Чигуин наполняет капитанскую чашку: капля попадает на скатерть с любовно вышитыми на ней незабудками. «Не время сейчас, — думает вдовец, — для воспоминаний о Мередит».
— Итак, господа — переходим к дневным делам и нашим голландским гостям.
— Ван Клиф, — докладывает Хоувелл, — провел ночь в своей камере, ни с кем не общаясь.
— Разве что спросил, — ухмыляется Катлип, — почему ему на ужин подали вареную веревку.
— Новость о банкротстве ОИК, — спрашивает капитан, — сделала его более сговорчивым?
Хоувелл качает головой:
— Признание слабости, возможно, уже слабость.
— А Фишер, — рассказывает Рен, — этот негодяй, провел весь вечер в каюте, несмотря на наши приглашения присоединиться к нам в кают — компании.
— Какие отношения у Фишера с его бывшим директором Сниткером?
— Они ведут себя как два незнакомца, — отвечает Хоувелл. — Сниткер отходит от простуды этим утром. Он хочет, чтобы ван Клифа отдали под трибунал за, если позволите, «избиение друга королевского двора».
— Меня тошнит, — говорит Пенгалигон, — буквально тошнит от этого самовлюбленного фата.
— Я соглашусь с вами, капитан, — вступает Рен, — что пользы от Сниткера больше никакой.
— Нам нужен достойный лидер, чтобы завоевать сердца голландцев, — говорит капитан, — и… — наверху трижды бьют склянки, — …посол, способный убедить японцев вступить с нами в переговоры.
— Я голосую за заместителя директора Фишера, — заявляет майор Катлип, — как за более сговорчивого.
— Директор ван Клиф, — возражает Хоувелл, — и есть их настоящий лидер.
— Давайте побеседуем, — предлагает Пенгалигон, стряхивая крошки, — с обоими кандидатами.
— Господин ван Клиф, — Пенгалигон стоит, пряча гримасу боли, вынужденной улыбкой. — Я надеюсь, вы хорошо спали?
Ван Клиф накладывает себе густую овсянку, апельсиновый мармелад и обильно посыпает сахаром, прежде чем ответить на перевод Хоувелла.
— Он говорит, что вы можете пугать его, как вам будет угодно, сэр, но на Дэдзиме нет даже медного гвоздя, который вы могли бы украсть.
Пенгалигон пропускает ответ мимо ушей.
— Я рад, что аппетит у него не пропал.
Хоувелл переводит, ван Клиф отвечает с полным ртом.
— Он спрашивает, сэр, что мы решили делать с нашими заложниками?
— Скажите ему: мы считаем его не заложником, а гостем.
Ответ ван Клифа сопровождается вылетающей изо рта овсянкой: «Ха!»
— Спросите, что он может сказать о банкротстве Ост — Индской компании?
Ван Клиф наливает себе кофе, слушая Хоувелла, и пожимает плечами.
— Скажите ему, что Английская Ост — Индская компания желает торговать с Японией.
Ван Клиф отвечает, посыпая овсянку изюмом.
— Он спрашивает, сэр: «Зачем же тогда потребовалось привозить Сниткера?»
«Да, он не новичок в таких делах, — думает Пенгалигон, — но и я тоже».
— Мы ищем человека, знающего Японию, чтобы он представлял наши интересы.
Ван Клиф слушает, кивает, размешивает сахар в кофе и говорит: «Nee».
— Спросите, слышал ли он что‑нибудь о Меморандуме его монарха — в-изгнании[99], приказывающем голландским официальным лицам на заморских территориях передать все государственные активы на хранение Британии?
Ван Клиф слушает, кивает, встает и задирает свою рубашку, показывая глубокий, длинный шрам.
Он садится, ломает рогалик пополам и ровным, спокойным голосом объясняет Хоувеллу, что к чему.
— Господин ван Клиф говорит, что получил эту рану от рук шотландских и швейцарских наемников, нанятых тем самым монархом — в-изгнании. Они же залили в горло его отца кипящее масло. Будучи представителем Батавской Республики, он просит нас избавить его слух от упоминания «слабовольного тирана» и «хранения Британией» и говорит, что этот меморандум годится лишь для нужника, более незачем.
— Очевидно, сэр, — объявляет Рен, — мы имеем дело с неисправимым якобинцем.
— Скажите ему, что мы бы предпочли добиться нашей цели дипломатическими средствами, но…
Ван Клиф принюхивается к квашеной капусте и отстраняется, как от кипящей серы.
— …если они не дадут результата, мы захватим факторию силой, и все потерянные японские и голландские человеческие жизни будут на его совести.
Ван Клиф допивает кофе, поворачивается к Пенгалигону и настаивает, чтобы Хоувелл перевел его ответ слово в слово, не упуская ничего.
— Он говорит, капитан, что Дэдзима — японская территория, сданная в аренду Компании, что бы там ни рассказывал вам Сниткер. Она — не голландская собственность. Он говорит, если мы попытаемся захватить Дэдзиму, то японцы будут ее защищать.
Он говорит, что наши морпехи успеют выстрелить только раз, как их тут же всех положат.
Он настоятельно просит нас, чтобы мы не стали так разбрасываться нашими жизнями, ради наших семей.
— Этот человек хочет нас запугать, — восклицает Катлип.
— Скорее, — подозревает Пенгалигон, — он просто набивает себе цену.
Но ван Клиф делает последнее заявление и встает.
— Он благодарит за завтрак, капитан, и говорит, что Мельхиор ван Клиф не продается ни одному монарху. Петер Фишер, при этом, будет только рад выслужиться перед вами.
— Мое уважение к пруссакам, — говорит Пенгалигон, — уходит корнями в мои гардемаринские дни…
Хоувелл переводит: Петер Фишер кивает, еще не до конца веря в этот удивительный поворот судьбы.
— На борту корабля его королевского величества «Дерзкого» был уроженец Брунсвика — офицер по фамилии Плиснер.
Фишер поправляет произношение: «Плесснер», и добавляет фразу.
— Директор Фишер, — переводит Хоувелл, — также уроженец Брунсвика.
— Это действительно так? — на лице Пенгалигона читается удивление. — Вы из Брунсвика?
Петер Фишер кивает, говорит: «Ja, ja», — и допивает кружку пива.
Коротким взглядом Пенгалигон приказывает Чигуину долить пива Фишеру и следить, чтобы его кружка не пустовала.
— Господин Плесснер был прекрасным моряком: смелым, сообразительным…
На лице Фишера написано: «А то».
— …и я рад, — продолжает капитан, — что первым британским консулом в Нагасаки должен стать джентльмен немецких корней и достойный представитель этой нации.
Фишер поднимает кружку, салютуя, и задает вопрос Хоувеллу.
— Он спрашивает, сэр, какая роль отводится Сниткеру в наших планах?
Пенгалигон изображает трагический вздох, думая: «Я бы мог выступать на подмостках «Друри — Лейн»[100], и отвечает:
— Если быть честным, посол Фишер… — Хоувелл переводит начало, и Фишер наклоняется ближе, — …Даниэль Сниткер нас ужасно разочаровал, как и господин ван Клиф.
Пруссак кивает, целиком и полностью разделяя мнение капитана.
— Голландцы громко говорят, но, когда доходят до дела, они — моча и уксус[101].
У Хоувелла трудности с переводом, однако, он слышит в ответ согласное «ja‑ja‑ja».
— Они слишком зациклились на своем золотом веке, чтобы заметить изменения в мире.
— Это… waarheid, — Фишер поворачивается к Хоувеллу. — Как сказать, waarheid?
— «Правда», — помогает Хоувелл, а Пенгалигон старается найти для ноги более удобное положение, прежде чем продолжить.
— Вот почему рухнула Голландская Ост — Индская компания, и вот почему их хваленая Голландская Республика, похоже, присоединится к Польше в мусорной корзине исчезнувших наций. Британской короне нужны Фишеры, а не Сниткеры: люди таланта, видящие перспективу…
Ноздри Фишера от перевода Хоувелла раздуваются, чтобы в полной мере уловить запах его будущего богатства и власти.
— …и придерживающиеся высоких моральных принципов. Короче говоря, нам нужны послы, а не проституированные торговцы.
Фишер заканчивает трансформацию из заложника в уполномоченного представителя подробным рассказом о голландском пренебрежении к обязанностям, который Хоувелл сокращает по собственной инициативе:
— Посол Фишер говорит, что в прошлом году пожар уничтожил квартал зданий у Морских ворот Дэдзимы. Пока горели два самых больших голландских склада, ван Клиф и Сниткер развлекались в борделе за счет Компании.
— Непростительное нарушение долга, — объявляет Рен, завсегдатай публичных домов.
— Безобразное отступление от правил, — соглашается Катлип, компаньон Рена по времяпровождению.
Бьют семь склянок. Посол Фишер делится новой мыслью с Хоувеллом.
— Он говорит, капитан, что в отсутствие ван Клифа на Дэдзиме, господин Фишер становится директором, а это означает, что люди на Дэдзиме в законном порядке обязаны выполнять его инструкции. За неподчинение его приказам положено телесное наказание.
«Хотелось бы, чтобы его умение убеждать, — думает капитан, — соответствавало его уверенности».
— Сниткер получит плату лоцмана за доставку нас сюда и бесплатный проезд в Бенгалию, но не в каюте, а в гамаке.
Фишер согласно кивает: «Это правильно», а следующая его фраза звучит очень торжественно.
— Он говорит, — переводит Хоувелл, — что «Рука Всевышнего скрепила этот наш утренний договор».
Пруссак отпивает из кружки и обнаруживает, что она пуста.
Капитан быстро кивает Чигуину.
— Рука Всевышнего, — с улыбкой поправляет его Пенгалигон, — и флот Его королевского величества, ради которого посол Фишер соглашается на принятие следующего… — Пенгалигон берет «Меморандум взаимопонимания». — «Параграф первый: посол Фишер добивается согласия от проживающих на Дэдзиме на ее переход под британское покровительство».
Хоувелл переводит. Майор Катлип катает сваренное вкрутую яйцо по блюдцу.
— «Параграф второй: посол Фишер становится посредником на переговорах с нагасакским магистратом для заключения договора о дружественных отношениях и торговле между Британской короной и сегуном Японии. Ежегодные торговые сезоны начинаются в июне 1801 года».
Хоувелл переводит. Катлип снимает кусочки скорлупы с податливой белизны.