— А как Джон и Мери? — спросил я.
— Им повезло. Вызвали в полицейский участок, похвалили, что не поддались моим уговорам сбежать в Мексику, расспросили об их специальностях, сказали, что шоферы и продавщицы на острове не нужны и через неделю, когда заработал аэропорт, им разрешили улететь домой. А как ты?
Я рассказал о своих приключениях, как рассказывают о сновидениях — в самом деле моя карьера выглядела как сказочный сон. О своих проектах я не распространялся, сказал только, что могло быть еще скучнее. Рыжий кивал, цокал языком и периодически поднимал большой палец, словно оценивал удачные реплики в пьесе, которую я перед ним разыгрывал.
— Фантастика, — сказал он, когда я описал дворец Правителя. — На острове такие рассказы принято слушать, стоя на коленях.
Теперь это был не тот Рыжий, которого я знал в первые дни пребывания на острове, не яркий лидер с глазами заговорщика и усмешкой циника. Этот Рыжий был с мятым лицом, поникшими плечами и водянисто-туманным взглядом.
Некоторое время мы молчали. Потом он вдруг встал, наклонился ко мне, долго всматривался, как будто хотел сказать что-то важное, но передумал, и вместо этого объявил, что у меня грязное лицо и что мне срочно нужно умыться. Лицо у меня было чистое, как совесть у чиновника в отставке, но просьба в его глазах была слишком человеческой, чтобы ее игнорировать. Мы отправились в ванную. Рыжий открыл все краны, вода заурчала в раковине и вдобавок запели трубы, как будто стараясь заглушить любопытные уши. Мы уселись на какой-то старинный сундук с запахом нафталина и рыбьего жира.
— Ты хочешь отсюда сбежать? — спросил он.
Честно говоря, я хотел. Но не настолько, чтобы рисковать жизнью или, скажем, работать на птицефабрике, где даже куры были бы моими начальниками.
— Я знаю людей, которые могут помочь, — сказал Рыжий с заговорщицким видом, — но им нужен кто-то, кто может войти во дворец.
— Я могу лишь пройтись мимо дворца. У меня, знаешь ли, карточка не того цвета, — сказал я.
— Все можно устроить, — Рыжий приободрился. — Мы сделаем из тебя министра.
— Министра? — переспросил я. — Я бы предпочел стать смотрителем маяка где-нибудь около Бостона. Сидел бы и писал мемуары «Как я не стал министром в самой счастливой стране».
— Министр — это практичнее, — сказал он, и в его голосе снова послышалась нотка прежнего сарказма. — Мы тебе поможем.
Я посмотрел на его иссохшее лицо, на руки, дрожащие, будто в них поселились три духа — тревога, кофеин и алкоголь. Было в этом предложении что-то от гоголевского абсурда: когда тебе предлагают вступить в элиту, потому что ты симпатичный и у тебя хорошие манеры. Да и кто такие эти «мы»? Я покачал головой.
— Это не по мне. Не вышел ни фигурой, ни умением пить виски.
— Подумай, — не сдавался Рыжий. — Я тебя познакомлю с одним человеком. Он писатель. Знаменитый. Местный классик. Он объяснит, что к чему. Ты ведь можешь выезжать в город?
— Могу, — кивнул я, — но со мной всегда шофер-телохранитель, и вся эта охрана живет по принципу: если ты на минуту остановился и задумался — значит, готовишь побег.
Мы обсудили возможные места встречи — Рыжий предлагал, я сопротивлялся. В конце концов он сказал:
— В воскресенье, в парке. Десять утра. Фонтан с русалками. Сиди на скамейке. А писатель подсядет. Просто беседа. Никто не запретит вам говорить о погоде и поэзии.
Мне эта идея не понравилась, но я устал огорчать Рыжего и согласился. Я не представлял, к чему может привести мое согласие.
Глава 23
Кто-то сказал, что счастливые люди радуются каждому наступившему утру. Если так, то в то воскресенье я не был счастливым человеком. Хотелось лежать, закрыв голову одеялом, и ни о чем не думать. Или с кем-нибудь посоветоваться. Нет, не для того, чтобы услышать совет, а просто четко сформулировать плюсы и минусы моего решения. Нет ничего хуже, чем советоваться с моим внутренним голосом. Этот незримый собеседник легко впадает в панику и видит впереди только ужасы, даже когда вероятность этих ужасов меньше одного процента.
— У тебя на кону каторга или расстрел, — говорил внутренний голос. — А в плюсах только возвращение в свою крошечную квартиру в веселом районе Лос-Анжелеса, где ночью страшно выходить на улицу.
Я с трудом вылез из постели, оделся, спустился в ресторан, позавтракал, вышел на улицу и вдруг обнаружил, что уже позвонил в гараж и заказал машину. Как это произошло? Кто-то внутри меня уже давно играл в эту игру, передвигая меня, как шахматную фигуру, и мне оставалось только покорно следовать маршруту. Я сел в подкативший «Ниссан» и сказал сержанту, сидевшему за рулем, что сегодня мы поедем в парк.
Фонтан с русалками я знал хорошо — это было одно из моих любимых мест. Половина скамеек, стоявших вокруг фонтана, находилась в тени, а по широкой аллее, ведущей от фонтана к морю, всегда гулял прохладный ветерок. Писатель сидел на моей любимой скамейке в тени огромной пальмы. Внешне он напоминал техасского рейнджера, который для солидности нацепил очки в темной роговой оправе. О том, что это писатель, я догадался по книге, которая лежала рядом с ним. Я узнал обложку. Это был один из его многочисленных любовных романов, который он писал со скоростью четыре штуки в год. Обычно в первой половине его книг влюбленным никак не удавалось встретиться, мешали то войны, то революции, то эпидемии, то родители, то социальное неравенство. Потом они встречались, были счастливы страниц двадцать и снова разлука. В финале измученные борьбой с окружающей средой герои наконец-то соединялись и шли в церковь венчаться. На этом сказка заканчивалась, начинались серые будни, которые писатель никогда не описывал.
Я подсел к нему, сделал вид, что он меня не интересует, достал телефон и стал читать последние новости. Главной новостью в этот день была короткая статья Сеньора Гобернанте о том, что женщины должны рожать от воинов. Он приводил статистические данные, что дети, рожденные в семье военных, более приспособлены к жизни, а значит, более счастливы. Мой телохранитель сел на соседнюю скамейку и тоже достал телефон. «Сфотографирует обязательно», — подумал я. Жаль, конечно, что у меня нет доступа к моим файлам, я бы с удовольствием прочитал описание нашей встречи с Писателем.
— Что-нибудь интересное сегодня? — спросил он с выражением лица, которым обычно интересуются котировками на бирже.
Я рассказал ему о детях военных.
— Идеалом Сеньора Гобернанте, — сказал он, — была бы страна, где даже коты состоят на военной службе. Приказ идет сверху, как капля по листу пальмы, и с такой же скоростью все бросаются укреплять свое счастье.
— Не боитесь говорить такие вещи вслух? — спросил я.
— Вряд ли вы записываете наш разговор, — сказал Писатель, — а если вы напишете донос, то против вашего слова будет мое. А так как я человек известный и уважаемый, то моему слову поверят скорее. Вы, как я вижу, приезжий, а таким на острове доверяют мало.
— Тем не менее, — возразил я, — в отличие от вас, я пришел сюда с телохранителем.
— Это ничего не значит, — сказал он. — Я могу сделать так, что ваш телохранитель подтвердит, что крамолу говорили именно вы. Кстати, я не ошибся, вы Кевин Тейлор?
— Он самый.
Писатель помолчал, потом внимательно посмотрел на моего сержанта, но тот в данный момент больше интересовался своими ботинками.
— Вам говорили о цели нашей встречи? — спросил он.
— Мне сказали, что вы хотите мне помочь стать министром, — сказал я. — Правда, не спросили, хочу ли этого я.
— А почему вы этого не хотите?
— Я не впишусь в их компанию. Я не пью виски из горлышка и не умею рассказывать анекдоты.
Писатель расхохотался.
— Я думал, вы скажете, что не умеете руководить государством.
— Мне объяснили, что государство само собой руководит. Как поезд: главное не забыть, где проложены рельсы.
Он покачал головой.
— Наш поезд идет в гору, скоро инерция закончится, и тогда будем катиться назад. Без тормозов, зато с музыкой.
— А я слышал другое. Люди сыты, на шорты и футболку им хватает, танцевать по вечерам на площади никто не запрещает, так что такое счастье вполне может длиться тысячу лет.
— Вы многого не знаете, если верите такой ерунде. Наша задача — дать людям достойную жизнь. Есть бананы, носить шорты и танцевать на площади — это деградация. Зайдите в наши больницы и вы увидите рентгеновские аппараты, которым уже пятьдесят лет. Сейчас операции на сердце делают, не вскрывая грудную клетку, а искусственный интеллект может написать такую книгу, — тут он похлопал по обложке книги, лежащей на скамейке, — за пять минут. А мы так и будем есть бананы и танцевать.
— И в этом виноваты министры, которых вы хотите заменить?
— Это только начало. Без этого мы никуда не двинемся. Вы знаете, что половина молодых мужчин у нас сейчас служит в армии или в полиции. Или вот так.
Он кивнул в сторону моего телохранителя.
— Молодой мужик, а занимается ерундой. Еле-еле окончил школу, дослужился до сержанта, и это его максимум. А если бы он окончил университет…
— И что? Он стал бы счастливее?
— Он бы приносил больше пользы нашей родине.
— В ущерб своему счастью?
— Ах, бросьте! Наше счастье придумало Министерство пропаганды, которое теперь называется Министерством информации. Кто-то решил, что мы вышли на такой счастливый уровень, что пропаганда больше не нужна. Остается только собирать информацию, насколько мы счастливы и что нужно сделать, чтобы счастья стало еще больше.
— Давайте говорить конкретно. Что вы от меня хотите?
Писатель опять посмотрел на сержанта, но тот, похоже, задремал.
— Под книгой лежит конверт, ваша задача — передать его Совету старейшин. Как вы это сделаете — это ваша проблема. В нем компромат на министра информации. Когда документы, лежащие в конверте, прочитают, то на следующий день его снимут.
— Я знаю этого министра, он прекрасный человек. Министерство работает неважно, с этим я согласен. Но это не его вина. И чем он так насолил, что вы хотите его снять?