Остров, куда мы попали, назывался Ла-Эсперанса, что в переводе означало «Надежда». Жили тут майя, их королевство называлось Тул’Кан (Земля Солнца). Местные жрецы верили, что человек должен жить в потоке жизни, не заботясь о завтрашнем дне. Храмы, высеченные в скалах, были местами медитации, а главный ритуал — «танец времени», в котором жители входили в транс, растворяясь в настоящем. Остров никогда не воевал — его защищало убеждение, что нападать на Ла-Эсперансу — все равно что нападать на саму жизнь.
Испанцы, обнаружив остров, не смогли понять местных жителей, которые спокойно наблюдали, как у них забирают золото и разрушают храмы. Один из конкистадоров, Франсиско де Альварадо, записал в дневнике: «Я спросил старого жреца, почему они не защищаются. Он ответил: „Зачем? Ты возьмешь золото, но не сможешь взять солнце“. И они продолжили петь, глядя, как мы рушим их город». А однажды сюда припыли миссионеры и сказали, что майя должны молиться деве с именем Мария. Майя удивились, но на всякий случай выучили испанский и стали молиться и деве Марии тоже. Потом они узнали, что остров стал испанским, теперь называется «Надежда», но не огорчились, так как это ничуть не изменило их образ жизни. В начале 19-го века остров стал частью Мексики, что также не принесло в жизнь обитателей никаких заметных изменений. В 1854-м году на острове прошел «Референдум без стресса» — жители собрались на главной площади, поели, потанцевали и объявили себя независимым государством. Мексика, занятая внутренними проблемами, не стала с этим спорить и отложила свое решение на будущее.
Потом история пошла поживее. Островом управляли военные, промышленники и революционеры, но никто не мог заставить народ работать больше, чем это нужно для еды и вечерних танцев. Тут надо отметить, что расслабляющая атмосфера, царившая на острове, привлекала, и сюда нахлынули бездельники со всего мира. Генерал Виктор Мардинес попытался превратить остров в образцовую рабочую республику, назвал государство Республика Ла-Эсперанса, построил два консервных завода, электростанцию, призвал жителей работать на благо своего государства, но столкнулся с главной проблемой: люди просто не хотели работать больше, чем это нужно для пропитания. В итоге Мардинес провел реформу, согласно которой каждый гражданин мог работать ровно столько, сколько считает нужным. Результатом стало то, что государственные предприятия работали от силы четыре часа в день, а остальное время народ проводил на пляжах, пел, танцевал и ел манго.
После смерти Мардинеса власть взял таинственный Эмилио Карденос, которого все зовут Сеньор Гобернанте. Его видят только по телевизору и верят, что он проживет тысячу лет, и все эти годы будут временем непрерывного счастья. «Прошлое не должно мешать светлому будущему» — сказал он, а потом объявил, что остров перестанет зависеть от империалистов, тут есть все, что нужно для непрерывной радости, свел общение с миром к минимуму, построил, правда, три отеля, куда стали приезжать иностранцы, но только для того, чтобы гости увидели, как на маленьком острове можно жить счастливо и быть уверенным в завтрашнем дне. Девизом острова стала поговорка «Будет день — будет пища» с дополнением «Вчера ушло, завтра еще не наступило». Потом еще лизоблюды вроде бы добавили «Только Гобернанте знает, что будет дальше», но это неточно. Базой этих мудростей служили слова из Библии: «Не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем».
Я тогда выписал в блокнот главные парадоксы острова:
— Здесь никто не голодает, но никто не запасается едой.
— Экономика по официальным отчетам растет, но никто не знает, на чем именно.
— Работать можно, но не обязательно. Но в любом случае ты должен любить Сеньора Гобернанте.
— Свобода — это понимать, что все уже решено за тебя.
В общем, жизнь тут протекает в духовном потоке, под строгим наблюдением государства.
Здесь надо еще добавить, что после окончания лекции мы расписались, что все поняли, все одобрили и что полученная информация дала нам четкое представление об уникальности этого чудесного островного государства. Джон и Мери пожаловались, что их куратором стал шеф-повар ресторана, и он так усердно выполнял свои кураторские обязанности, что у них пропала всякая надежда на улучшение ресторанного меню. Рыжий же заметил, что лекция ему понравилась, потом что в ней не упоминались бешеные собаки, которые мешают счастью и которых следует немедленно повесить на центральной городской площади.
Глава 9
Как же прав был Рыжий! Почему я, математик и программист, не смог сделать простой вывод, сложить два и два, не понять, что если А=В и В=С, то А=С. Ведь я изучал логику и другие премудрости. Сейчас, конечно, все очевидно. Так бывает, когда посмотришь ответ к задаче, хватаешься за голову и называешь себя тупицей и идиотом. Единственным оправданием моей недогадливости я считал, что логика — это наука древнегреческая и на этом острове не работает.
Таким самобичеванием я занимался через три дня после просветительной лекции. А в эти три дня ничего не происходило. Наши беседы с Рыжим, Джоном и Мери ограничивались обсуждением ресторанного меню, температуры воды в море и жалобами на духоту и влажность. Я смотрел телевизор, пытаясь понять, что происходит на острове, но, судя по репортажам, везде все было прекрасно. Лопались от спелости манго и ананасы, наливались золотом кукурузные початки, сытые коровы давали рекордные надои, куры непрерывно несли гигантские яйца, а на консервном заводе запустили новую линию по производству компота из ананасов. По вечерам на городских площадях проводились конкурсы танцев, все английские вывески сменили на испанские, а представитель Сеньора Гобернанте наградил команду школы номер пять за победу в национальном чемпионате по регби. Сам Сеньор Гобернанте появлялся на экране каждый день, сообщая, что страна достигла новых рубежей, практически полностью перестала зависеть от империалистов, и недалек тот день, что даже автомобили на острове будут местные, так как в следующем месяце будет заложен первый камень фундамента автозавода. Узнав об этом, Рыжий сказал, что осталось дождаться, когда тут объявят о создании космической программы.
Показывали и международные новости. Я с удивлением узнал, что после моего отъезда мир сошел с ума. Везде велись кровопролитные войны, один теракт следовал за другим, в катастрофах погибали сотни людей, тысячи людей ежедневно умирали от жары или голода, в Америке и Европе бушевали эпидемии, безработные и бездомные хотели объединиться, чтобы сбросить власть кровососов, в магазинах давка за дефицитными яйцами… В общем, только в Ла-Эсперансе протекала нормальная жизнь, которая становилась с каждым днем все лучше и лучше.
Я пытался узнать другие новости острова у своего куратора, но Хосе лишь улыбался, говорил, что Сеньор Гобернанте все держит под контролем и что нам надо немного потерпеть.
— Не сегодня завтра все ограничения будут сняты, — говорил он и переводил разговор на другую тему.
Солдаты по-прежнему охраняли территорию отеля. На море я часто видел военные катера, мчавшиеся вдоль берега и иногда совершавшие крутые развороты, поднимая стены брызг, пугая пеликанов, чаек и туристов, которые все еще пытались делать вид, что это нормальный курорт. Пару раз по ночам я слышал звуки автоматных очередей и даже отдаленные разрывы то ли гранат, то ли снарядов, хотел спросить об этом Хосе, но потом понял, что лучше промолчать — ведь Сеньор Гобернанте все держит под контролем, а если кто-то стреляет, то это стреляет кто надо и куда надо.
От скуки я побывал в библиотеке отеля и был поражен, увидев книги Маркеса, Оруэлла и даже переводы книг писателей из во всем виноватой Америки. Видимо, счастливые жители острова не портили себе настроение чтением, и Сеньор Гобернанте еще не озаботился навести порядок на культурном фронте. Впрочем, возможно, что у него пока до этого не дошли руки и вскоре выйдет указ, что в целях духовного очищения и во имя непрерывного счастья все книги, не воспитывающие верность идеалам Ла-Эсперансы, подлежат пересмотру и замене на издания, утвержденные Министерством Просветления.
Утром шестого дня моего пребывания в тропическом раю Хосе отвел меня в сторону и, смотря куда-то вдаль, сказал, что в кабинете управляющего состоится мое интервью. На мои удивленно поднятые брови Хосе не отреагировал и ничего больше объяснять не стал. Он постучал по циферблату часов, сделал озабоченное лицо, и исчез, как человек, который не хочет иметь к этому никакого отношения. «Дело срочное», — понял я и пошел на второй этаж, где располагался кабинет. Подошел к двери, обитой кожзаменителем, осторожно постучал, не дождался ответа, приоткрыл дверь, заглянул и увидел двух незнакомых мужчин. Один был в военной форме, кажется, полковник. Второй молодой, в рубашке с галстуком, но без пиджака. Они были заняты беседой и на меня не обратили внимания. Я кашлянул, военный медленно повернулся, увидел меня и ладонью пригласил заходить.
— Сеньор Кевин Тейлор? — спросил полковник.
Его голос был неожиданно мягким, даже вкрадчивым, словно он собирался сообщить мне о награждении каким-нибудь орденом. Он пригласил меня сесть в кресло у стола, посмотрел на молодого человека, тот достал телефон и стал снимать видео. Сам полковник сел с противоположной стороны и стал расспрашивать о жизни в отеле, всем ли я доволен, нет ли претензий к обслуживающему персоналу. Я, конечно, отвечал, что все отлично, сотрудники отеля стараются тут сделать небольшой рай, что понимаю введенные временные ограничения, которые ничуть не мешают всем гостям наслаждаться тропическими радостями. Полковник удовлетворенно кивал, иногда говорил, что Сеньор Гобернанте заботится о гостях острова, что скоро нам устроят экскурсию, чтобы мы восхитились успехами страны и полюбовались дикими красотами тропиков, а то в отеле мы видим только ухоженные клумбы, которые, конечно, прекрасны, но такое можно увидеть и в других странах. Закончив общую часть, полковник поинтересовался, познакомился ли я с местной девушкой. Узнав, что нет, он захохотал так, будто я упустил самое главное в жизни, сказал, что девушки острова самые красивые в мире, и что я много потеряю, если буду жить тут отшельником, но чтобы я не очень переживал, так как времени у меня еще будет предостаточно.