– Поднявшись на борт, они зарежут английского капитана припрятанными ножами. Это не Путь воина, но гнусные пираты заслуживают того, чтобы умереть как собаки.
– Но Кода-сама, Суруга-сама и Ивасэ-сама погибнут, и…
– Смерть очистит их от… – Следующее слово, возможно, «трусость».
«Как может фактическое самоубийство троих человек что-то решить?» – внутренне стонет Якоб.
Он оборачивается к Ёнэкидзу:
– Пожалуйста, скажите его превосходительству, что англичане – зловредная нация. Они убьют не только троих слуг его превосходительства, но и управляющего ван Клефа, и его помощника Фишера.
Совет выслушивает эти слова в глубоком и многозначительном молчании. Напрашивается мысль, что советники уже выдвигали в точности такое возражение или же хотели, но побоялись это сделать.
Сирояма смотрит недовольно:
– Что предлагает исполняющий обязанности управляющего?
Якоб чувствует себя как подсудимый, которому не верят.
– Сейчас лучшее действие – это бездействие.
Его слова встречают с удивлением. Один советник наклоняется к уху Сироямы…
Якобу вновь нужна помощь Ёнэкидзу.
– Скажите градоправителю, что английский капитан испытывает нас. Хочет посмотреть, ответят ли ему японцы или голландцы, применим ли мы силу или дипломатию.
Ёнэкидзу хмурится, не понимая последнее слово.
– Слова, переговоры. А если мы не сделаем ничего, англичане потеряют терпение и раскроют свои намерения.
Градоправитель, выслушав, медленно кивает и приказывает Якобу:
– Угадайте их намерения.
Интуиция подсказывает Якобу отвечать честно.
– Во-первых, – начинает он по-японски, – они хотели захватить корабль из Батавии с грузом меди. Корабля нет, и они взяли заложников. Они… – Он надеется, что в его словах можно увидеть смысл. – Они хотят добыть знания.
Сирояма переплетает пальцы.
– Знания о голландцах на Дэдзиме?
– Нет, ваше превосходительство, знания о Японии и японской империи.
Среди советников поднимается ропот. Эномото смотрит на Якоба в упор. Якобу видится череп, обтянутый кожей.
– Люди чести, – градоправитель поднимает вверх веер, – скорее умрут под пытками, но не выдадут сведения врагу.
Все присутствующие кивают, согласно негодуя, – все, кроме камергера Коды, инспектора Суруги и переводчика Ивасэ.
«Никто из вас, – думает Якоб, – не видел настоящей войны. Вы уже полтораста лет не воевали».
– Но почему англичане так жаждут узнать о Японии? – спрашивает Сирояма.
«Я сейчас разломаю то, что вряд ли смогу починить», – со страхом думает Якоб.
– Возможно, англичане хотят снова торговать в Нагасаки, ваше превосходительство.
«Мой ход сделан, – думает исполняющий обязанности управляющего, – назад не возьмешь».
– Почему вы говорите «снова»? – спрашивает градоправитель.
Господин настоятель Эномото слегка покашливает.
– Ваше превосходительство, исполняющий обязанности управляющего сказал совершенно точно. В давние времена англичане вели торговлю в Нагасаки – при Первом сёгуне, когда мы продавали на экспорт серебро. Несомненно, в их стране по сей день жива память о тех доходах… Об этом, впрочем, исполняющий обязанности управляющего, вероятно, знает больше меня.
Якоб против воли представляет себе, как Эномото наваливается на Орито.
Он воображает, как избивает Эномото палкой до смерти.
– Чем захват наших союзников, – спрашивает Сирояма, – поможет завоевать наше доверие?
Якоб оборачивается к Ёнэкидзу:
– Скажите его превосходительству: англичанам не нужно ваше доверие. Им нужно, чтобы их боялись и слушались. Так они строят свою империю: приплывают в чужую гавань, стреляют из пушек и покупают градоправителей. Они ждут, что его превосходительство поступит как бесчестный китаец или негритянский царек – с радостью променяет благополучие своего народа на дом в английском стиле и мешок стеклянных бус.
По мере того как Ёнэкидзу переводит, Зал шестидесяти циновок взрывается гневом.
Якоб запоздало замечает, что двое писцов в углу записывают каждое слово.
«Через десять дней, – думает он, – сам сёгун будет раздумывать над твоей речью».
Сбоку к градоправителю приближается камергер с запиской.
Сирояма оглашает ее по-японски. Известие составлено в таких церемонных выражениях, что Якоб ничего не понимает. Напряжение в зале еще усиливается.
Чтобы избавить градоправителя от труда отправить его восвояси, Якоб обращается к Ёнэкидзу:
– Передайте градоправителю благодарность моей страны за поддержку и скажите, что я прошу позволения вернуться на Дэдзиму, чтобы наблюдать за приготовлениями.
Ёнэкидзу переводит в подобающем официальном стиле.
Представитель сёгуна отпускает Якоба коротким кивком.
XXXIII. Зал шестидесяти циновок в городской управеПосле ухода исполняющего обязанности управляющего де Зута, второй день Девятого месяца
– Голландец с виду похож на беса из детских кошмаров, – говорит Сирояма, услышав подобострастные смешки советников, – но он не глуп.
Смешки мгновенно сменяются глубокомысленными кивками.
– Ведет себя учтиво, – одобрительно замечает городской старейшина, – и рассуждает здраво.
– По-японски говорит немного странно, – подхватывает другой, – но я почти все понял.
– Один из моих шпионов на Дэдзиме, – сообщает третий, – говорил, что он непрестанно учится.
– Но произношение у него… – жалуется инспектор по имени Вада. – Каркает, как ворона!
– А вы, Вада, говорите на языке Дадзуто как соловей? – спрашивает Сирояма.
Вада, который вовсе не говорит по-голландски, благоразумно умолкает.
– А вы трое, – Сирояма машет веером на тех, кого считают виновными в похищении голландцев, – его милосердию обязаны жизнью.
Перепуганная троица отвечает смиренными поклонами.
– Переводчик Ивасэ, я отмечу в своем докладе в Эдо, что вы, по крайней мере, пытались сразиться с похитителями, пускай и неумело. Вы нужны в Гильдии. Ступайте.
Ивасэ низко кланяется и опрометью выбегает из зала.
– Вы двое, – Сирояма смотрит на горемычных чиновников, – навлекли бесчестье на свой ранг и показали англичанам, что Япония населена трусами.
«Немногие на вашем месте повели бы себя лучше», – признает про себя Сирояма.
– Не покидайте своих домов вплоть до следующего распоряжения.
Опозоренные должностные лица, не вставая с колен, задом пятятся к двери.
Сирояма находит взглядом Томинэ:
– Вызовите капитана береговой стражи.
Капитан с обветренным лицом подступает к той самой циновке, которую совсем недавно занимал де Зут, и кланяется градоправителю:
– Мое имя Дои, ваше превосходительство.
– Как скоро, какими силами и каким наилучшим способом возможно ответить на нападение?
Капитан молча смотрит в пол перед своими коленями.
Сирояма оглядывается на камергера Томинэ – тот озадачен не меньше своего господина.
«Может, он бестолочь косноязычная, – предполагает Сирояма. – Родственники протолкнули на должность?»
Вада покашливает.
– Капитан Дои, Совет ждет вашего ответа.
– Я проверил… – воин озирается, словно заяц в силках, – боевую готовность обоих сторожевых постов, на северном и южном берегу залива, и совещался с офицерами самого высокого ранга.
– Дои, мне нужна стратегия для контратаки, а не полупереваренные чужие приказы!
– Господин, мне… мне дали понять… что численность войск в настоящее время…
Сирояма замечает, что лучше осведомленные советники тревожно обмахиваются веерами.
– …несколько ниже, чем оговоренная указом из Эдо тысяча человек, ваше превосходительство.
– Вы что же, хотите сказать, что в гарнизонах залива Нагасаки не хватает людей?
Дои скрючивается в поклоне, подтверждая, что – да, именно так.
«Ничего, небольшой недобор – дело поправимое», – думает градоправитель.
– Сколько?
– Точные цифры… – Капитан Дои с трудом выталкивает слова. – Шестьдесят семь, ваше превосходительство.
У Сироямы отлегло от сердца. Даже самый ярый его соперник Омацу, с кем он чередуется на посту градоправителя, не сможет представить нехватку шестидесяти семи человек из тысячи как невыполнение должностных обязанностей. «Можно списать их как больных». Но один взгляд на лица советников убеждает градоправителя, что тут какая-то неясность…
…И вдруг ужасная мысль все переворачивает.
– Это же… Вы же не… – Он берет себя в руки. – Всего шестьдесят семь?
Смуглый капитан от волнения не может отвечать.
Камергер Томинэ рявкает:
– Градоправитель задал вам вопрос!
– В Север… – Дои задыхается и вынужден начать сначала. – В Северном гарнизоне тридцать стражников, и в Южном – тридцать семь. Это все, ваше превосходительство.
За лицом градоправителя пристально наблюдают советники…
«Шестьдесят семь солдат, – повторяет он про себя роковое число, – вместо тысячи».
…Циничные, честолюбивые, ужаснувшиеся сторонники Сироямы, ставленники Омацу…
«Кое-кто из вас, пиявки, знал, – думает Сирояма, – и ни словом не обмолвился».
Дои так и застыл, скорчившись, словно осужденный, который ждет, когда меч обрушится на его шею.
«Омацу наверняка свалил бы всю вину на того, кто принес дурные вести…» У Сироямы тоже сильное искушение сорвать на нем злость.
– Капитан, подождите за дверями. Благодарю, что выполнили свой долг столь своевременно… И с такой точностью.
Дои косится на Томинэ, проверяя, не ослышался ли он, кланяется и уходит.
Никто из советников не решается первым нарушить потрясенную тишину.
«Обвинить во всем даймё Хидзэна, – думает Сирояма. – Он поставляет людей».
Нет; враги градоправителя вмиг изобразят его трусом, который уклоняется от ответственности.
«Сослаться на то, что береговые гарнизоны уже много лет недоукомплектованы».
Тогда получится, что он знал о нехватке людей и ничего не сделал.
«Оправдываться тем, что ни один японский подданный не пострадал из-за этой нехватки».