…Но сегодня, как обычно, дежурящий у ворот послушник не так небрежен. Орито видит только закрытые створки внешних ворот и двух послушников, толкающих тележки с провизией на день.
Из Парадного зала появляется сестра Савараби.
– Послушник Тюаи! Послушник Мабороси! Надеюсь, вы в снегу не промерзли до костей? Бессердечный мастер Гэнму, заморил голодом своих молодых жеребцов, одни скелеты остались!
– Да уж мы найдем, как согреться, Девятая сестра! – зубоскалит в ответ Мабороси.
– Ах, как же я забыла-то? – Савараби кончиками пальцев поглаживает среднюю грудь. – Разве на этой неделе не очередь бессовестного лентяя Дзирицу?
– Послушник захворал, – отвечает Мабороси, вмиг став серьезным.
– Вот беда! Захворал, говорите? Простыл или серьезней что?
– Похоже, заболел тяжело. – Мабороси и Тюаи начинают перетаскивать припасы в кухню.
– Мы надеемся… – (Из Парадного зала выглядывает сестра Хотару с заячьей губой.) – Бедненький послушник Дзирицу болен не смертельно?
– Болезнь серьезная, – сдержанно отвечает Мабороси. – Нужно приготовиться к худшему.
– А вот Новая сестра в прошлой жизни была дочерью знаменитого доктора – что бы мастеру Судзаку не позвать ее? Она бы с охотой пошла, потому что… – Савараби приставляет ладонь ко рту и кричит через весь двор в ту сторону, где прячется Орито: – Ей до смерти хочется рассмотреть весь монастырь, чтобы потом сбежать, правда, сестра Орито?
Разоблаченная за подслушиванием отчаянно краснеет и в слезах убегает в свою келью.
Все сестры, кроме Яёи, настоятельница Идзу и ключница Сацуки преклоняют колени возле низкого стола в Длинном зале. Открыты двери в молельню, где стоит позолоченная статуя беременной Богини. Богиня смотрит на сестер поверх головы настоятельницы, а та ударяет в цилиндрический гонг. Сестры начинают читать Благодарственную Сутру.
– Настоятеля Эномото-но-ками, – тянут они нараспев, – нашего духовного наставника…
Орито мысленно плюет в лицо прославленному коллеге своего покойного отца.
– …чья мудрость указует путь монастырю на горе Сирануи…
Настоятельница Идзу и ключница Сацуки замечают, что губы Орито не шевелятся.
– Мы, дочери Идзанадзо, благодарим как чада его за заботу и пропитание.
Это бессильный протест, но у Орито нет возможности более энергично выразить свое несогласие.
– Настоятеля Гэнму-но-ками, чья мудрость защищает Сестринский дом…
Орито бросает мрачный взгляд на ключницу Сацуки. Та смущенно отводит глаза.
– …мы, дочери Идзанадзо, благодарим за справедливое руководство.
Орито угрюмо смотрит на настоятельницу Идзу. Та гасит ее вызов ласковой улыбкой.
– Богине Сирануи, Источнику Жизни и Матери Даров…
Орито смотрит на свитки, висящие на противоположной стене над головами сестер.
– Мы, сестры монастыря Сирануи, отдаем плод чрева нашего…
На свитках – соответствующие времени года картины и цитаты из синтоистских священных текстов.
– …чтобы плодородие царило в княжестве Кёга, и да обходят его стороной голод и засуха…
В центре – список всех сестер по старшинству, в порядке рангов, определяемых по количеству родов.
«Совсем как в общежитии борцов сумо», – думает Орито.
– …и да вращается вечно колесо Жизни…
С правого края – деревянная табличка с именем: «Орито».
– …пока не догорит последняя звезда и не сломается колесо Времени.
Настоятельница вновь ударяет в гонг: сутра окончена.
Разговаривать и переглядываться запрещено, но подруги могут налить друг другу воды.
Четырнадцать ртов – Яёи на сегодня освобождена от присутствия за трапезой – жуют, отхлебывают и глотают.
«Какие лакомства вкушает сегодня мачеха?» Ненависть сжигает Орито изнутри.
Каждая сестра оставляет нетронутыми несколько зернышек риса – угощение духам предков.
Орито делает то же самое, рассудив, что здесь ей любые союзники пригодятся.
Настоятельница бьет в гонг, объявляя, что трапеза окончена.
Пока Садаиэ и Асагао убирают со стола, Хасихимэ с розовыми глазами спрашивает настоятельницу о больном послушнике Дзирицу.
– Он лежит у себя в келье, – отвечает настоятельница. – У него трясучая лихорадка.
Многие сестры ахают, прикрывая ладошками рты.
«Откуда эта жалость к одному из своих тюремщиков?» – жаждет спросит Орито.
– Один носильщик в Куродзанэ умер от этой болезни. Должно быть, бедняга Дзирицу вдохнул ее пары. Мастер Судзаку просил помолиться за выздоровление послушника.
Большинство сестер кивают и с жаром обещают исполнить просьбу.
Затем настоятельница распределяет хозяйственные обязанности на день.
– Сестры Хацунэ и Хасихимэ, продолжайте ткать, что начали вчера. Сестре Кирицубо – подмести галереи, сестре Умэгаэ с сестрами Минори и Югири – прясть кудель в кладовой. В час Коня ступайте в Главный храм, пол мыть. Сестра Югири может не мыть, у нее Дар.
«Какие мерзкие, искаженные слова, – думает Орито. – Потому что и мысли уродливые».
Все оборачиваются к ней. Опять она высказала свои мысли вслух.
– Сестры Хотару и Савараби, – продолжает настоятельница, – вытирают пыль в молельной, потом займутся отхожими местами. Сестры Асагао и Садаиэ, конечно, дежурят на кухне, так что сестра Кагэро и Новая сестра будут работать в прачечной.
Взгляды более бессердечных обращаются к Орито, словно говоря: «Посмотрите, знатная барышня трудится, как раньше – ее служанки».
– Сестра Яёи может к ним присоединиться, если ей станет лучше.
В прачечной – длинной пристройке возле кухни – два очага, чтобы греть воду, пара больших лоханей для стирки и ряд стоек из бамбуковых шестов, чтобы развешивать чистое белье. Орито и Кагэро таскают ведрами воду из пруда. Они не разговаривают – пока наполнишь одну лохань, раз сорок-пятьдесят пройдешься туда-сюда. Поначалу дочь самурая выбивалась из сил на такой работе, но сейчас руки и ноги у нее окрепли, а волдыри на ладонях сменились загрубелыми мозолями. Яёи следит за огнем.
– Совсем скоро, – Толстая Крыса пристроилась на бочке с грязной водой, – у тебя живот станет таким, как у нее.
– Я не позволю этим псам ко мне прикоснуться, – шепчет Орито. – Я здесь не останусь.
– Твое тело больше тебе не принадлежит, – злорадствует Крыса. – Им распоряжается Богиня.
Орито, оступившись, расплескивает целое ведро воды.
– И как мы только раньше без тебя справлялись, – хмыкает Кагэро.
– Все равно пол нужно было помыть. – Яёи помогает Орито вытереть разлитую лужу.
Когда вода согревается, Яёи погружает в нее одеяла и ночную одежду, помешивая в котле палкой. Орито деревянными щипцами переносит мокрые, тяжелые вещи на сушильный пресс – наклонный стол с крышкой на петлях, которую Кагэро закрывает, чтобы отжать лишнюю воду. Потом развешивает еще сырые вещи на бамбуковых шестах. Садаиэ через кухонную дверь рассказывает Яёи, что ей снилось нынче ночью.
– Слышу – в ворота стучат. Я вышла из кельи… Было лето, а вроде и не лето, и не поймешь, ночь или день… В Доме ни души. А там все стучат, я и спросила: «Кто?» И вдруг мужской голос отвечает: «Это я, Иваи».
– У сестры Садаиэ забрали ее первый Дар, – объясняет для Орито Яёи. – В прошлом году.
– Родился в пятый день Пятого месяца, – говорит Садаиэ. – Праздник мальчиков.
Женщины невольно вспоминают развевающихся по ветру бумажных карпов, невинное веселье…
– Поэтому настоятель Гэнму, – продолжает Садаиэ, – назвал его Иваи – «поздравление».
– Его усыновила семья пивовара в Такамацу, – говорит Яёи. – По фамилии Такаиси.
Орито окутывают клубы пара.
– Да, я об этом слышала.
Асагао напоминает:
– Сестра, ты гофорила фро сфой сон…
– Так вот… – Садаиэ отскребает от днища котла корочку пригоревшего риса, – я удивилась – как быстро Иваи вырос. Боялась, вдруг его накажут за то, что нарушил правило, вернулся на гору Сирануи. Но… – она косится в сторону Молельной и понижает голос, – я все-таки отодвинула засов на Внутренних воротах.
– Фолучается, – перебивает Асагао, – засоф фыл изнутри Фнутренних форот?
– Да, точно. А я и не подумала тогда. Значит, открылись ворота…
Яёи нетерпеливо вскрикивает:
– Сестра, что ты увидела?
– Сухие листья. Не Дар, не Иваи, только сухие листья. Ветер их сразу унес.
– Ох! – Кагэро всем весом налегает на ручку пресса. – Не к добру это!
Садаиэ пугается ее уверенности.
– Ты правда так думаешь, сестра?
– Твой Дар превратился в сухие листья, что ж тут хорошего?
– Сестра Кагэро! – Яёи мешает в лохани. – Ты расстраиваешь Садаиэ.
– Просто говорю правду. – Кагэро отжимает воду. – По своему разумению.
– А скажи, – спрашивает Асагао, – ты не могла узнать фо голосу, кто ефо отец?
– Конечно! – вскидывается Яёи. – В твоем сне – подсказка, кто отец Иваи.
Даже Кагэро заинтересовалась:
– Кто из монахов были твоими Дарителями?
В прачечную входит ключница Сацуки со свежим ящиком мыльных орешков.
Великолепный закат окрашивает Лысый пик, исчерченный снеговыми прожилками, в густо-розовый цвет оттенка рыбьей крови, а вечерняя звезда кажется колючей, словно иголка. Из кухни сочится дым и запахи готовящейся еды. У сестер, за исключением двух дежурных на эту неделю кухарок, свободное время – можно заниматься, чем захочешь, пока перед ужином не явится мастер Судзаку. Орито отправляется ходить по галерее, круг за кругом против часовой стрелки, чтобы хоть как-то отвлечься – организм неистово требует Утешения. Несколько сестер собрались в Длинном зале, помогают друг другу белить лица и чернить зубы. Яёи отдыхает у себя в келье. Слепая сестра Минори обучает Садаиэ играть на лютне кото мелодию «Восемь миль через горный перевал». Умэгаэ, Хасихимэ и Кагэро тоже совершают променад по галереям, только по часовой стрелке. Орито каждый раз вынуждена отступать в сторону, чтобы разминуться. В тысячный раз Орито