— Мы хотим снять всех министров. Этот министр — только начало, и это самый важный министр — потом узнаете почему. И не надо мне говорить, что он прекрасный человек. Поверьте, что мы знаем больше. Прекрасных людей, работающих около дворца правителя, нет и быть не может.
— Но я тоже работаю около дворца правителя.
— Вы там работаете пару недель и за это время еще не успели пропитаться дворцовыми миазмами. Когда министра информации снимут, то, возможно, вас будут рекомендовать на его место.
— Я не хочу быть на его месте.
— Вас никто не спросит. Рекомендации здесь равносильны приказу. Невыполнение приказа — это преступление.
— Простите, но я не буду брать это письмо.
— Вы возьмете это письмо и сделаете так, что оно попадет в Совет старейшин. Если вы это не сделаете, то старейшины получат компромат на вас. Последствия вы можете представить. Я сейчас уйду, письмо будет лежать под книгой. Вы возьмете письмо, а книгу оставите на месте. Она, вероятно, попадет в Службу безопасности, но там ничего крамольного нет, это небольшая страховка, которая поможет и мне, и вам. До свидания.
Писатель встал, поклонился и отправился к выходу. Я осторожно приподнял книгу, взял конверт, сунул его в карман.
— Помнется, — подумал я.
И тут же добавил:
— Ну, и черт с ним.
Глава 24
Ко всем моим проблемам прибавилась еще одна — что делать с письмом? Передать его в Совет старейшин я мог только через Виктора. Но тогда пришлось бы ему все рассказать, и неизвестно, что из этого бы получилось. Уничтожить письмо? Это тоже опасно — Писатель может об этом узнать и выполнить свое обещание — написать на меня донос. А если письмо в целости и сохранности, то я всегда могу сказать, что пока не нашел способа передать его адресату. Если так, то где его хранить? Держать в квартире опасно. Однажды, придя домой, я обнаружил, что авторучка, которую я всегда кладу на стол параллельно листам бумаги, лежит теперь перпендикулярно. Положить письмо в сейф? После случая с ручкой я решил проверить его надежность. Положил туда стопку исписанных листов, немного сдвинув верхний. Через два дня открыл сейф и увидел, что мои листы лежат в идеальном порядке. И сейф открывала не уборщица — все произошло в середине недели. Что еще? Я мог положить конверт в полиэтиленовый пакет и закопать его где-нибудь в парке недалеко от дома. Но где гарантия, что я не попаду под прицел камер слежения, которые тут понатыканы на каждом столбе? После долгих раздумий я решил просто запихнуть конверт под ковер.
Неприятности начались через два дня после нашей встречи с Писателем. Утром мне позвонил Виктор и попросил срочно зайти к нему в кабинет. Там меня встретил мужчина средних лет с очень серьезным и скучным лицом. Мы сели за стол, он осмотрел меня, как врач перед постановкой диагноза, и спросил, как я себя чувствую.
— У вас очень бледный вид и темные круги под глазами, — сказал он.
Я сказал, что у меня много работы, очень устаю, и у меня началась бессонница.
— Я следователь службы безопасности, — сказал он. — Сегодня разговор у нас неофициальный, и вы можете называть меня просто Рауль.
Его голос был без эмоций, но паузы между словами были чуть длиннее, чем нужно. Он разглядывал меня, словно искал слабое место. Потом спросил:
— Расскажите мне, о чем вы беседовали с писателем Рамиро Эстрада?
Что ж, вопрос ожидаемый. Я рассказал, что мы с Писателем обсудили последнюю статью Сеньора Гобернанте и немного поговорили о работе Министерства информации. Если у них есть запись нашего разговора, то он будет вынужден согласиться, что я не соврал. Рауль кивнул, как-то нехорошо улыбнулся, а потом поднял папку, под которой я увидел конверт. Это был конверт, который я спрятал под ковром. Он положил его передо мной и спросил почти дружеским голосом:
— Это письмо вам передал ваш собеседник. Вы не знаете, что в нем?
Врать не имело смысла. Я сказал, что Писатель был недоволен работой Министерства информации, и что в этом конверте есть компромат на министра. Он хотел, чтобы министра заменили.
— А почему он решил передать письмо через вас, а не отправить его по почте?
В самом деле, почему? Мне пришлось импровизировать.
— Наверное, он думал, что все письма просматриваются, и что таким путем письмо не дойдет до адресата.
— А кто является адресатом?
— Совет старейшин. Но я понятия не имею, как передать письмо в Совет, и поэтому просто держал его дома.
— А кем была организована ваша встреча?
И тут врать не имело смысла. Я рассказал про Рыжего, что он мой старый знакомый, и что я приехал к нему узнать новости, а он попросил меня встретиться с Писателем, так как у него ко мне есть некоторые вопросы.
— Вы хотите сказать, что ваш приятель, Писатель и вы заинтересованы в улучшении работы Министерства информации?
— Вероятно, они знают больше, я могу только сказать, что сам министр недоволен тем, что указы Сеньора Гобернанте не доходят до каждого жителя острова. Моя задача сейчас и состоит в том, чтобы исправить эту ошибку.
Следователь взял конверт, повертел его, положил на место. Я заметил, что конверт не распечатан.
— Вы не будете против, если мы ознакомимся с содержанием этого конверта? — спросил он.
Он, что, за идиота меня держит? Как я могу быть против! Я сказал, что конечно не против, но я не уверен, что это письмо должно быть доставлено адресату. Министр информации произвел на меня очень хорошее впечатление, он знает о недостатках работы министерства, стремится от них избавиться, и для этого, в частности, пригласил меня ему помочь.
Следователь кивнул, сказал, что знает о моем новом назначении и он надеется, что моя работа позволит улучшить состояние дел в министерстве.
— Что ж, — сказал он, — я не вижу состава преступления в ваших действиях. Похвально ваше стремление улучшить работу министерства. А с вашим знакомым и Писателем мы поговорим отдельно. Я рад, что вы не стали встречаться с Писателем тайно, все происходило в присутствии вашего охранника, а то, что вы взяли письмо…
— Я сначала отказывался, — сказал я.
— Мы в курсе, — кивнул следователь. — Вы сделали только одну ошибку — не рассказали о происшедшем своему капитану-куратору.
Он встал, протянул руку, сказал, что был рад со мной познакомиться, и пожелал плодотворного рабочего дня. Я уже был в дверях, когда он попросил меня на секунду задержаться.
— В следующий раз, когда вас о чем-нибудь попросят, позвоните мне. Поверьте, что я вам дам хороший совет.
Он подошел и протянул мне свою визитку.
— Звоните в любое время, даже ночью. Дела государственной важности не допускают отлагательств.
В коридоре меня ждал Виктор.
— Ну, как? — спросил он.
— Все в порядке, — сказал я. — Мы оба были рады нашему знакомству, он пожелал мне хорошего дня.
— Я присоединяюсь к такому пожеланию, — он хлопнул меня по плечу и поспешил в свой кабинет.
Отдышавшись, я заказал кофе, включил компьютер, вошел в базу данных и открыл файлы Писателя. В том, что они существовали, у меня не было никаких сомнений. Так… Ничего особенного. Список его книг, встречи с читателями, заседания Союза писателей Ла-Эсперанса, встречи с друзьями на днях рождения… Ага, вот — встреча с Кевином Тейлором. Есть даже фотографии, причем снимки явно делал не мой охранник. Наш разговор описан кратко, упоминается оставленная на скамейке книга. Значит, был направленный микрофон. А о передаче письма ничего не было написано. Странно! Такая важная вещь, и не отражена в файле. А следователь о письме знал. Тут могут быть два варианта: не хотят наводить тень на имя Писателя или берегут меня. Я им сейчас очень нужен, и, вероятно, они решили оставить меня в покое. На какое-то время, конечно.
Включив компьютер, я узнал о новом указе Сеньора Гобернанте: любая собака без поводка, находящаяся дальше, чем три метра от владельца, считается собственностью государства и подлежит аресту.
Часть четвертая. Дворец
Глава 25
Министра информации сняли через два дня. Виктор сообщил мне об этом таким тоном, как будто он лично отдал приказ, а теперь раздражен, что его выполнили с опозданием.
— Он неплохой мужик, — сказал Виктор. — Но этого недостаточно, чтобы руководить министерством. Теперь у всех головная боль — кого назначить новым главой.
Дальше он рассказал о совещании всех министров вместе с Советом старейшин, и о том, что не прошла ни одна кандидатура.
— Я предложил тебя, но все, абсолютно все были против, — сказал он, разводя руками.
— Слава Богу, — сказал я. — А почему они были против?
— Новичок, иностранец, не знаешь наших реалий, плохая коммуникабельность, слишком молод…
Он помолчал.
— Что-то еще, но остальное я забыл.
Я надеялся, что «остальное» не включало слова «потенциальный заговорщик» или «склонность к саботажу».
— И как министерство будет жить без министра? — спросил я.
— Решили создать временный Совет директоров отделов, будет коллегиальное руководство. Если найдут достойную кандидатуру, то все вернется к старой схеме. Кстати…
Он подошел ко мне, поправил галстук, смахнул невидимую пылинку с плеча.
— Ты, как директор отдела программистов, входишь в этот Совет. Готовься, что времени на программирование у тебя станет меньше. Для меня это плохая новость, но я надеюсь, что ты понимаешь важность нашего проекта.
Новость была для меня тоже плохая. Если с проектом «Пеликан» я мог часть работы спихнуть на Ботаника, то разработка нового браузера в министерстве информации была под угрозой. Я набросал блок-схему программы, начал писать коды, но понял, что один не уложусь в разумные сроки. Я собрал своих программистов и сказал, чтобы они выбрали себе лидера. Они выбрали. Лидер пришел ко мне, я ему показал блок-схему и сказал, чтобы он распределил работу среди остальных программистов. О, боги! Я никогда не забуду его взгляд, полный смертельной тоски и отчаяния. Он водил пальцем по блок схеме, что-то шептал, качал головой, заглядывал мне в глаза, словно умоляя освободить его от этой работы.