– Я бог, в буквальном смысле слова, – сказал возничий.
– Но разве ты главный? – настаивал я. – Погоди, можешь перевести это своему другу: что происходит? Как я понимаю, судьба Вселенной почему-то поставлена на кон, но мне может кто-нибудь сказать, что там за парни против нас?
На мгновение мне показалось, что возничий сейчас разорвет меня на куски на месте, но я все правильно рассчитал: лучник уже остановил его раньше; лучник носил корону; лучник явно здесь командовал. Бог заговорил с лучником, лучник пропел несколько слов, коротко полыхнул искрами и кивнул мне.
– У тебя были вопросы? – спросил он.
– Ты тоже говоришь по-английски?
– В некотором смысле.
– Что происходит? Почему мы сражаемся?
Лучник взглянул на возничего.
– Я тебе говорил, что это плохой способ собирать армию. Они соберутся добровольно из разных времен и мест, готовые умереть за тебя – так ты сказал. Но этот что-то не выглядит готовым умереть.
– Он пришел добровольно, – возразил возничий. – Он молил дать ему этот шанс.
Тогда лучник посмотрел на меня.
– Это… это сложно. Мы с братьями – законные наследники королевства Хастинапур. Ты сейчас на стороне справедливости.
– Погоди, значит, мы сражаемся, чтобы ты мог стать правителем? – спросил я.
Я хотел пошутить насчет демократии, но у меня не хватило наглости.
Он показал рукой через поле боя на другую армию.
– Мои двоюродные братья, Кауравы, похитили мое королевство. Они оскорбили мою жену. Они пытались убить нас в наших постелях. Они недостойны быть правителями!
Я подождал еще немного – вдруг что еще станет известно – и оглянулся на краба. Тот поднял свои клешни. Может быть, он так же сбит с толку, как и я, или же ему хватило этого объяснения.
– Так дело в этом? – спросил я.
– Я хорошо понимаю твою озабоченность, – сказал лучник. – У меня возникали такие же вопросы. Ты думаешь, мне хочется убить моих двоюродных братьев? Убить моего дядю Бхишму? Убить моего учителя Дроначарию? Я бы отдал свою жизнь, чтобы спасти его! Поверь мне, я делаю это с большой неохотой. Но, поверь мне, это необходимо, – он взглянул на возничего. – Можешь показать ему видение? Именно видение окончательно прояснило все в моей голове.
– Я только что показывал! – ответил возничий. – У нас нет на это времени!
– Ну, – сказал я. – Это просто… Нам действительно положено вроде как просто тебе верить? Это может быть ложь, или трюк… видение было замечательное, и все такое, но было немного похоже, что ты нас гипнотизируешь, и…
Возничий перебил меня.
– Американцы! – тут он посмотрел на краба. – Вы оба. Американцы. Я знал, что у нас будут с вами неприятности… ну, ладно, хорошо. Вы можете вернуться назад, – он отломил наконечник стрелы. Бросил его мне, и я неуклюже его поймал. Потом он опять проделал это и бросил другой наконечник крабу, который действовал проворнее и поймал его двумя клешнями. – Оцарапайте ими ладонь, если хотите вернуться домой.
– Я не хочу… – сказал я. – Дом не… я просто… Я хочу, чтобы это имело какое-то значение. Я хочу сказать, что мы не воины. Мы не огромные великаны и не люди-змеи, у которых, как я полагаю, мощный яд в клыках. Мой друг даже не может держать копье! А вы хотите, чтобы мы сражались за вас? Зачем? Разве это может иметь какое-то значение?
Возничий посмотрел на меня.
– Могло бы, – ответил он. – Если бы вы здесь погибли, это могло бы иметь такое большое значение, что вы и представить себе не можете. Судьба Вселенной некоторым образом зависит от вашего решения за это умереть. Это сочетание и смешивание энергий. Без этих затрат душевных сил все, что вы знаете и любите, увянет и погибнет. Я пытался вам показать…
– Не мог бы ты показать мне это видение еще раз? – попросил я.
Тут вдалеке раздался удар грома, и я увидел, как четыре другие колесницы вылетели из рядов нашей армии и помчались вперед, прямо в промежуток между армиями. Лучник послал одну стрелу в воздух, в пространство далеко впереди, а потом что-то крикнул.
– Нет времени, – произнес возничий. – Пора решать.
Я оглянулся назад. Краб уставился на меня своими странными выпученными глазами, а потом бросил наконечник стрелы на землю.
– Спускайся, – позвал он. – Мы будем сражаться вместе.
Но я медлил, и момент был упущен. Пока я ждал, колесница рванулась вперед. Я съежился, а вокруг меня закипел бой.
Я пробыл на колеснице всего несколько секунд, но я видел ужасные вещи. Вихри волшебной энергии. Грохот могучих сил. Тысячи стрел. Копья. Мечи. Вопли. Каждую секунду погибали сотни живых существ. И я понимал, что мне не уцелеть.
Там, скорчившись на подножке, обхватив руками флагшток колесницы, я очень осторожно воткнул наконечник стрелы в ладонь.
Когда я открыл глаза, я снова сидел в своей машине.
И, конечно, стрела пригвоздила мою руку к рулю.
Сначала я вскрикнул, но крик мне ничем не помог.
Лобовое стекло было покрыто листьями, и холодный воздух дул в окно. Возможно, я бы умер там, медленно истекая кровью, но только мой ключ по-прежнему торчал в зажигании. Слава богу, мой автомобиль был старой развалюхой, которая все еще заводилась ключом в зажигании, иначе я бы попал в ловушку, потому что брелок дистанционного управления остался в моем кармане, на том поле боя, вместе со всем остальным барахлом.
Я сломал древко стрелы и осторожно вытащил окровавленный обломок дерева из своей ладони. Потом, зажав между коленями кровоточащую руку, дал машине обратный ход.
Дорога позади меня была большим пригородным шоссе, по которому ехало множество автомобилей. Мне пришлось долго ждать просвета, чтобы выехать на него. Кровь текла мне на колени. Дорога до больницы была долгой и путаной; у меня не было телефона, поэтому я ехал по памяти и по дорожным знакам на шоссе – минут десять катался по боковым дорогам, прежде чем попал на нужную. Шок утих, боль жгла все мои синапсы, то нарастая, то утихая. Я попал в больницу вовремя, конечно, и меня чудесно перевязали.
Врачи мне не поверили, но поверили родители, потому что они верили в такие мистические вещи, как Бог, и карма, и судьба, и битва вселенского добра с вселенским злом. Большинство людей в это верит, как я выяснил. После того как я вернулся домой, у родителей было ко мне много вопросов, но я в конце концов заставил их замолчать, сказав, что мне не хочется думать о том, что произошло (хотя, конечно, это неправда).
На первый взгляд для меня ничего не изменилось: я все еще очень тихий; у меня не много друзей, и я сижу один в своей машине по вечерам. Но всякий раз, когда в мире что-то идет не так – когда случается катастрофа, или бомбардировка, или несправедливость, – я иногда задаю себе вопрос, не мог ли еще один труп на том далеком поле боя каким-то образом все изменить.
Послесловие автораМахабхаратаЮжноазиатский эпос
В «Махабхарате» больше двухсот тысяч стихотворных строк, это самая длинная поэма из всех когда-либо написанных, и вся она посвящена конфликту между двоюродными братьями из двух семей, которые спорят о том, кто унаследует королевство Хастинапур. В тексте говорится, что в битве, завершающей этот эпос, участвовало около пяти миллионов человек. Из них выжили только двенадцать. И это меня глубоко потрясло, когда я был ребенком. Я подумал: «Что? Как? Что случилось со всеми этими людьми? Ради чего они погибли?»
Очень легко проявить цинизм и сказать: «Ну, они погибли напрасно. Это история о потомственных аристократах, втянутых в династический спор». Но такие великие истории, как «Махабхарата» (и «Илиада», и «Эпос о Гильгамеше»), сохранились благодаря их сложности и именно этому вопросу: «Почему мы сражаемся?». Ответ на него ищет «Махабхарата».
Накануне битвы герой «Махабхараты» Арджуна говорит своему возничему, богу Кришне: «Честь запрещает нам убивать наших двоюродных братьев. Как можем мы познать счастье, если убьем своих родственников?»
Ответ Кришны на этот вопрос занимает большую часть самой прославленной книги «Махабхараты» – «Бхагавадгиты», которая является ответом индуизма на вопрос вне времени: «В чем смысл всего сущего?».
Я не гуру, и не могу объяснить вам основные положения этой религии, но в основном все сводится к словам Кришны:
«Тот, кто считает себя убийцей, и тот, кто считает себя убитым, оба не понимают, что никто не убивает и не бывает убитым».
Страдание Арджуны, объясняет Кришна, построено на ложном понимании Вселенной. Он видит отдельных людей, которые сошлись в битве друг против друга, но не в этом реальность ситуации. Вселенная многогранна, и мы – всего лишь часть ее. Эти тела являются обличьями, которые мы принимаем или сбрасываем, но душа внутри вечна. И война может казаться болью, и страданием, и насилием, но в действительности это только процесс, через который проходит душа.
Этого объяснения для Арджуны было достаточно, как было бы достаточно для меня (я хочу сказать, что Кришна устраивает еще и некую волшебную суматоху). Но на этот рассказ меня вдохновили другие пять миллионов воинов на том поле боя. Я гадал, откуда они пришли и почему сражались, и остановился ли кто-нибудь для того, чтобы объяснить им цель той битвы, в которой они должны были лишиться жизни.
Мелисса Де Ла КрузКодекс чести
Вчера я чуть не убила одну девочку.
Буквально.
Когда я открыла свой шкафчик во время перемены между уроками, то обнаружила, что мой дневник исчез. Я точно знала, кто его украл, но ничего не могла сказать. Лила Самсон, девочка, которую больше всех боятся и которой больше всех завидуют в школе Дюшен, меня ненавидит. Мне хотелось голыми руками повыдирать ее блестящие волосы. Мне хотелось расцарапать ее фарфоровую кожу. При мысли о том, что кто-то пытается прочесть страницы, на которых хранятся все мои тайны, у меня начинали гореть щеки.
Никто не должен знать, кто я на самом деле.
Тем хуже для нее. Дневник заколдован и заперт. Ни один человек не может его прочесть, но это ничуть не уменьшало мой гнев. С самого первого для моей учебы в этой школе Лила пытается совать свой нос в мою личную жизнь. Почему я ее вообще интересую? Я не пользуюсь в школе популярностью.