Я всё ещё хочу верить в Пола, и моё сердце всё ещё болит из-за того, кто умер у меня на руках, но сейчас я уже не доверяю своим инстинктам.
Кухонная дверь открывается, и я оглядываюсь посмотреть, кто это.
— Привет, Мег, — улыбается мне Тео. — С Новым Годом.
Я не видела его почти три недели. Такое чувство, что прошло три жизни.
— Тео, — я обхватываю его руками вокруг шеи. И он может притворяться искушенным сколько угодно, но он обнимает меня в ответ еще крепче.
Он шепчет мне в ухо:
— Оставишь для меня полуночный поцелуй, а?
Он шутит. А еще он не шутит. Я краснею… и всё равно я могу думать только о Поле, лежащем на койке, где он умер, открыв глаза, чтобы увидеть меня в последний раз, и говорящем: «Обе Маргариты».
Я делаю шаг назад от Тео.
— Там нужно… Я сказала маме и папе, что приготовлю ужин.
Его глаза расширяются:
— Это же ты, правда?
Поняв, что это значит, я вытаскиваю цепочку от Жар-птицы, большим пальцем показывая её в вырезе платья. Он видимо расслабляется.
Из гостиной папа кричит:
— Тео! Ты добрался!
— Как будто я пропущу Новый год, — отвечает он с усмешкой.
В разговор вступает мама:
— Если ты не собираешься помогать на кухне, иди сюда и помоги мне с формулами для сферы тридцати измерений.
— Знаешь, что? — Тео хлопает в ладоши. — Похоже, сегодня отличный день для того, чтобы научиться готовить.
Папа выглядывает из-за угла, его лицо едва видно над маминым развесистым филодендроном.
— Вы оба, одновременно сошли с ума?
— Да, — говорит Тео. — Это экономит время.
Папа смеется, но, что более важно, он возвращается к своим делам, так что Тео и я остаемся наедине.
Мы вдвоём начинаем выкладывать слои лазаньи, соуса и сыра в форму для выпечки. Всё идёт хорошо. Листы не загибаются по краям, нет хихиканья, нет Пола рядом со мной. Так не интересно.
Пока мы работаем, я низким голосом говорю Тео, что я узнала в последние минуты в Лондоне:
— Если бы Пол это сделал, он ни за что не выглядел бы так удивлённо. Он правда не знал.
— Я в это не верю. Ну же. Ты слишком умна, для того, чтобы тебя можно было так легко одурачить.
Уязвленная, я шепчу:
— Ты не видел его. Я да.
— Мне не нужно видеть лицо Пола, чтобы понять, что он сделал. Ты думаешь, что слишком умна для того, чтобы тебе лгали? Он одурачил твоих родителей, гениев, поэтому я уверен, что он может одурачить и тебя тоже.
Я не могу принять этого. Я не могу. Если я знаю что-нибудь о Поле Маркове, то это то, что он не убийца моего отца. Я обязана всем тому Полу из России за любовь ко мне, за спасение моей жизни, перед другими его воплощениями я обязана усомниться.
— Он не предавал нас, — говорю я. — Я не предам его снова, усомнившись в нём.
Тео выдыхает и начинает разглаживать ложкой еще один слой рикотты:
— У тебя нежное сердце, Мег. Ты быстро злишься, и ты быстро остываешь. Я люблю это в тебе, но сейчас не время менять направление. Мир вокруг нас продолжает меняться, это значит, что мы должны держаться за то, в чем уверены.
— Мы ни в чём не уверены. Нас даже не было на похоронах. Может быть, полиция смогла выяснить ещё что-то, когда они смогли, осмотреть его тело. Сделать вскрытие. Я даже не могу выговорить эти слова, думая о своём отце. — Кроме того, в России Пол умер, чтобы спасти меня. Я думаю, что не он здесь злодей.
Я помню, как мы пришли на дачу, как я лежала в его объятиях. Его шепот эхом отражается у меня в голове: «Голубка».
Видимо, чувства отражаются у меня на лице, потому что Тео становится еще более настойчивым.
— Ладно. Итак, Пол Марков не везде сукин сын. Бесконечные измерения означают бесконечные возможности. Возможно, есть даже измерение, где меня не желает каждая женщина, с которой я встречаюсь. — от этой шутки не становится веселее. Он продолжает: — Правда. Всё может случиться. Всё должно случиться, в одном измерении или в другом. Поэтому где-то должен быть приличный Пол. Ты его встретила. Поздравляю. Но Пол, с которым мы имеем дело в этом путешествии? Этот Пол? Он обманул нас, и он хочет сделать это снова. Не позволяй ему. Не обходись с ним слишком мягко.
Мне не кажется, что я веду себя слишком мягко. Кажется, что я держу себя жестко.
— Я просто не верю, что он это сделал, Тео. Он признался, что стер данные, и, конечно, он украл Жар-птицу, но…
— То есть, он признался во всем, кроме убийства, и это всё, что потребовалось, чтобы ты снова захотела с ним танцевать? — Тео проводит одной рукой по своим взъерошенным волосам, очевидно пытаясь успокоиться. — Между прочим, для меня это тоже тяжело. Я любил Пола. Я всегда думал, знаешь, что нас занесет на один факультет в Кембридже или Калтехе, что мы вместе будем сумасшедшими профессорами, — он улыбается мимолетной грустной улыбкой. — В каком-нибудь измерении, думаю, мы так и сделаем.
— Даже ты это видишь, — говорю я, выкладывая последний слой томатного соуса. — Ты знаешь, что Пол, не плохой человек. У него должна была быть веская причина.
Тео вздыхает, и его лицо говорит о том, что он борется с безнадежным случаем.
— Проведи здесь немного времени, пока мы в безопасности и всё не слишком странно. Обдумай всё. Действительно обдумай. И просто помни, что человек, которым может быть Пол, не так важен, как человек, которым он на самом деле является.
Я знаю, что Тео хочет искренне защитить меня, но я знаю, что он понял, что мы с Полом стали близки в России. Он не знает точно, насколько близки, но его догадки достаточно правдивы, чтобы расстроить его.
Чтобы заставить его ревновать.
Когда глаза Тео встречаются с моими, я вижу, что он знает обо всем, о чем я думаю. Один уголок его рта поднимается вверх, как будто он хочет улыбнуться, но не может.
— Я никогда не говорил, что объективен насчет тебя, Мег.
— Мне нужно, чтобы ты был объективен насчет Пола.
— Один из нас уже объективен насчет Пола, — отвечает Тео. — Думаю, нам нужно узнать, кто. Но это игра с высокими ставками. Поставь на Пола, ошибись — и мы оба можем поплатиться жизнями.
Глава 20
Дверь кухни распахивается, и мы с Тео видим Джози, одетую в футболку Колорадо Айланд и с её плеч, свисает рюкзак.
Она озорно улыбается.
— Я чему-нибудь помешала?
У нас была серьезная беседа об убийстве в другом измерении, вот и всё, но это неудачное объяснение для моей старшей сестры. Кроме того, прямо сейчас, я просто слишком рада видеть её.
— Привет, — я подхожу к Джози и обнимаю её настолько крепко, насколько позволяет рюкзак. — Добро пожаловать домой.
— Спасибо, — Джози треплет мои волосы, зная, что я это ненавижу. Обычно после этого я бурчу на неё, но сейчас мне даже нравится, что она так себя ведёт.
В последний раз, когда я видела Джози, она истерически рыдала в маминых объятиях. Сейчас она в своём обычном амплуа пляжной девочки, дополненным шлепками и обгоревшим на солнце носом. Изучая её лицо, я заново узнаю её черты, так похожие на отцовские: голубые глаза, квадратная челюсть, каштановый цвет волос. Я больше похожа на маму, как и Владимир и Пётр…
Это заставляет меня задуматься. Только теперь я вспоминаю, что я в мире, где моих братьев и сестры никогда не было.
— У тебя всё хорошо? — Джози странно на меня смотрит. Я слышу, как сзади нас Тео ставит лазанью в духовку.
— Ага. Всё хорошо. Просто я… — Я помахала пальцами, и это должно было означать, что я немного не в себе.
Но выражение лица Джози становится жестче, и я понимаю, что она думает, будто я говорю о Поле и шраме от его предательства, оставшемся в семье. Поэтому она на Новый Год приехала домой, вместо того, чтобы праздновать с друзьями. Она пытается помочь родителям перенести это.
— Мама и папа в большой комнате? -
спрашивает Джози, бросает рюкзак около двери, как она делала это с четвертого класса. Она уходит, чтобы повидать родителей, а я прислоняюсь к холодильнику в бессилии.
Когда Тео вопросительно смотрит на меня, я делаю движение в сторону большой комнаты.
— Иди, поболтай с ними. Мне нужна минутка.
Он не выглядит на сто процентов удовлетворённым ответом, но кивает, давая мне пространство.
После ухода Тео я стою и смотрю в окно кухни. Дома у нас за окном висит ловец солнца, маленькая оранжево-желтая бабочка. Здесь ловец в форме сине-голубой птицы. Моё сердце начинает ныть и на этот раз для него нет лекарства.
Я вижу иронию. Во время этого путешествия я страстно желала снова быть с моей семьей. Сейчас я более или менее с ними, но у меня есть другая семья, по которой я скучаю.
Катя и маленький Пётр — я больше не видела их после царского поезда. Пётр, должно быть, в совершенном ужасе. Его будут мучить кошмары по ночам, я бы поставила в своей комнате кушетку для него, чтобы он был поблизости, и я могла бы разбудить его. А Катя? Вероятно, она уже спорит с Царём, чтобы он разрешил женщинам вступать в армию. И Владимир будет торопить Царя обдумать конституционные реформы, чтобы никакой другой претендент на трон не смог поднять восстание…
«Я должна быть там», — думаю я, прежде, чем вспоминаю, что, конечно я там и есть. Маргарет из того измерения вернулась к своей жизни. Мы достаточно похожи, чтобы понимать, что она заботится о Петре, что присоединится к Владимиру, чтобы убедить своевольного Царя Александра.
А ещё она оплакивает потерю Пола Маркова, её Пола, умершего и ушедшего навеки.
«Помнит ли она свои последние недели с ним? Знает ли она, что провела ночь с Полом, ночь, когда рухнули все запреты? Если нет, тогда… Я украла это у неё. Нечто священное, что должно было стать её собственностью, стало навеки моим…»
Я уже сказала Тео, что не считала Пола злодеем.
Теперь я понимаю, что злодеем могу быть я.
— Итак, я думала об этике путешествий между измерениями, — говорю я за ужином.
Мама и папа переглядываются, а Тео смотрит на меня взглядом, говорящим: «Ты сошла с ума?» и я притворяюсь, что не вижу его.