Тихий голос, будто мышиный писк, говорит:
– Простите, о-дзюнрэй-сама…
Удзаэмон не сразу понимает, что «господин паломник» – это он и есть. Он оборачивается…
…Тощий, как птенец, мальчишка с длинным рубцом на месте одного глаза протягивает сложенные лодочкой ладони.
Некий голос предостерегает Удзаэмона: «Он клянчит деньги», – и паломник идет дальше.
«А ты, – укоряет другой голос, – клянчишь удачу».
Он возвращается назад, но мальчишки с провалом вместо глаза уже нет.
«Я – переводчик Адама Смита, – напоминает себе Удзаэмон. – Я не верю в приметы».
Вскоре он уже у ворот Магомэ, натягивает поглубже капюшон, но стражник все равно узнает в нем самурая и пропускает с поклоном.
Вдоль дороги теснятся жалкие обшарпанные хибарки ремесленников.
Ткацкие станки в полутемных комнатушках – клик-клак-оох… клик-клак-оох…
Тощие собаки и голодные дети провожают его равнодушными взглядами.
С холма, разбрызгивая грязь, катится телега с сеном; крестьянин и его сын придерживают ее сзади, помогая быку, который тянет спереди. Удзаэмон отходит в сторонку и, стоя под деревом гинкго, смотрит вниз, на гавань, но Дэдзима теряется в густеющем тумане. «Я между двух миров». Позади остались интриги в Гильдии переводчиков, презрение инспекторов и большинства голландцев, фальшь и обманы. «Впереди – неизвестно какая жизнь неведомо где, с женщиной, которая может меня и отвергнуть». Среди узловатых ветвей гинкго хрипло ссорятся маслянисто поблескивающие вороны. Телега проезжает мимо. Крестьянин кланяется так низко, что чуть не валится в лужу. Лжепаломник поддергивает обмотки на ногах, поправляет обувь и продолжает путь. Не годится опаздывать на встречу с Сюдзаи.
Трактир «Веселый феникс» стоит у поворота дороги, немного не доходя до камня, отмечающего расстояние в восемь миль от Нагасаки, между бродом и каменоломней. Удзаэмон, войдя, ищет глазами Сюдзаи, но вокруг только обычный дорожный люд, укрывшийся от холодного дождя: кули и носильщики, погонщики мулов, нищенствующие монахи, три проститутки, гадатель с обезьяной и закутанный в сто одежек бородатый купец – с ним, но не рядом, а чуть поодаль, сидят его слуги. Пахнет мокрыми людьми, горячим рисом и свиным салом, но, по крайней мере, здесь теплее и суше, чем под открытым небом. Удзаэмон заказывает миску пампушек с орехами и усаживается на возвышении, с тревогой думая о Сюдзаи и его пятерых наемниках. Беспокоится он не потому, что дал другу большую сумму денег на оплату наемников: будь Сюдзаи бесчестным – а Удзаэмон знает, что это не так, – переводчика арестовали бы еще несколько дней назад. Но вдруг востроглазые кредиторы пронюхали, что Сюдзаи собрался удрать из Нагасаки, и поймали должника в сети?
Кто-то стучит по столбику возле отделения, где он сидит. Это служанка с заказанной едой.
Удзаэмон спрашивает:
– Уже час Лошади?
– Наверное, да. Полдень давно прошел, самурай-сама…
В трактир входят пятеро сёгунских солдат, и все разговоры стихают.
Солдаты оглядывают зал. Посетители смотрят в сторону.
Капитан встречается взглядом с Удзаэмоном; Удзаэмон опускает глаза. «Нельзя выглядеть виноватым, – думает он. – Я – паломник, иду в Касиму».
– Хозяин! – кричит стражник. – Где хозяин этой выгребной ямы?
– Господа! – Хозяин, выскочив из кухни, валится на колени. – Какая невероятная честь для «Веселого феникса»!
– Сена и овса нашим лошадям; конюх куда-то удрал.
– Сей же миг, капитан!
Трактирщик знает, что в уплату ему всучат кредитный билет, деньги по которому не получить без взятки, в пять раз превышающей исходную сумму. Он начинает отдавать распоряжения жене, сыновьям и дочерям. Солдат приглашают в лучшую комнату трактира. В общем зале потихоньку возобновляются разговоры.
– Я никогда не забываю лиц, самурай-сан. – Бородатый купец бочком подобрался к Удзаэмону.
«Избегай случайных знакомств, – предостерегал Сюдзаи. – Не нужно лишних свидетелей».
– Мы с вами не встречались.
– Конечно встречались! В Новый год, в храме Рюгадзи.
– Вы ошибаетесь. Я вас никогда в жизни не видел. Будьте так добры…
– Но мы говорили о коже скатов, самурай-сан, и о ножнах…
Удзаэмон вдруг узнает Сюдзаи под спутанной бородой и заплатанным плащом.
– Ага, вспомнили! Дэгути, самурай-сан, – Дэгути из Осаки. Окажете мне честь, позволите к вам присоединиться?
Служанка приносит миску риса с маринованными овощами.
– Я никогда не забываю лиц! – Выговор Сюдзаи вмиг меняется, и он показывает в улыбке желтые зубы.
Девушка сочувственно поглядывает на Удзаэмона: «Вот же старый зануда!»
– Не-ет, барышня, – тянет Сюдзаи. – Имена забываются, а лица – никогда…
– Одинокий путник сразу бросается в глаза. – Голос Сюдзаи доносится сквозь решетку в окошке паланкина. – А компания из шести человек на дороге в Исахаю? Мы, считай, невидимки! Каждый соглядатай-любитель в «Веселом фениксе», увидев молчаливого паломника с мечом на боку, подумал: есть смысл к нему присмотреться. Но когда ты уходил, то был просто бедолагой, к которому привязался и зудит человек-комар. Докучая тебе, я и тебя самого сделал скучным.
Туман размывает крестьянские дома, смазывает дорогу впереди, скрывает горы по сторонам долины…
Слуги и носильщики Дэгути оказались теми самыми наемниками; оружие спрятано в двойном дне паланкина. «Тануки, – Удзаэмон старается запомнить их фальшивые имена, – Кума, Иси, Ханэ, Сяккэ…» Они не заговаривают с Удзаэмоном, поддерживая образ носильщиков. Остальные шестеро должны ждать их завтра в ущелье Мэкура.
– Кстати, – спрашивает Сюдзаи, – ты взял с собой некий футляр кизилового дерева?
«Скажешь – нет, – опасается Удзаэмон, – подумает, что ты ему не доверяешь».
– Все ценное – здесь. – Он хлопает себя по груди, так, чтобы Сюдзаи видел.
– Хорошо. Если бы свиток попал не в те руки, как бы не оказалось, что Эномото нас уже поджидает.
«Если все пройдет удачно, свидетельство Дзирицу не понадобится. – На душе Удзаэмона неспокойно. – Если закончится плохо – нельзя, чтобы свиток забрали». Как де Зут сможет пустить его в ход – на такой вопрос у переводчика нет ответа.
Река внизу шарахается, как пьяная, перекатывает валуны и тычется в берега.
– Совсем как в долине Симантогавы, – говорит Сюдзаи, – в наших краях.
– Симантогава добрее, мне кажется, – отвечает Удзаэмон.
Он уже задумывался, не попробовать ли поступить на службу к даймё в своей родной провинции Тоса. После усыновления все связи с родственниками прервались – «и они не обрадуются, когда к ним явится третий сын, „тот, кто должен довольствоваться остывшим рисом“, без денег, зато с женой, у которой ожог на пол-лица», – но, может, прежний учитель голландского захочет ему помочь. Однако беспокоит мысль: «Тоса – то место, где Эномото прежде всего станет нас искать».
На кону не просто беглая монахиня, а репутация даймё княжества Кёга.
«Старший советник Мацудайра Саданобу – его друг, он выпишет приказ об аресте…»
Удзаэмон только сейчас начинает понимать, как сильно рискует.
«Да и станут ли они заботиться о приказах? Или просто подошлют убийцу?»
Удзаэмон отворачивается. Задумываться о таких вещах – значит отказаться от планов по спасению Орито.
Ноги «носильщиков» шлепают по лужам. В реке вздувается бурая вода. С веток сосен капает.
Удзаэмон спрашивает Сюдзаи:
– Мы сегодня в Исахае заночуем?
– Нет. Дэгути из Осаки выбирает все самое лучшее: таверну «Харубаяси» в деревне Куродзанэ.
– Не ту ли, где останавливается Эномото со свитой?
– Ту самую. Ну подумай: разве шайка разбойников, задумавших украсть монахиню из монастыря на горе Сирануи, отважилась бы туда сунуться?
В главном храме Исахаи – праздник местного божества. На каждом шагу коробейники, пышно украшенные повозки и толпы зрителей; на шестерых чужаков с паланкином и внимания никто не обратит. Уличные музыканты стараются перещеголять друг друга, кокетливые служанки у входа в таверны заманивают посетителей. Сюдзаи не высовывается из паланкина и велит своим людям двигаться прямо к восточному краю города, к воротам в княжество Кёга. В караульню ворвалось стадо свиней и перевернуло все вверх дном. Солдат в строгой форменной одежде окидывает Дэгути из Осаки беглым взглядом и спрашивает, почему купец без товаров.
– Я отправил их водным путем, господин, – отвечает Сюдзаи с таким сильным осакским акцентом, что понять его почти невозможно. – Все подчистую на корабле отправил, господин. А то, пока на каждой таможне Западного Хонсю отхватят свой кусок, у меня разве что морщины на руках останутся, господин.
Солдат машет рукой – проходи, мол, – но другой, более наблюдательный стражник замечает, что подорожная Удзаэмона выписана в конторе на Дэдзиме.
– Огава-сан, вы переводчик у иностранцев?
– Да, третьего ранга, в Гильдии переводчиков на Дэдзиме.
– Я просто спросил, господин, потому что вы одеты как паломник.
– У меня отец тяжело болен. Хочу помолиться за него в Касиме.
– Пожалуйста, – стражник пинает визжащего поросенка, – пройдите в комнату для досмотра.
Удзаэмон удерживается и не смотрит на Сюдзаи.
– Хорошо.
– Я подойду, как только выгоним эту подлую свинину.
Переводчик проходит в тесную комнатку, где сидит за работой писец.
Удзаэмон проклинает свое невезение. «Вот и пробрались в Кёгу незаметно».
– Прошу простить за доставленное неудобство. – Вошедший стражник приказывает писцу подождать снаружи. – Я чувствую, Огава-сан, вы человек слова.
– Надеюсь, – отвечает Удзаэмон, гадая, к чему тот клонит.
– Тогда я… – Стражник встает на колени и отвешивает земной поклон. – Я очень прошу вашей помощи, господин! У моего сына череп… неправильный какой-то стал, шишки на нем появились. Мы… боимся на улицу его выпускать, люди его называют демоном, óни