– Мне не за что вас прощать, господин настоятель. Ваше… содействие… весьма своевременно.
«Это очень мягко сказано, – признается про себя Сирояма, изучая доску в надежде, что на него снизойдет вдохновение. – Моя свита – на половинном окладе, скоро люди начнут разбегаться; дочерям нужно приданое; кровля дворца в Эдо протекает, стены того и гляди рухнут; а если у меня останется в Эдо меньше тридцати человек, пойдут шутки насчет моей бедности… А когда эти шутки дойдут до ушей других моих кредиторов…» И пусть призрак отца шипит: «Стыдись!» Отец унаследовал землю и продал ее; Сирояме ничего не осталось, кроме высокого ранга, который недешево обходится, и должности градоправителя Нагасаки. Когда-то порт приносил баснословный доход, но в последние годы торговля идет ни шатко ни валко. А между тем жалованье своим людям и взятки приходится платить, невзирая ни на что. «Если бы люди не прятались за масками, а те – за другими масками, – мечтает Сирояма. – Если бы этот мир был как доска для игры в го – чистые пересекающиеся линии. Если бы время представляло собой череду обдуманных ходов, а не хаотическое нагромождение промахов и ошибок».
«Почему Томинэ еще не вернулся докучать мне?» – удивляется Сирояма.
Внутренний климат в управе неуловимо изменился.
Вроде ничего и не слышно… Нет, слышно: тихий-тихий взволнованный гул.
В коридоре простучали торопливые шаги. Заполошный шепот за дверью.
Входит радостный Томинэ:
– Ваше превосходительство, корабль!
– Корабли все время приходят и уходят… Голландский корабль?!
– Да, господин! Видно ясно как день: на нем голландский флаг.
– Но…
Корабль в Девятом месяце – это неслыханно.
– Точно ли…
Во всех до единого храмах города начинается благодарственный звон колоколов.
– Нагасаки не сомневается, – замечает господин настоятель.
«Сахар, сандаловое дерево, шерстяные ткани, – думает Сирояма. – Кожи ската, хлопок, свинец…»
Торговый порт вновь закипит жизнью, и ковш на самой длинной ручке – у него.
«…налоги с голландцев, „подарки“ от управляющего факторией, „патриотический“ обменный курс…»
– Могу ли я, – осведомляется Эномото, – первым предложить свои поздравления?
«А ты хорошо скрываешь разочарование оттого, что я ускользнул из твоих сетей». Сирояма, кажется, впервые за много недель дышит свободно.
– Благодарю вас, господин настоятель.
– Я, разумеется, скажу Нуме, чтобы не смел более омрачать ваш дом своим присутствием.
«После полосы неудач, – осмеливается надеяться Сирояма, – положение переменилось в мою пользу».
XXXI. На полубаке Его Величества фрегата «Феб»Ровно десять утра 18 октября 1800 г.
– Вижу голландскую факторию. – Пенхалигон наводит резкость в подзорной трубе, оценивая расстояние как две английских мили. – Пакгаузы, дозорная вышка, так что будем исходить из того, что нас заметили… Действительно, дыра. Двадцать-тридцать джонок в гавани, китайский торговый квартал… рыбачьи лодки… несколько роскошных крыш… Но там, где должен бы стоять на якоре жирный, основательно нагруженный корабль Голландской Ост-Индской компании, джентльмены, я вижу только голубую воду. Мистер Ховелл, скажите, что я ошибаюсь!
Ховелл тоже осматривает залив в подзорную трубу.
– Хотел бы сказать, сэр, если бы мог.
Майор Катлип присвистывает сквозь зубы, и это звучит как грязное ругательство.
– Мистер Рен, быть может, самые знаменитые глаза в Кловелли разглядят то, что нам не дано?
Вопрос Рена «Видите Ост-Индского купца?» передают по цепочке дозорному на фок-мачте.
Затем точно так же по цепочке передают ответ, и Рен повторяет его:
– Купца не видно, сэр.
«Значит, быстрой добычи за голландский счет не получится». Пенхалигон опускает подзорную трубу. Дурные вести вмиг разносятся от салингов до нижней палубы. Слышно, как на батарейной палубе артиллерист-ливерпулец орет известие глухому товарищу:
– Ни черта корабля нету, Дэви, а раз так, ни черта мы трофеев не захватим, а раз так, вернемся домой нищими, как черт сраный, такими, как нас загребли в этот чертов флот!
Даниэль Сниткер, поглядывающий из-под широких полей шляпы, в переводе не нуждается.
Рен первым вымещает злость на голландце.
– Мы опоздали? Корабль уже ушел?
– Ему не повезло точно так же, как и нам, лейтенант, – урезонивает Пенхалигон.
Сниткер что-то говорит Ховеллу по-голландски, показывая рукой на город.
– Капитан, он говорит, – начинает первый лейтенант, – что, если нас заметили еще вчера вечером, голландцы могли спрятать свой корабль в бухточке вон за той лесистой горкой с пагодой на вершине, к востоку от устья реки…
Пенхалигон чувствует, как воспряла команда.
Затем ему приходит мысль: уж не заманивают ли «Феба» в ловушку?
«Сниткер одурачил губернатора Корнуоллиса рассказами о своем рискованном побеге в Макао…»
– Пойдем дальше, сэр? – спрашивает Рен. – Или спустим шлюпку?
«Мог ли этот тупоумный вахлак осуществить настолько сложный замысел?»
Мастер Уэц кричит от штурвала:
– Бросать якоря, капитан?
Пенхалигон выстраивает вопросы по порядку.
– Погодите пока, мистер Уэц. Мистер Ховелл, спросите, пожалуйста, мистера Сниткера, зачем голландцам прятать от нас корабль, когда мы идем под голландским флагом? Возможно, есть еще какой-то условный сигнал, который мы не подали?
Сниткер отвечает сперва колеблясь, а затем со все большей уверенностью. Ховелл кивает.
– Он говорит, сэр, прошлой осенью, когда уходила «Шенандоа», ни о каких условных сигналах не договаривались. Он считает, их и сейчас нет. Говорит, возможно, управляющий ван Клеф спрятал корабль из предосторожности.
Пенхалигон смотрит на паруса, прикидывая ветер:
– «Феб» дошел бы до бухты за несколько минут, а вот обратно придется идти против ветра, может получиться намного медленнее.
Шпинатно-зеленые волны колышутся среди прибрежных, заросших водорослями камней.
– Лейтенант Ховелл, спросите у мистера Сниткера вот что: предположим, в этом году корабль из Батавии вообще не пришел, из-за войны или кораблекрушения. В таком случае приготовленная для него медь осталась бы на Дэдзиме?
Ховелл переводит вопрос, и Сниткер твердо отвечает: «Ja, ja».
– Кому принадлежит эта медь – Японии или Голландии?
Сниткер отвечает уже не так решительно. Ховелл переводит: в чьей собственности находится медь зависит от того, как прошли переговоры управляющего с властями, а это каждый год бывает по-разному.
В городе и по берегам залива начинают звонить колокола. Сниткер что-то объясняет Ховеллу.
– Колокольный звон означает благодарность местным богам за благополучное прибытие голландского корабля, который везет прибыль для Нагасаки. Можно смело считать, что наша маскировка сработала, капитан.
В сотне ярдов от «Феба» с крутых черных скал срывается в воду баклан.
– Напомните еще раз, как должен действовать на этом этапе голландский корабль.
Сниткер отвечает, жестикулируя и тыкая пальцами.
– Корабль голландской компании, сэр, – переводит Ховелл, – проплыл бы еще полмили мимо береговых укреплений, приветствуя их пушечными залпами с обоих бортов. Затем с корабля спускают шлюпку, а ей навстречу выходят два сампана, принадлежащих Компании. Все три лодки возвращаются к кораблю для выполнения обычных формальностей.
– И скоро ли встречающие отчалят от Дэдзимы?
Ответ сопровождается пожатием плеч.
– Возможно, через полчаса, капитан.
– Для ясности: встречать будут и японские, и голландские официальные лица?
Сниткер отвечает по-английски:
– Японские и голландские, ja.
– Мистер Ховелл, спросите, сколько мечников сопровождают встречающих.
Ответ довольно длинный, и первый лейтенант пару раз что-то уточняет.
– Все чиновники будут с мечами, но это в основном просто знак ранга. Знаете, как сельские сквайры: любят побахвалиться у себя дома, а сами не отличат шпагу от штопальной иглы.
– Если прикажете взять заложников, сэр, – без малейшего стеснения заявляет майор Катлип, – так мы этих мартышек вам прямо к столу подадим.
«Будь проклят Корнуоллис, – думает капитан, – что навязал мне этого остолопа».
– Заложники-голландцы, – говорит Ховелл, – могли бы нам пригодиться, но…
– Один разбитый японский нос на долгие годы лишит нас всякой надежды на заключение договора, – соглашается Пенхалигон. – Да, я знаю, какие они гордецы, уж Кемпфера я читал. Но считаю, риск оправдан. Маскировка не продержится долго, и за неимением более точных и беспристрастных сведений касательно обстановки на берегу…
Он бросает взгляд на Сниткера; тот рассматривает город в подзорную трубу.
– …мы все равно что слепцы, пытающиеся перехитрить зрячих.
– А если голландский корабль все-таки здесь и спрятан, сэр? – спрашивает лейтенант Рен.
– Если он и здесь, пусть подождет. Мимо нас не проскочит. Мистер Тальбот, передайте старшине шлюпки, пусть готовятся, но пока не спускают шлюпку на воду.
– Есть, сэр!
– Мистер Малуф, – Пенхалигон оборачивается к мичману, – попросите мистера Уэца провести нас мимо тех игрушечных укреплений на расстоянии полумили, только не спеша…
– Так точно, сэр, на расстоянии полумили, сэр!
Малуф бежит к Уэцу, прыгая через бухту заскорузлого от грязи каната.
«Скорее бы уже было можно отдраить палубу», – думает капитан.
– Мистер Уолдрон! – обращается он к артиллеристу. – Пушки готовы?
– Так точно, капитан, по обоим бортам! Затычки вынули, порох засыпали, только без ядра.
– У голландцев в обычае салютовать сторожевым постам, когда проплывают мимо тех утесов, видите?
– Понял, сэр. Ребятам внизу то же самое передать?
– Да, мистер Уолдрон, и хотя у меня нет ни малейшего желания сегодня воевать…
Уолдрон терпеливо ждет, покуда капитан выбирает выражения.
– Ключ от ящика с ядрами держите под рукой. Фортуна любит тех, кто готов ко всяким неожиданностям.