. В двадцати ярдах от них пара часовых с любопытством наблюдала за этой прогулкой.
– Ах да, – Маркус оглянулся на Фица. – Мы и впрямь далековато зашли.
– Так точно, сэр, – отозвался Фиц, что в переводе с его особого языка означало: «Я и сам вижу, что ты чокнулся».
Маркус направился к крупному валуну, наполовину ушедшему в сухую почву, сбоку от которого тесно росли тонкие деревца. Маркус привалился спиной к камню, ощутил исходящее от него тепло и шумно выдохнул. Фиц стоял перед ним, как всегда подтянутый и безупречный. Отсюда до лагеря было добрых шестьдесят ярдов. Капитан решил, что теперь их никто не подслушает, и произнес:
– Полковник намеревается арестовать Адрехта.
Фиц даже бровью не повел.
– На каком основании, сэр?
– Невыполнение служебного долга. Я выпросил у полковника разрешение самому известить об этом Адрехта.
– Это великодушный поступок, сэр.
– Да, но теперь мне предстоит обо всем ему сообщить. – Маркус поморщился. – Я не уверен, что сумею это сделать.
Фиц дипломатично промолчал.
– На самом деле он не виноват, – проговорил Маркус. – Точнее, виноват, конечно, но отчасти, и… – Он осекся, помотал головой.
– Быть может, если вы еще раз поговорите с полковником, он согласится как-то смягчить наказание?
– Нет, – сказал Маркус. – Он хочет преподать урок. – Капитан поколебался, но все же добавил: – Полковник вел речь о том, чтобы передать командование четвертым батальоном тебе.
Лицо лейтенанта совершенно не переменилось.
– Понятно.
Маркус с интересом глянул на него:
– Ты хотел бы командовать батальоном?
– Сэр, это назначение, безусловно, продвинуло бы меня по служебной лестнице. И все же я беспокоился бы о том, как в мое отсутствие идут дела в первом батальоне. При том что вы проводите столько времени в обществе полковника…
Это была чистая правда. Фиц и так уже практически командовал батальоном.
Маркус оттолкнулся от камня и встал.
– Мне нужно поговорить с остальными. Ты не мог бы отыскать Вала и Мора и сообщить, что на закате я буду ждать их обоих в своей палатке? Но только смотри, никому ни слова о том, зачем я их зову.
– Безусловно, сэр. – Фиц четко отдал честь.
Обратная дорога в лагерь показалась Маркусу намного длиннее, да и время, оставшееся до заката, тянулось невыносимо медленно. Он занялся сверкой и утверждением батальонных счетов, описей казенного имущества, разбирал списки больных и донесения о потерях – причем это была лишь вершина бумажной горы, которая громоздилась на его походном столе. Маркус не решался даже задуматься о том, что подстерегает его в подножии. К тому времени, когда он наконец оторвался от работы и увидел, что горизонт окрасился закатным багрянцем, правая рука у него онемела и ныла, а пальцы были густо забрызганы чернилами.
Мор явился первым, багровый от долгого пребывания на солнце и притом в отвратительном настроении. Прежде чем Маркус успел вымолвить хоть слово, он сбросил мундир, швырнул его в угол палатки и ожесточенно подергал воротничок.
– Сущие дети, – проговорил он. – И не просто дети – маменькины сынки. Сделаешь им замечание, а они таращатся на тебя так, словно вот-вот ударятся в слезы. Не знаю, где только полковник выкопал этакое добро.
– Ты о новобранцах? – уточнил Маркус.
– К рядовым у меня претензий нет. Проблема в лейтенантах. – Мор дважды прошелся по палатке из конца в конец, а затем пнул свой мундир. – Сборище чванливых самодовольных бумажных солдатиков! Ни один пороха не нюхал, вчера перед боем они чуть ли не надули в штаны от страха, а сегодня все как один возомнили себя Фарусами Завоевателями! – Мор помотал головой. – Твои хоть получше? Не желаешь махнуться?
Маркус помотал головой, чувствуя угрызения совести. Своих ротных командиров – не считая ветеранов, конечно, – он едва знал в лицо. Время, которое Маркусу следовало бы проводить с ними, единолично присвоил Янус.
– В следующий раз, – сказал Мор, – я сам проведу занятия по строевой. Чем трепаться друг с другом, пускай эти сопляки хорошенько наглотаются пыли. Может, хоть это их чему-нибудь научит. – Он протяжно выдохнул. – У тебя найдется выпить?
– Не сейчас, – ответил Маркус. – У нас неприятности.
– А то я не знаю! Потому и спросил насчет выпивки. – Мор плюхнулся на пол возле походного стола. – Так в чем дело-то?
– Сначала нужно дождаться… а, вот и он.
Вал откинул полог палатки и шагнул внутрь, моргая от света лампы.
– Маркус, Мор, – учтиво приветствовал он сослуживцев. – Мне показалось, что Фиц взволнован, и я поспешил прийти.
– Взволнован? – переспросил Мор. – Да он не знает, что такое волноваться!
– Я имею в виду – по сравнению с его обычным поведением, – пояснил Вал.
– Садись, – сказал Маркус. – Нам надо поговорить.
– Вот теперь уже я начинаю волноваться, – усмехаясь, заметил Мор.
– Учитывая, кто здесь собрался, – произнес Вал, – я, кажется, знаю, о чем пойдет разговор. Ты собрал нас из-за Адрехта, верно?
– Верно, – признал Маркус. – Полковник недоволен тем, что произошло с лагерем искупителей.
– Ба! – воскликнул Мор. – Согласен, дельце некрасивое, но эти поганцы получили по заслугам.
– По заслугам? – эхом отозвался Маркус. – Они спасались бегством. В лагере были женщины…
– Женщины, которые отправились в поход за действующей армией. – Мор пренебрежительно махнул рукой. – Останься они в Эш-Катарионе, с ними бы ничего не случилось. Да и незачем было спасаться бегством. Мы давали им возможность сдаться в плен.
– И однако, резне не может быть оправдания, – натянуто заметил Вал. – Законы цивилизованного ведения военных действий…
– А что, искупители подписали Конвенцию пятьдесят восьмого года? Не припомню такого. Между прочим, они едят пленных.
– Это всего лишь слухи, – возразил Вал.
– Как бы там ни было, – перебил их Маркус, повысив голос, – крайним в этой истории оказался Адрехт. Полковник сообщил мне, что хочет его арестовать.
– Арестовать? – потрясенно переспросил Вал. – За что?
– За невыполнение служебного долга, – пожал плечами Маркус. – Не знаю, примет ли такое обвинение военно-полевой суд, но Адрехту до конца кампании придется сидеть в кутузке – исключительно по распоряжению полковника.
– А кто примет четвертый батальон? – спросил Мор.
– Фиц, – ответил Маркус, морщась от кислого привкуса во рту. – Во всяком случае, полковник намекнул на такую возможность.
– Давно пора, – сказал Мор.
Вал пропустил его реплику мимо ушей и повернулся к Маркусу.
– Что будем делать?
– Я хотел вначале поговорить с вами обоими, – ответил Маркус. – Нам нужно будет вместе решить…
– Что решить? – перебил Мор. – Решение-то вроде бы уже принято.
– Нам нужно будет решить, собираемся ли мы поддержать это решение, – пояснил Вал.
– Именно, – отозвался Маркус.
Наступила долгая пауза. Мор поглядел на одного из них, на другого, засмеялся было, но тут же оборвал смех. И резко сел.
– Эй, вы это серьезно?
– Адрехт один из нас, – ответил Вал. – Наш однополчанин. Мы не можем отступиться от него.
– Да он всегда был никчемным, – буркнул Мор, – а с тех пор как искупители выставили нас из города, и вовсе пальцем не шевельнул. Пьянствовал так, что и на ногах не всегда держался!
«Не в бровь, а в глаз, – с горечью подумал Маркус. Для Вала все было просто, но он и сам человек простой. – Фиц мог бы стать лучшим командиром батальона, чем Адрехт. В этом Янус прав. А Адрехт… просто Адрехт, вот и все». Маркус так долго служил вместе с другими капитанами, что перестал воспринимать их как отдельные личности. Они стали просто частью окружающего ландшафта, такой же незыблемой, как звезды в небесах. Служить в Первом колониальном без Адрехта – все равно что проснуться без руки или ноги. Янус, однако, заставил Маркуса взглянуть на ситуацию со стороны, и Маркусу пришлось признать, что увиденное ему не понравилось.