. – Она прямо прошипела последние слова, и было ясно, что по-настоящему она сердится из-за того, что все видели это возмутительное фиаско. Этот разговор не вызвал у меня ощущения торжества справедливости, которое, по моему мнению, испытывала Ма Дурга после своей битвы с Махишасурой, это уж точно.
Я не могла этого допустить. Я не хотела, чтобы вся команда пострадала из-за того, что мы самовольно присвоили себе право наказать Динеша.
– Думаю, я не этого хотела, – пробормотала я себе под нос, но Нирали меня услышала. Она взглянула на меня и вздохнула.
– Возможно, мы перестарались. – Нирали еще раз глубоко вздохнула и продолжила: – Поверить не могу, но я начинаю чувствовать себя неловко из-за этого.
Я взяла ее под руку.
– Не волнуйся, я никому не скажу, – мы побежали вслед за Динешем и его мамой, чтобы перехватить их.
– Тетушка! – они остановились и обернулись посмотреть, кто имел дерзость прервать воспитательный момент «я кричу на своего ребенка».
– Здравствуйте, тетушка, меня зовут Нирали, я дочь Сонам Бат, а это Джайя Шах.
Она в раздражении прищурила глаза.
– Ну? Что вам надо? – спросила мать Динеша. Динеш избегал смотреть на нас обеих.
– Мы видели, что произошло. Динеш просто споткнулся. Это произошло совершенно случайно, тетушка, – в этот момент мы подошли к чулану. Тетушка протянула руку и обнаружила, что дверь заперта.
– Видишь! Я тебе говорил, мама!
– Ш-ш-ш, заперто, – его мама втянула воздух сквозь зубы. – Динеш, мы поговорим об этом позже, – она повернулась к нам. – Девочки, спасибо, что рассказали мне о том, что вы видели. Ладно, сейчас я принесу ключ от чулана, а потом, Динеш, ты все уберешь, чтобы пандитджи смогла начать молитвы. Вернусь через минуту.
Как только она отошла, Динеш повернулся к нам.
– Это ты мне подставила ножку!
Этого Нирали не собиралась терпеть. Она топнула ногой и ткнула его пальцем в плечо. Стоящие позади нас многочисленные зрители излучали невероятную энергию, так как им нечем было заняться, и она, казалось, заряжала мою подругу.
– Ты наступил на мою юбку, и все увидели меня в нижнем белье! – при каждом слове она все сильнее тыкала в него пальцем. И при этом наступала на него, заставляя отступать назад. Он споткнулся, но удержался на ногах, потом ответил:
– О чем ты говоришь? Твоя юбка на тебе, чудачка.
Нирали еще глубже воткнула в его плечо палец.
– Не сегодня, тупица. Пять лет назад!
– Когда мне было десять лет? Это была ты? – он сердито смотрел на нас. – И вы планировали это… пять лет?
Я отступила назад, удивленная тем, как быстро он вспомнил.
– Это было случайно!
О, нет, не выйдет.
– Нет! Мы не планировали это в течение пяти лет! Со мной ты тоже сегодня мерзко обошелся, помнишь? Может быть, тебе надо перестать быть такой задницей во время гарбы? – я бросила ему эти слова и воздела руки к небу.
– Я не… – он начал было оправдываться, но Нирали его перебила:
– Нет, ты помолчи! Перечислим все твои проступки, – Нирали опустила руку и начала считать. – Начнем с того, что пять лет назад ты оставил меня в нижнем белье. Сегодня вечером ты ударил девушку в лицо и накричал на нее, будто это ее вина, что ты не умеешь управлять своими собственными руками! – Динеш снова попытался ее перебить, но Нирали настойчиво продолжала: – А потом ты хотел сделать виноватой мою лучшую подругу, хотя сам не уследил за своим собственным шарфом! – с каждым перечисленным проступком на лице Динеша мелькало еле заметное выражение вины. – Ты полная задница!
– Звучит не очень хорошо, если все это сложить вместе, – он почесал в затылке. Выражение его лица, сначала злое, защищающееся, постепенно становилось задумчивым.
Я попыталась представить его себе демоном, которым мы все его считали, и обнаружила, что мне это не удается.
– Тебе просто следует извиниться, знаешь, нельзя вести себя так отвратительно.
– Я прошу прощения за то, что накричал на тебя, – он повернулся к Нирали. – И я сожалею о том случае, э, с нижним бельем.
– Спасибо, – мы поблагодарили его хором, но мой тон был явно менее холодным, чем у Нирали.
– И… – он замолчал, в ожидании чего-то.
Мы смотрели на него непонимающим взглядом.
– И вы тоже сожалеете, что переборщили с местью? – он слегка усмехнулся, его улыбку можно было бы назвать развязной. Он и правда был симпатичный, и это вызывало раздражение.
Нирали только застонала, а я ответила:
– Ха! Нет!
– Динеш! – Вернулась его мать со шваброй и бумажными полотенцами. – Давай, прекрати свои шуры-муры, пойдем!
Она потащила его прочь, не переставая отчитывать. Мы смотрели, как они вернулись к центру танцпола. Динеш встал на колени и начал вытирать пол, и постепенно его друзья стали ему помогать. Я смотрела на Ма Дургу в центре – у статуи наконец-то снова был довольный вид.
– Не могу поверить, что это произошло, – Нирали недоверчиво качала головой.
– Я не могу поверить, что он извинился так быстро. Может быть, он не такой уж плохой? Я думала, с ним будет труднее справиться, – я задумчиво смотрела на Динеша.
– Что. Я. Пропустила? – Джесс пробралась сквозь толпу людей, которые бродили по танцполу в ожидании начала молитвы.
– Динеш извинился.
– Да! – мы победным жестом подняли руки и хлопнули о ладони друг дружки.
– А потом он стал заигрывать с Джайей, – бесстрастно прибавила Нирали.
– Ничего подобного! – хотя он определенно заигрывал.
– Ооох, Джайя, может, ты поможешь ему исправиться! – усмехнулась Джесс.
– Это не имеет значения, потому что я запрещаю, – сказала Нирали с той коварной усмешкой, которая всегда навлекала на нас неприятности. Я дернула ее за хвост на голове.
– Но, Нирали, она могла бы перевоспитать его, могла бы сделать его лучше! – дразнила ее Джесс.
– Джесс, не поощряй это! Ох! Он – мой кошмар! – Нирали содрогнулась.
Я оглянулась и увидела Динеша, который подметал пол вокруг статуи. Он поднял глаза и чуть заметно пожал плечами, глядя на меня. Позади него статуя Дурги смотрела спокойным взглядом. «Урок усвоен, Дургаджи», – подумала я. Мы не должны лишать себя радости, затевая мелкие споры, или дерзить друг другу. Пусть боги ведут свои битвы добра и зла. Мы пришли сюда танцевать.
– Он извинился! Я думаю, кошмары не просят прощения? Он довольно симпатичный… – я постучала пальцем по подбородку и улыбнулась.
– О, господи, прошу вас, мы можем прекратить говорить об этом и взять свои палки для танца?
Я позволила Нирали увлечь нас к столам, поставленным в глубине.
– Хорошо, хорошо, но не злись, если я приглашу его быть моим партнером по танцу раас.
– Джайя!
Я рассмеялась над возмущением Нирали и пробралась вперед, чтобы опередить подруг у столов с палками для рааса. Мы схватили по палке как раз в тот момент, когда раздался звон колокольчика из центра зала. Священнослужительница начинала пуджу. Мы с подругами пробрались поближе к статуе Дурги. Приблизившись к ней, я сложила ладони, подняла их, приветствуя ее, и поймала ее взгляд. Вокруг меня звучали голоса, поющие молитву, но я клянусь, в тот момент ее улыбка предназначалась только мне одной. Богов сотни и тысячи, но иногда один из них видит тебя.
Послесловие автораНавратриИндусский фестиваль
Навратри – это праздник, который объединяет несколько различных мифов индуизма. Но будь то Ма Дурга и Махишасура, или Рама[69] и Равана[70], по своей сути Навратри всегда говорит о том, что добро побеждает зло. В моем рассказе мы видим празднование Навратри в Гуджарате[71]. Гарбу и раас традиционно танцуют в этом штате на севере Индии. В этом варианте мифологии демон-оборотень Махишасура совершает тапас, разновидность напряженной медитации, для богов в течение тысячи лет, обеспечивая себе дар бога. Когда Брахма является к Махишасуре, демон просит у него бессмертия. Брахма мудро дает обещание, что ни человек, ни бог не смогут убить Махишасуру.
Махишасура захватывает власть над землей и затем обращает свой взор на небеса. Он изгоняет богов из их дома, и они в отчаянии идут к священной триаде – Вишну, Шиве и Брахме. Эти трое знают, что не могут победить Махишасуру, поэтому объединяются и создают физическое проявление божественной женской энергии. Это Дурга. Дурга сражается с Махишасурой в течение девяти дней и девяти ночей (слово «Навратри» буквально означает девять ночей) и убивает его.
Я выбрала Навратри, потому что это мой любимый индийский праздник. Его идея – общность, доброе отношение друг к другу и возможность принимать людей в свое пространство. Он прославляет божественную женственность. И во время этого праздника танцуют до поздней ночи, пока ноги не перестанут двигаться.
Рене АхдиеВсё из ничего
Много лет назад жили-были девочка и мальчик вместе со своими родителями в доме под крышей из коры на берегу плавно текущей реки. Разница в возрасте детей была меньше двенадцати лун. Мальчика звали Чун, а его сестру звали Чаран. Хотя Чун был младше, он рос почти так же быстро, как Чаран – об этом он часто говорил всем, кто соглашался его слушать. И хотя Чаран была старше, она редко его бранила – потому что рано узнала цену, которую, возможно, придется заплатить, если она будет ругать брата.
Когда они были совсем маленькими, многие жители деревни замечали, что их трудно отличить друг от друга, потому что и Чаран, и Чун любили много гулять. В теплые дни, вздыхающие ветви деревьев манили их под полог листвы, где брат и сестра проводили всю вторую половину дня в шалостях и играх, в которых давали волю своей фантазии. Благодаря играм на воздухе кожа на их лицах стала одинакового бронзового цвета, и – хотя мать пыталась отговорить Чаран – девочка настояла на коротко остриженных волосах, чтобы их не мог растрепать и спутать ветер.