– Харабеоджи? Что случилось?
Он жестом подозвал меня, а потом крепко обнял и прижал к себе. От него пахло сигаретами и тигровой мазью[31].
– Она ушла. Ханна… Твоя мать ушла.
Я отстранилась от него.
– Что?
– Она мне снилась. Она стояла вот тут, – дед ткнул указательным пальцем в изножье кровати. – Она к тебе не приходила?
– Ох! Ты на секунду меня напугал, – это был просто сон. С мамой все в порядке. Харабеоджи одержим пророческим значением своих снов. Он иногда покупал кипу лотерейных билетов, когда ему снился хороший «денежный» сон, но пока ни разу не выиграл.
– Тебе приснился плохой сон, – сказала я.
– Нет. Это был гвисин Ханны.
Он рассказывал истории о гвисинах с того времени, когда я была маленькой. Замечательная тема для сказок на ночь, если хочешь, чтобы ребенок просыпался с криками в ночи. Гвисины обычно были прозрачными и безногими. Это духи умерших людей, явившиеся отомстить, или по каким-то своим незавершенным делам. Иногда это незавершенное дело принимало облик незамужней женщины, которая, ну… Харабеоджи называл это «ищет любви». Некоторые из них прятались под водой и пытались тебя утопить, или бродили по лесам и убивали несчастных туристов. Но большинство считалось безобидными, если не реагировать на их попытки привлечь внимание.
– Во-первых, привидений не существует. А во-вторых, мама не может быть привидением, потому что она не умерла, – возразила я.
– Это была она! – он хлопнул ладонью по колену.
– Прекрасно! – я воздела руки. – И как выглядело это привидение?
– У нее была морда лисицы и девять хвостов, веером расходившихся позади белого ханбока[32].
Я прижала ладонь ко рту. Харабеоджи не мог знать о маминой лисьей маске и пришитых к шортам хвостах. Он не видел маминого костюма до ее отъезда, и она никогда бы не рассказала ему о нем, так как он не одобрял, что она «наряжается в маскарадные костюмы, как девчонка». Белое платье, конечно, не блузка на бретельках и шорты, которые составляли ее костюм, но корейские призраки обычно носили традиционную одежду.
Все это начинало сводить меня с ума.
– Если она была в маске, как ты узнал, что это она? – спросила я.
– Дело не в маске. Это была она, но она выглядела, как кумихо. Я это почувствовал. Я знаю свою собственную дочь, – он сердито хмыкнул. – Она выглядела смехотворно, как мультяшный персонаж. Всегда была глупой девчонкой.
– Послушай, я позвоню ей прямо сейчас, – сказала я. Я пошла к себе в комнату, взяла свой телефон и почему-то лежавшее на кровати перо совы. По пути в комнату деда я набирала мамин номер. Шли гудки, потом телефон переключился на голосовое сообщение. Тогда я в последний раз слышала ее голос, и он мне сказал неправду: «Привет, это Ханна Ким Мун. Извините, что не застали меня, но я вам сразу же перезвоню».
– Привет, мам. Просто позвони мне и скажи, как у тебя дела, – я вертела в пальцах перо. – Позвони, когда получишь это сообщение.
Харабеоджи смотрел на меня с жалостью, будто знал, что прав, и даже не надеялся, что призрак дочери просто ему приснился.
Через час позвонил папа. Один из снов Харабеоджи в конце концов сбылся.
Папа верит в привидения не больше меня, но он был странно молчаливым, когда я пришла на кухню.
Я хочу верить, что мир больше и интереснее, чем кажется. Было бы замечательно, если бы мама оказалась с нами, в любом облике. Но когда она умерла, я узнала, что даже если желать чего-то всем сердцем, это не гарантирует исполнения желания.
– Папа, ты ведь в это не веришь? – спросила я.
– Ну… – папа выпивает последние капли соджу из своего стакана и встает. – Пойдем, взгляни на это и скажи мне, что ты думаешь.
Он ведет меня к компьютеру на своем письменном столе в кабинете, Харабеоджи плетется за нами, слегка пошатываясь. Раньше это был семейный компьютер, но теперь им пользуется только Харабеоджи. Мы с папой работаем на ноутбуках, на диване или у себя в комнатах. Рядом, но не вместе.
Дурацкое клише из ужастиков, но я замираю, когда вижу изображение на мониторе: это заставка «Земли утреннего покоя».
– Вау, мы не играли в нее с тех пор, как… – я с трудом сглатываю. – Очень давно. – Пять лет, если точнее.
Когда мама участвовала в марафоне ЗУП на своем конвенте, у нее лопнула аневризма в мозгу, и она упала прямо за своей клавиатурой. Она так и не пришла в себя. Так что вы понимаете, почему нам с папой с тех пор не особенно хочется возвращаться на землю древней магической Кореи из этой игры.
– Вот здесь мы нашли сигареты Харабеоджи, – папа показывает на место за монитором.
– Не удивительно, что сигареты нашлись возле его компьютера.
– Я их тут не оставлял! – говорит Харабеоджи. – И я тоже не включал эту проклятую игру.
Папа прочищает горло.
– Этот случай делает еще более странным то, что сегодня компания «Часа» объявила о закрытии игры ЗУП на следующей неделе.
– Ох, папа, – я крепко обнимаю его, и это становится неожиданностью для него – и для меня самой.
Компания «Часа Энтертейнмент» поддерживала ЗУП с 1998 года, в той или иной форме. Ролевая игра онлайн с множеством участников была важной частью нашей жизни. На этой игре познакомились мои родители. Год спустя они устроили свадебный прием в рамках игры для своих персонажей Еун Ха и Битграма в округе Андонг. (У них была и настоящая свадьба, но они всегда говорили только о виртуальной.) Я праздновала свой восьмой день рождения в ЗУП, когда мне наконец разрешили играть под надзором мамы.
Как бы часто мы ни переезжали, или что бы еще ни происходило в нашей жизни, «Земля утреннего покоя» в ней присутствовала. Пока она не убила мою маму.
Я сбрасываю нашу кошку Муту со стула и плюхаюсь на него. Она возмущенно бьет меня по ноге лапой, потом уходит, подняв хвост, что на кошачьем языке значит «Ах вот ты как?».
Папа кладет ладонь мне на плечо и нежно прижимается ко мне.
– Мне кажется, будто мы опять ее теряем.
– Еун Ха, – тихо произношу я. Когда серверы игры отключатся, персонаж мамы, Еун Ха, исчезнет вместе с ними, стирая все оставшиеся в этом мире ее следы.
Я смаргиваю слезы и сжимаю поддельную пурпурную жемчужину на моей шее, «бусину кумихо» от того костюма, который был на маме, когда она умерла. Я увидела ее на ней во время прощания и сняла в последний момент перед тем, как закрыли гроб. Прошло несколько недель, прежде чем папа обнаружил, что бусина у меня, но к тому моменту он уже ничего не мог изменить. Едва ли он мог меня винить в том, что я хочу иметь что-то на память о маме. Много лет, каждый раз, когда я начинала забывать, как выглядела мама, я дотрагивалась до бусины и снова видела ее так ясно, как будто она была прямо передо мной.
Я берусь за компьютерную мышку и кликаю по иконке «Начать игру». Пытаюсь вспомнить свой пароль. У нашей семьи пожизненная подписка на ЗУП, что кажется ужасным, когда я думаю о маме.
Звонит папин телефон. Папа смотрит на экран, и его лицо перестает быть мрачным.
– Передавай привет Лизе, – говорю я.
Харабеоджи неодобрительно фыркает, и временное перемирие между ним и папой заканчивается.
Папа целует меня в макушку и сжимает мои плечи.
– Передам.
Я закрываю программу и выключаю компьютер. Стареющая машина принимается пыхтеть. Когда вентилятор выключается, в гостиной вдруг воцаряется мертвая тишина. Такая тишина, что я слышу, как бурчит в животе у Харабеоджи.
– Пойду готовить обед, – говорю я.
Мама смотрела через мое плечо, пока я создавала свой аккаунт пользователя для ЗУП на компьютере в гостиной. Она потянулась к мышке, чтобы показать мне, куда щелкнуть, но я оттолкнула ее руку.
– Я сама умею!
Я была возбуждена, потому что мама наконец-то собиралась впустить меня в свой мир. Казалось, она предпочитает приключения в виртуальном воспроизведении древней Кореи вместе с кучкой незнакомцев настольным играм с семьей. Мы никогда не занимались тем, чем, по мнению создателей телефильмов, занимаются матери с дочерями: не заплетали друг другу косичек, не покупали нарядов, не делали различный макияж. Один раз я попросила ее помочь мне сделать костюм Тоф Бейфонг[33] на Хэллоуин, но она не спала всю ночь и сшила его сама. Он был замечательный, гораздо лучше, чем я бы могла сделать сама, но я его ненавидела.
– Разве тебе не надо идти писать? – спросила я.
– Я могу это сделать позже. Тебе надо выбрать животное, – сказала мама.
– Я знаю, – я кликнула по изображению совы. Маленькая мультипликационная птичка замахала крыльями и заухала.
– Почему ты выбрала ее? – спросила мама.
Я пожала плечами.
– Она мило выглядит.
– Это важное решение! Тебе не следует спешить.
– А можно мне поменять ее позже, если она мне не понравится? – спросила я.
– Жизнь не так устроена, Сан.
– Это же просто игра!
Она вздохнула.
– Ты начинаешь говорить, как твой дедушка.
– Харабеоджи старый и мудрый, – сказала я. – О, я сделаю своим персонажем почтенного шамана!
– Может быть, ты к этому не готова…
Горячие слезы потекли по моему лицу.
– Мама! Пожалуйста. Ты обещала.
Она подняла руки и пошла прочь.
– Ладно, делай, что хочешь.
После обеда Харабеоджи идет выпить и поиграть в карты «хвату»[34] с другими корейскими стариками, живущими по соседству. Оставшись дома одна, я устраиваюсь на кровати с ноутбуком и готовлюсь перелопатить гору материала для домашней работы.
Но я не могу перестать думать о маме и о ЗУП с тех пор, как вернулась домой, поэтому, вместо того чтобы отвечать на вопросы дискуссии по 1984 году, открываю браузер и захожу на сайт thelandofthemorning.com. Сайт не сильно изменился с начала двухтысячного года, не считая объявления на первой странице о завершении игры и таймера, ведущего обратный отсчет до полуночи следующей пятницы, GMT + 9. Они запланировали большой праздник в честь завершения игры, и пригласили всех. На всю последнюю неделю ЗУП становится бесплатной игрой. Кнопка загрузки находится прямо рядом с таймером.