— Как его соотечественники относятся к предложению англичан?
На этот вопрос де Зут отвечает на японском:
— Мы воюем с Англией, ваша честь. Англичане нарушают свои обещания очень легко. Никто из нас не желает с ними сотрудничать, кроме одного человека, — он бросает взгляд в сторону Зала шестидесяти циновок, — которому сейчас платят англичане.
— Разве не ваша обязанность, — Широяма спрашивает де Зута, — подчиняться Фишеру?
Котенок Кавасеми выбегает на веранду, гонясь за стрекозой.
Слуга смотрит на хозяина, который качает головой: «Пусть играет…»
Де Зут раздумывает над ответом.
— У человека несколько обязанностей и…
В затруднении, он обращается к Ивасе.
— Господин де Зут говорит, ваша честь, что его третья обязанность — подчиняться начальству. Его вторая обязанность — защищать флаг. Но его первая обязанность — следовать своей совести, потому что Бог — его Бог — дал ему совесть.
«Иностранный кодекс чести», — думает Широяма и приказывает писцам пропустить сказанное.
— Заместитель директора Фишер знает о том, что вы его не поддерживаете?
Кленовый лист, сорванный ветерком, — огненный, широкий, растопыренный, — ложится рядом с магистратом.
— Заместитель директора Фишер видит и слышит только то, что хочет видеть и слышать, ваша честь.
— Директор ван Клиф не посылал вам никаких инструкций?
— Мы не получали ничего. И пришли к очевидному выводу.
Широяма сравнивает прожилки на листе с венами на кистях.
— Если мы захотим удержать фрегат в бухте Нагасаки, какую стратегию вы можете предложить?
Де Зут удивлен вопросом, но дает детальный ответ Ивасе.
— Директор де Зут предлагает две стратегии: обманный маневр и силу. Обманный маневр включает в себя вступление в затяжные переговоры с фальшивым договором в конце. Достоинство этого плана в отсутствии кровопролития. Недостаток — англичане хотят сделать все быстро, до наступления зимы в Северном Тихом океане, и они уже встречались с такой стратегией в Индии и на Суматре.
— Значит, силой, — кивает Широяма. — Как можно захватить фрегат, если у нас нет своего фрегата?
Де Зут спрашивает:
— Сколько солдат у вашей чести?
Магистрат сначала говорит писцам, чтобы они перестали записывать. Затем приказывает им выйти.
— Сто, — признается он де Зуту. — Завтра будет четыреста, скоро — тысяча.
Де Зут кивает.
— Сколько лодок?
— Восемь сторожевых, — отвечает Томине, — у береговой охраны.
Затем де Зут спрашивает: может ли магистрат реквизировать рыбацкие и грузовые лодки в бухте и по всему побережью?
— Представители сегуна, — отвечает Широяма, — могут реквизировать все.
Де Зут рассказывает Ивасе, а тот переводит: «Мнение исполняющего обязанности директора такое: тысяча хорошо обученных самураев легко победят врага на земле или на борту фрегата, но проблема перевозки неразрешима. Пушки фрегата уничтожат флотилию прежде, чем самураи приблизятся к кораблю. Более того, морские пехотинцы «Феба», располагают новейшими… — Ивасе использует голландское слово «ружьями», — …мушкетами, у которых пороховой заряд в три раза больше, и заряжаются они гораздо быстрее».
Пальцы Широямы разрывают кленовый лист.
— Значит, нет никакой надежды на захват корабля силой?
— Корабль нельзя захватить, — отвечает де Зут, — но бухту можно запереть.
Широяма бросает быстрый взгляд на Ивасе, подозревая, что голландец сказал неправильное слово по- японски, но де Зут, продолжая речь, теперь обращается к переводчику на голландском языке. Его руки показывают цепи, стену, лук и стрелу. Ивасе уточняет несколько терминов и поворачивается к магистрату:
— Ваша честь, исполняющий обязанности директора предлагает воздвигнуть, как это называют голландцы, «понтонный мост»: мост, сделанный из связанных вместе лодок. Двухсот, думает он, будет достаточно. Лодки должны быть реквизированы в деревнях вне бухты и собраны у горла — связаны вместе с одного конца к другому, чтобы образовать плавающую стену.
Широяма представляет себе эту картину.
— Разве военный корабль не сможет ее пробить?
Исполняющий обязанности директора понимает и обращается к Ивасе на голландском:
— Де Зут — сама говорит, ваша честь, что военный корабль, чтобы пробиться сквозь понтонный мост, должен опустить паруса. Материя парусов связана из пеньки и часто пропитана маслом, чтобы не намокала. В сезон теплой погоды, как сейчас, промасленная пенька легко возгорается.
— Горящие стрелы, да, — понимает Широяма. — Мы можем спрятать лучников в лодках…
На лице де Зута читается неуверенность:
— Ваша честь, если «Феб» загорится…
Широяма вспоминает рассказанный миф:
— Как солнечная колесница!
«Если этот план удастся, — думает он, — нехватку солдат могут простить».
— На «Фебе» многие моряки, — объясняет де Зут, — не англичане.
«Такая победа, — заглядывает в будущее Широяма, — может принести мне место в Совете старейшин».
Де Зут беспокоится:
— Должны быть обеспечены условия почетной сдачи в плен.
— Почетной сдачи в плен не бывает. — Широяма хмурится. — Мы в Японии, исполняющий обязанности директора.
Глава 37. КАЮТА КАПИТАНА ПЕНГАЛИГОНА
Примерно шесть часов вечера 19 октября 1800 г.
Темные облака сгущаются, и сумерки наполнены насекомыми и летучими мышами. Капитан узнает европейца, сидящего на носу сторожевой лодки, и опускает подзорную трубу.
— Посол Фишер подплывает к нам, мистер Толбот.
Третий лейтенант ищет правильный ответ:
— Хорошие новости, сэр.
Вечерний бриз, пахнущий дождем, шуршит страницами книги расходов.
— «Хорошие новости» я как раз ожидаю услышать от посла Фишера.
Отделенный от корабля милей спокойного моря, Нагасаки зажигает светильники и закрывает окна.
Гардемарин Малуф стучится в дверь и просовывает в щель голову:
— Поздравления от лейтенанта Хоувелла, сэр: мистера Фишера везут к нам.
— Да, я знаю. Скажите лейтенанту Хоувеллу, чтобы он сразу провел мистера Фишера в мою каюту, как только тот поднимется на борт. Мистер Толбот, передайте майору Катлипу: мне нужны несколько морских пехотинцев с заряженными ружьями, на всякий случай…
— Есть, сэр, — Толбот и Малуф убегают на молодых подвижных ногах.
Капитан остается с подагрой, подзорной трубой и закатом.
На берегу зажигают факелы на сторожевых башнях, в четверти мили за кормой.
Через минуту — две в дверь стучится хирург Нэш — каким‑то своим, особенным стуком.
— Заходите, господин хирург, — говорит капитан, — вы вовремя.
Нэш входит, в этот вечер он хрипит, как порванные мехи.
— Подагра — это ингравесцентный[112] крест, который приходится нести страдальцам, капитан.
— «Ингравесцентный»? Пожалуйста, в этой каюте говорите на простом английском, мистер Нэш.
Нэш садится на скамью у окна и помогает Пенгалигону поднять ногу.
— Подагра сначала становится хуже и лишь потом идет на поправку. — Его пальцы касаются осторожно, но прикосновения обжигают.
— Вы думаете, я не знаю этого? Удвойте дозу лекарства.
— Разумность удваивания количества опиатов на столь ранней стадии…
— Пока мы не подписали договор, удвойте дозу этого чертова Дувера!
Хирург Нэш развязывает повязки и шумно выдыхает от увиденного.
— Да, капитан, но я добавлю хны и алоэ прежде, чем в вашем пищеварительном тракте все замрет…
Фишер приветствует капитана на английском, пожимает ему руку и кивает сидящим за столом Хоувеллу, Рену, Толботу и Катлипу. Пенгалигон откашливается:
— Садитесь, посол. Мы все знаем, по какому поводу собрались.
— Сэр, один маленький момент, прежде чем мы начнем, — говорит Хоувелл. — Мистер Сниткер набросился на нас, пьяный, как старина Ной, требуя присутствия на нашей встрече с послом Фишером и клянясь, что никогда не позволит чужаку «высосать все, что по праву принадлежит мне».
— Что по праву ему положено, — вставляет Рен, — так это гвоздь в зад.
— Я сказал ему, что его позовут, когда надо, капитан, и полагаю, что поступил правильно.
— Безусловно. Кто у нас человек часа, — Пенгалигон галантно указывает на пруссака, — так это посол Фишер. Пожалуйста, попросите нашего друга рассказать о проделанной сегодня работе.
Пенгалигон вслушивается в тон ответа Фишера, пока Хоувелл записывает ответ. Речь на голландском летит без запинки.
— Согласно приказу, сэр, посол Фишер провел день в консультациях с голландцами на Дэдзиме и с японскими официальными лицами в магистратуре. Он напоминает нам, что Рим строился не один день, но верит — камни фундамента Британской Дэдзимы заложены.
— Мы рады это услышать… «Британская Дэдзима» — звучит замечательно.
Джонс приносит латунную лампу. Чигуин ставит на стол пиво и кружки.
— Начнем с голландцев: согласились ли они, в принципе, на сотрудничество?
Хоувелл переводит ответ Фишера как:
— Дэдзима почти совсем наша.
«Это «почти совсем», — думает капитан, — первая кислинка».
— Признают ли они легитимность Меморандума?
Долгий ответ дает Пенгалигону почву для размышлений о «камнях фундамента». Хоувелл продолжает писать по ходу речи Фишера.
— Посол Фишер докладывает, что новости о банкротстве голландской ОИК вызвали отчаяние среди голландцев и точно так же — среди японцев, но без наличия «Куранта» голландцы не желают верить. Он использовал это отчаяние, чтобы представить «Феб» как единственную надежду для голландцев на возвращение домой с прибылью, но один раскольник, клерк по имени… — Хоувелл уточняет у Фишера, который повторяет имя с явным неудовольствием, — …Якоб де Зут, назвал британскую нацию «тараканами Европы» и поклялся убить любого «сотрудничающего с ними мерзавца». Несогласный с такими сравнениями мистер Фишер вызвал его на дуэль. Де Зут трусливо спрятался в своей крысиной норе.