Он поворачивается к запертым дверям и стучит один раз. Дверь открывается.
Он уходит.
Наступает ночь. Звезды сверкают за решеткой окна. Металлическая дверь вибрирует, ключи поворачиваются в замках. Может быть, Тарек несет мне послание от принца. Или, возможно, он пришел, чтобы в последний раз принести мне еду.
Было бы очень легко успокоить принца и попросить прощения. Я только должна сказать, что обстоятельства помутили мой рассудок. Он бы меня простил.
Но когда замки отпираются, на меня снисходит странный покой. Если мне предстоит умереть, как любому живому существу, то, по крайней мере, я покину эту землю, сохранив достоинство.
Дверь открывается.
Тарек входит в камеру. За его спиной стоит Симран, одетая в ночную тунику.
Она поспешно подходит ко мне.
Не успеваю я сказать ни слова, как она говорит:
– Я выведу тебя отсюда, но мы должны спешить.
– Симран, – бормочет Тарек. Его руки скрещены на груди, брови нахмурены. Симран мягко сжимает его руку и улыбается, потом оборачивается ко мне.
– Пойдем, – она делает мне знак следовать за собой в дальний угол камеры. Там она нажимает на серую стену, и стена раздвигается. За ней туннель. Узкий серый туннель.
– Эти туннели идут под всем дворцом, – говорит она. – Я играла в них ребенком, я знаю, что все они выходят в овраг. Туннель выведет тебя на свободу.
– Симран… – голос мой замирает.
– Ты только сегодня вечером спросила у меня, покинула бы я дворец, если бы могла, – в ее голосе звучит нежность. – Я могу уйти. Я остаюсь ради матери, и, – она улыбается Тареку, – моя жизнь здесь. Я предпочитаю остаться. Но ты, – она смотрит на меня, и глаза ее блестят, – ты можешь уйти.
– А Тарек? – я бросаю на него взгляд. – У тебя не будет неприятностей?
– Принц Карим сам снял с тебя цепи, – Тарек пожимает плечами. – Ты нашла туннель, о существовании которого я не мог знать.
Я смотрю в открывшуюся передо мной темноту. Остаться легче. Я могу просто поговорить с принцем, еще не поздно. До вчерашнего дня я и не думала, что уйду. Что ждет меня впереди?
Что готовит мне будущее?
Я обнимаю Симран. И вхожу в туннель.
Я улыбаюсь.
Послесловие автораИстория АнаркалиЮжноазиатская легенда
Легенда гласит, что когда-то танцовщица по имени Анаркали была наложницей Акбара, правителя Империи Моголов в шестнадцатом веке. Сохранилось мало достоверных подробностей о жизни Анаркали, известно много различных версий ее истории. Большинство сходятся во мнении, что она была наложницей в гареме правителя, и что сын короля Акбара, принц Салим, влюбился в нее. Когда у принца и Анаркали началась любовная связь, и правитель узнал об этом, – некоторые говорят, из-за ее улыбки, – он приговорил ее к погребению заживо в каменной гробнице. Некоторые говорят, что правитель осуществил это наказание, а другие считают, что принц помог ей убежать по веренице туннелей, связанных с темницей, в которой ее держали. Сегодня посетители Лахора могут увидеть ту гробницу, где, как считается, была замурована Анаркали. Большой базар рядом с гробницей носит ее имя.
Я в детстве смотрела кинофильмы об Анаркали и слушала рассказы моей матери о ней, но чем старше я становилась, тем больше гадала: как могла девушка, которую заставили быть наложницей, установить равноправные и добровольные отношения с принцем, неважно, законные или нет? Что это могла быть за любовь? Вот что побудило меня написать этот пересказ известной легенды. Мне нравится представлять себе, что истинное окончание ее сказки было именно таким, какое вы только что прочли.
Прити ЧибберКружащиеся девушки и другие опасности
Есть три причины, почему я считаю осень самым лучшим временем года: самые долгожданные фильмы Болливуда всегда выходят на экран осенью, моя мама начинает готовить свои вкуснейшие праздничные блюда, и еще это означает, что пришло время Навратри[39]! Индуизм интересен в том числе и тем, что у нас сотни тысяч богов. Это может показаться странным, но в действительности это означает, что буквально любой день может быть поводом для праздника. А сегодняшняя ночь? Сегодняшняя ночь была последней ночью Навратри. Ее я любила больше всего. Мне и моим подругам осталось совершить одну короткую поездку на автомобиле, и я смогу танцевать, пока у меня не отвалятся ноги.
– Джайя, напомни мне еще раз, почему это происходит в спортзале?
Я, Джессика и Нирали втиснулись на заднее сиденье (очень благоразумно) «тойоты» моих родителей, чтобы туда поехать. В отличие от Дивали[40], Навратри – не самый известный праздник, он не входит в курс всемирной истории, поэтому у Джесс было много вопросов.
– Я хотела бы дать более интересный ответ, но в действительности все просто: этот спортзал – достаточно большое пространство, способное вместить всю местную индийскую общину.
– Нам повезло, что не пришлось ехать целый час. Семьи приезжают из всех регионов, так как наша община очень многочисленна. Но я точно не знаю, как много в ней народа, – Нирали закатила глаза.
– По-настоящему Нирали хочет сказать, что так как праздник устраивают только один раз, там может появиться Динеш, а он…
– Хуже всех. Заносчивый, грубый, считает, что умеет танцевать намного лучше остальных! – голос Нирали становился все громче и громче, и мой папа ловит мой взгляд в зеркале заднего вида.
– Sub kuch theek hai, betiya?[41]
– Все в порядке, папа! Нирали просто очень взволнована, – острый локоть ткнул меня в бок. – Эй! Ай! Брось, эта история такая старая, что ты уже превратила его в мифического зверя.
– Я была травмирована! Когда нам было по десять лет, он наступил на край моей ленги, и она свалилась, а я сделала пол-оборота в чоли и нижнем белье, прежде чем осознала это.
– А потом он никогда не возвращался, так почему ты думаешь, что он придет туда сегодня ночью?
Нирали еще раз закатила глаза и уставилась в окно.
Джесс, всегда выступающая в роли миротворца, вернула разговор в прежнее русло.
– Итак, Навратри. Есть какой-нибудь телефильм, который объяснил бы значение этого праздника, не слишком длинный, но хороший?
Моя мама обернулась к нам с переднего сидения.
– Нет, но я думаю, в восьмидесятых годах прошлого века были какие-то мини-сериалы? – она посмотрела на папу. – Рахул, serial thā nā?[42]
– Woh Mahabarata serial ke jaise…[43] – папа явно не очень внимательно нас слушал. Не имело значения, что он уже проделал этот же путь за рулем четыре часа назад, чтобы отвезти миллион фунтов риса, которые я помогала маме приготовить: он все равно нервничал, боясь пропустить нужные повороты после наступления темноты.
– Ладно, я могу тебе сказать, он начинается с того, что демон-тиран, Махишасура[44], получеловек-полубуйвол… – мама любила рассказывать эти истории, но они всегда были очень, очень длинными.
– Фалу[45], мы будем там через пять минут. Не знаю, хватит ли у нас времени выслушать всю историю Ма Дурги[46] до конца. Я не хочу, чтобы Джессика услышала лишь быстрый пересказ, – Нирали удалось отговорить маму от очередного длинного повествования и при этом не обидеть ее. Я сжала ее руку. Если бы моя мама начала рассказывать эту историю, мы бы застряли на стоянке возле школы, пока она бы не закончила. Это была бы пародия на легенду. Мои браслеты звенели на запястьях, словно предвкушали бой барабанов в спортзале.
– Accha[47]. Ты права. Джессика, я расскажу тебе, когда войдем внутрь.
– Готова держать пари, ты жалеешь теперь, что нет телефильма, правда? – шепнула я ей.
– Aa gaye![48] – воскликнул папа, заезжая на стоянку. Мы выскочили из машины и пробежали полдороги до входа раньше, чем он успел заглушить мотор. Нирали испустила восторженный вопль.
– Пришло время для гарбы![49]
В первый раз за долгое время Махишасура почувствовал у себя за спиной чье-то присутствие. Он много лет провел в позе медитации, в знак почтения к Брахмаджи[50]. Он балансировал на одной ноге, прижав подошву второй ступни к колену и сцепив руки на голове, но не чувствовал усталости; он был счастлив.
«Махишасура». Тысяча голосов одновременно взывали к нему, и он обернулся. Перед ним стоял бог Брахма, его четыре лица смотрели на мир и видели всю Вселенную. Как и было сказано, в четырех руках он держал лотос, священные Веды, черпак и малу[51]. Неземное сияние окружало его голову, такое яркое, что почти ослепляло. Махишасура не мог бы сказать, идет ли оно изнутри Брахмы, или из какого-то другого источника на небе, но из-за него было трудно разглядеть черты Брахмы. «Ты совершил тапас[52] ради меня, и я услышал». Махишасура молчал; момент, которого он ждал, приближался. «Я обещаю тебе одно благодеяние». Капля пота стекла вниз по носу Махишасуры. Он медленно опустил ногу. Ткань его дхоти едва не рассыпалась при этом движении; она совсем обветшала и теперь висела на его бедрах. Он опустил сложенные ладони на уровень груди и поклонился Брахме.
– Намаскар, Бхагван, – приветствовал он бога. – Я желаю только одного.