— Мы много раз говорили об этом, — отвечает мама, накладывая себе лазанью. — Прости, дорогая, но я не думала, что тебе интересно.
Должна признать, что это скорее правда. Если бы я всё время обращала внимание на их разговоры о высшей физике, я бы сошла с ума. Кроме того, когда вся эта теория пригодилась бы в моей настоящей жизни?
Теперь, конечно же, я знала ответ на этот вопрос.
— Когда вы говорили об этом раньше, ну знаете, это было «а что, если». Абстрактно, не конкретно, — надеюсь, я говорю непринужденно, просто достаточно заинтересованно, чтобы поддержать беседу. — Сейчас всё изменилось.
— Да, действительно, — тяжело говорит папа, и я понимаю, что он думает о Поле.
Мы собрались вокруг радужного стола, временно освобожденного от бумаг, чтобы поместилась лазанья, салат, чесночный хлеб, вино и керамический кувшин, наполненный водой со льдом. (Нобелевская награда лежит на полу рядом со стопками книг, всеми забытая). Вся сцена такая, как должна быть, уютная и немного растрепанная и точно наша. Мамины волосы заколоты в небрежный пучок двумя карандашами. На папе, очки в квадратной черепаховой оправе. Джози пахнет кокосовым маслом. Тео поставил локти на стол. Я пинаю ножку стола, привычка, от которой родители отчаялись избавить меня ещё в средней школе. Джози даже принесла упаковку блестящих колпаков, как она это делает каждый год, хотя мы не надеваем их почти до полуночи.
И всё же, за столом стоит пустой стул, где должен быть Пол, и его нет. Самое мощное присутствие в комнате — это его отсутствие.
— Мы думали, что это будет возможность увидеть несколько маленьких слоев Мультивселенной другими глазами… и потом мы вернемся домой, чтобы поделиться знаниями, — его взгляд темнеет. — Но очевидно, для некоторых людей одного знания недостаточно.
— Ну, София, — Тео одаривает её своей самой очаровательной улыбкой, которая довольно чертовски обворожительна. — Только не говори, что ты тоже становишься параноиком.
Мама качает головой, один кудрявый локон выскакивает на свободу и прыгает вокруг её лица.
— Я не отрицаю того, что сделал Пол. Он сломал вену в нас всех. Но это не значит, что он ошибся в Триаде.
— Погодите, Триада все равно давит на вас? — сказала Джози с полным ртом салата. — Я думала, что вы сказали им засунуть это…
Папа вздыхает.
— Мы пытались. Оказывается, достаточно трудно сказать международной корпорации засунуть что-либо куда-либо. В частности, особенно когда они перестали финансировать твои исследования.
— Что именно Триада должна засунуть?
Тео поднимает руку в жесте «я об этом позабочусь»:
— В некоторых исследованиях Триада пыталась расширить границы того, что мы можем сделать. Теоретически это на пользу! Не то, чтобы мы хотели, чтобы они узнали больше о возможностях путешествий между измерениями. Но Конли хочет не только передавать энергию между измерениями. Он хочет передавать материю.
Я качаю головой, отрицая. Это я могу понять.
— Сознание — это энергия, которая может путешествовать легче. Но материя — это очень сложно, так? Это и так чудо, что с помощью Жар-птицы можно путешествовать.
— Это верно, — говорит мама, переключаясь в режим профессора. — Однако, Жар-птица доказывает, что передача материи между измерениями возможна.
— И само по себе это неплохо, -
вмешивается Тео. — Я имею в виду, как прекрасно было бы, если бы мы смогли принести какую-нибудь удивительную технологию из измерения, немного более продвинутого чем наше? Привезти, проанализировать, придумать как повторить?
Я вспоминаю Лондон, голографические экраны, кольца-смартфоны и всё остальное.
— Пока речь идет только об этом, у меня нет возражений, — папа выглядит обеспокоенным. Я решаю налить ему еще немного вина, в обычной ситуации он никогда бы не выпил больше бокала в Новогодний вечер, но сегодня он, возможно в этом нуждается. — Но Конли продвигает более агрессивный план. Это меньше похоже на то, что он хочет изучать другие измерения, больше похоже на то, что он хочет шпионить за ними.
— Ты можешь себе это представить? — говорит Мама. — Он хочет найти способы позволить путешественникам полностью управлять телами других своих воплощений. На длительные периоды времени, постоянно. Это не то, чего мы хотели. Мы никогда не хотели никому навредить, и то, о чём говорит Конли, выходит далеко за эти границы. Жар-птица должна будет использоваться, для того, чтобы… Красть людей у самих себя.
Папа качает головой, как будто он внезапно замёрз.
— Ты можешь разговаривать со своим лучшим другом, и не иметь представления, что его заменил шпион из другого измерения. Это ужасает.
Мы с Тео переглядываемся и сидим очень, очень тихо.
Мама делает глубокий вдох.
— В любом случае, Пол зашёл слишком далеко. Слишком поздно пытаться остановить Триаду и развитие технологии. Слишком поздно, — говорит она с очередным сожалением. — Их отбросили назад всего на несколько месяцев. У него бы гораздо лучше получилось, если бы он поговорил с нами, мы бы смогли убедить Конли, что риски превосходят преимущества.
— Именно, — говорит Тео. — Изменения исходят изнутри, так?
— Поэтому мы позволили тебе принять предложение Триады о практике, но мы не должны были этого делать, — говорит папа. — Они
перегрузили тебя в последние несколько месяцев, мы даже не были уверены сможешь ли ты прийти к нам сегодня. Ты ведь знаешь, что ты опасно задержался с диссертацией, правда?
Тео стонет:
— Пожалуйста, можем мы не упоминать диссертацию в праздники? Это как будто ты говоришь: «Чёрт побери» три раза перед зеркалом в полночь.
Папа поднимает Руки вверх, как бы говоря, я сдаюсь. Я помню, как он делал тот же самый жест, когда я спорила о том, что должна рисовать в своей комнате, потому что все пятна будут только моей проблемой. От этого воспоминания я улыбаюсь и хочу заплакать одновременно.
— В любом случае, я не возражаю быть в Триаде, — продолжает Тео. — Это дало мне возможность защищать вашу работу. И, вы знаете, я понимаю, что он не хочет возвращения своих инвестиций. Мы просто должны заставить его понять пределы, этические и технические. Потому что, серьёзно, наши возможности в плане путешествий между измерениями не безграничны.
— Будем надеяться. Можем мы теперь поговорить о чём-нибудь другом? Я признаюсь, что пока не могу думать о Поле без… — Папин голос обрывается, и я знаю, что он хочет сказать что-нибудь вроде без злобы, но это не так. Он зол, он разочарован.
Мама тихо говорит:
— Я испекла ему пирог на день Рождения.
— Не надо так себя мучить, — Тео берёт мамину руку и крепко пожимает, жест такой же любящий, как и мои жесты к ней. — Хорошо, София?
Она грустно кивает.
Потом папа выпрямляется на стуле.
— Маргарет, мы отвлеклись, но не настолько.
«О чём он говорит?» Потом я понимаю, что после того, как я налила вина всем за столом, я налила себе. Мы пили вино в Зимнем Дворце, и я честно забыла, что здесь в моём возрасте это не позволялось.
— Извините, — бормочу я.
— Пей, — говорит мама. — Сегодня Новогодняя ночь. — Она поднимает бровь. — Только не делай из этого привычку.
— Это всё из-за меня, я уверен. — ухмыляется Тео. — Все знают, что я плохо влияю на людей.
Джози бросает ему выразительный взгляд.
— Лучше тебе не слишком плохо на неё влиять, — она говорит о том, что, по её мнению, она видела в кухне, что снова приводит к вопросу о том, что я чувствую или не чувствую к Тео, помимо всего остального произошедшего.
Я делаю глоток вина. Это не помогает.
После ужина папа моет посуду. Когда он начинает напевать «In My Life», поначалу, это самая прекрасная песня, которую я слышала. Потом я вспоминаю, что это последний раз, когда я слышу, как он напевает своих любимых Beatles, и мне приходится прикусить губу, чтобы сдержать слёзы.
Или я могу остаться здесь, в этом измерении. Навсегда.
Это соблазнительно. Папа жив. Наша семья вместе. Что бы ни случилось с Полом, мы сможем найти причину этого, всё исправить.
Но дома мама оплакивает папу, волнуется за Пола, и до смерти испугана за меня и Тео. Я должна вернуться к ней. Это измерение может и выглядит как дом, но это не дом и никогда им не будет.
Я остаюсь за дверью кухни, слушая, до тех пор, пока папа не заканчивает. Потом я выскальзываю на террасу, чтобы несколько минут побыть одной, чтобы успокоиться, прежде, чем мы будем смотреть празднования на Таймс Сквер по телевизору.
Эта та же самая терраса, тот же самый странный двор, которого недостаточно даже для того, чтобы поставить раскладной стул. Даже электрические гирлянды те же самые, пластиковые рыбки Джози светятся на перилах. Высокие деревья, обрамляющие двор, скрывают от нас соседние дома, даже несмотря на то, что мы в самом центре Беркли Хиллз, можно представить, что мы одни. Когда я была маленькой, то воображала, что деревья — это каменные стены вокруг нашего замка. Хотела бы я, чтобы это было правдой.
Раздвижная дверь позади меня открывается. Я не поворачиваю головы и так же сижу на ступеньках.
Тео оборачивает мамин яблочно-зелёный кардиган вокруг моих плеч, потом садится рядом со мной.
— Итак, мы снова здесь.
Я смеюсь вопреки своей воле.
— Здесь началось это сумасшедшее путешествие.
— Ты, наверное, хотела бы, чтобы я никогда не рассказывал тебе о Жар-птице.
— Нет, я рада, что ты рассказал, — я думаю о том, что видела, о всех качествах, которые я открыла в людях, которых люблю. Особенно в Поле — всегда, всегда Пол.
Где он сейчас? Если бы он был здесь, может быть, я бы поняла, люблю ли я его так же, живут ли мои чувства. Всё, что я знаю — это то, что хочу, чтобы он был здесь, со мной, так сильно, что мне почти больно.
— У тебя опять это отстраненное выражение лица, — Тео ставит локти себе на колени, наклоняясь, чтобы изучить моё лицо. — Как ты справляешься?
— Я буду думать об этом весь следующий год и все равно, не узнаю.