Тысяча порезов — страница 14 из 61

В начале наших отношений мы все время занимались сексом. Мы были ненасытны. Мне его было мало. Время шло, Пит начал все больше заниматься своим бизнесом, стал приходить домой позже и проявлять все меньше интереса. Он не изменял мне, я это точно знала. Он просто слишком забылся. Принимал антидепрессанты, которые снижали его либидо, плотно ужинал, уставал и дрочил в душе, потому что думал, что я не вернусь домой допоздна. Всевозможные оправдания.

Мы ссорились из-за этого. Когда у меня была энергия.

В течение этого года у меня не было сил ссориться или даже беспокоиться.

Я привыкла, потому что поняла, что именно так происходит в отношениях. У меня есть отличный вибратор, который прекрасно меня удовлетворяет. Я фантазировала о том, как изменяю ему, трахаюсь с кем-то другим в нашей постели, пока он не придет домой и не спалит нас. Чем меньше внимания он уделял мне, тем больше начинал раздражать, хотел, чтобы я постоянно ему прислуживала, как будто я его гребаная мать.

Было много вещей, которые мне все еще нравились в этом человеке. Он хорошо относился ко мне, никогда не поднимал руку, он предлагал безопасность на всю жизнь. Он помог моей матери, когда у меня не было другого выбора. Я перед ним в долгу за это. Кроме того, я дала ему слово. Что стану его женой. И я отнеслась к этому чертовски серьезно.

Я сдерживала обещания. Теперь у меня есть моральные принципы, я оставила свое грязное прошлое позади.

И все же человек, имени которого я не знала, разрушил всё. Лишил меня всего доброго, на приобретение которого ушли годы. Он уничтожил личность, которую я создала, которая, как я думала, была прочной, но на самом деле — простой папиросной бумагой.

И мне не было стыдно. Ни капельки.

Я долго не спала после того, как Пит заснул, и думала о руках незнакомца. О его члене в моей вагине, в моей заднице. О его руках на моей шее. То, как они крепко и болезненно обнимали меня, пока я раскрывала свои самые сокровенные секреты. О тоне его голоса, когда он произносил грязные слова, пока он качался внутри меня.

Мои оргазмы были ничем по сравнению с тем, что он сотворил. Я спала рядом со своим женихом и думала о мужчине, с которым я ему изменила.

Я изменилась.

По сути, менее чем за двенадцать часов. Он разобрал меня на части и не дал никаких инструментов или инструкций о том, как собрать себя обратно. Пит ничего не заметил. Потому что он был более замкнутым и самовлюбленным, чем когда-либо.

Я едва обращала на это внимания.

Все, о чем я думала, — это он.

Я не узнала ни его имени, ни номера телефона.

Но я знала, где он живет.

Знала, что он будет в «Bella’s» в ближайшую пятницу. Он сказал мне. Но не просил встретиться с ним. Он просто дал мне информацию, с которой я могла поступить так, как захочу. Не сказал, хотел ли он, чтобы я была там. Но если бы не хотел, он бы вообще ничего не сказал.

Он очень строгий. И мне это нравилось. Нравилось, что в нем была какая-то жестокость. Что он был как мрамор до тех пор, пока не прикоснулся ко мне. Мне чертовски нравилось, что не было никакой нежной ерунды, когда он трахал меня. Никаких комплиментов о том, какая я красивая или какая тугая у меня киска, как я хороша.

Как бы сильно меня ни подмывало пойти и встретиться с ним снова, отчаянно желая снова почувствовать его, я сдержалась. Не из-за обязательств, которые взяла на себя перед Питом… хотя в последнее время на это меня подбивало много обстоятельств. Нет, из-за обещаний, которые я взяла на себя.

Так что вместо того, чтобы идти в «Bella’s», я поступила по-умному. Я пошла в другое место, напиться со своей лучшей подругой.

— Я изменила Питу, — выпалила я, сделав глоток Олд фешена.

Джессика, которая только что сделала глоток розового вина, начала шумно задыхаться. Все в баре обеспокоенно оглянулись. Я отмахнулась от них, наклонившись вперед, чтобы похлопать ее по спине. Она была склонна к драматизму, хотя реакция обоснованная. Я не хотела говорить ей, но алкоголь развязал язык. У меня было много секретов от друзей, но этот я не могла держать в себе. Не смогла удержать его внутри. Ему нужно было существовать вне моего разума и моих воспоминаний. Может быть, тогда он не имел бы надо мной такой власти.

Как только она пришла в себя, она не заговорила со мной, а повернулась к Эйдену, бармену в нашем любимом баре, который был влюблен в Джессику. Он придвинулся ближе, его темные брови озабоченно нахмурились.

— Нам нужно еще два таких, — прохрипела она. — И бутылку шампанского.

Эйден, привыкший к Джессике и готовый на все, чтобы заставить ее безумно влюбиться в него, один раз кивнул и сказал:

— Сейчас, дорогая, — своим очень привлекательным южном акцентом.

Теперь Джессика повернулась ко мне, не обращая внимания на «дорогая» и щенячий огонек в глазах мужчины.

— Шампанское? — повторила я, слегка сморщив нос. Я бы выпила вина в крайнем случае, но была больше любительницей крепких напитков.

— О, пожалуйста, хоть раз побудь девочкой и порадуйся шипучему напитку, — пожурила она. — Мы празднуем.

— Празднуем, что я изменила Питу? — уточнила я.

— Черт возьми, да! — ответила она, осушая свой напиток.

Я была впечатлена ее готовностью так быстро вернуться к выпивке после того, как вышеупомянутый напиток чуть не убил ее. Но Илай был у своего отца на ночь, и она не валяла дурака. Моя подруга была замечательной матерью, но стала ею рано, и поскольку отец Илая был в основном куском дерьма, она несла на себе большую часть родительских обязанностей. Когда мы выходили потусить, мы выкладывались по полной. Не в клуб или что-то в этом роде, мы не любили платить за дорогие напитки, носить неудобные каблуки, проталкиваться мимо людей и кричать друг на друга. Это мы обожали в начале двадцатых годов.

Теперь нам чуть за тридцать, и мы предпочитали напиваться в знакомом баре.

— Обычно, особенно учитывая мое прошлое, я бы не праздновала измену, но это особый случай, — продолжила Джессика, стукнув бокалом о стойку бара.

— Мне придется начать давать тебе пластиковые стаканы, дорогая, — пошутил Эйден, глядя на Джессику с огоньком в глазах.

Она нахмурилась, глядя на него.

— Я сломала два.

— Двадцать восемь, — поправил он.

Она нахмурилась.

— Ты лжешь, — она повернулась ко мне. — Он лжет.

Я подняла руки вверх, сдаваясь.

— Обычно я слишком пьяна, чтобы считать, сколько бокалов мы разбили.

Она повернулась к Эйдену, который ставил перед нами ведерко со льдом и бокалы с игривым предупреждением в глазах.

— Это не из-за какого-то опьянения, это от счастья. Сиенна изменила Питу.

— Джесс, — прошипела я. Хотя я не испытывала стыда, который может испытывать нормальный, уравновешенный человек, изменяющий своему жениху, я действительно не хотела, чтобы моя лучшая подруга объявляла об этом с таким чувством… ликования.

Эйден не вызывал во мне ни малейшего стыда. На самом деле, его рот дернулся вверх, демонстрируя идеальные белые зубы.

— Что ж, поздравляю, дорогая. Эта бутылка за мой счет, — сказал он.

— Как будто наши деньги здесь что-то значат, — усмехнулась Джессика.

Хотя никто из нас ничего не брал бесплатно, после всех тех лет, что мы здесь пили, и потому, что мы были друзьями с Эйденом, иногда доставалось даром.

Я подняла руку.

— Я могу понять ее реакцию, потому что она… почти клинически невменяемая.

Джессика была слишком занята, разливая шампанское, чтобы притвориться оскорбленной.

— Но ты, — продолжила я, указывая на широкую грудь Эйдена, — очевидно более уравновешенный и, что важнее, трезвый. Ты не должен быть так рад, что я предала твоего мужика-собрата.

Улыбка Эйдена исчезла.

— Я бы не назвал Пита мужчиной, милая, — ответил он без злобы.

Я скривила лицо, переводя взгляд с них на двоих, единственных настоящих друзей, которые у меня были.

— Вам обоим не нравится Пит? — наконец спросила я.

Джессика глубоко вздохнула.

— Черт возьми, нет! Мы ненавидим Пита.

Эйден нахмурился, глядя на нее.

— Мы не ненавидим его, просто…

— Это так здорово, что больше не нужно притворяться, — прервала Джессика любой эвфемизм, с которым Эйден собирался попробовать смягчить ее фразу. — И я, честно говоря, не думала, что ты удивишься, я ужасная актриса. Он мне не понравился с того момента, как я его встретила, и он сказал, что я типа «храбрая» мама-одиночка.

Я уставилась на нее. В ее голосе слышалась горечь. Очень сильно. Я была уверена, что заметила бы это раньше каждый раз, когда говорила с ней о Пите. Но теперь, когда я подумала об этом… Я больше года не говорила со своей лучшей подругой о своем женихе. Даже когда мы обручились, я написала ей эсэмэску, потому что не хотела видеть ее лицо при такой новости. Она отправила соответствующий текст со смайликами, восклицательными знаками и заглавными буквами…

Но она не купила мне свадебные журналы, не сделала для меня доску на «Pinterest» и не потребовала немедленно отправиться за покупками. Что, обычно, в ее стиле.

Это должно было быть знаком, большим знаком, что я не потрудилась потратить драгоценное время, проведенное один на один с моей лучшей подругой, на разговоры о человеке, с которым я должна была провести остаток своей жизни.

Эйден был немного хитрее. Мы познакомились с ним, когда нашли этот бар, будучи студентками колледжа и нуждались в заведении с дешевыми напитками, которое находилось в нескольких минутах ходьбы от нашей квартиры. Тогда он был всего лишь барменом в забегаловке. Теперь, десять лет спустя, он стал владельцем дайв-бара, который он отремонтировал и превратил в невероятно модный коктейль-бар и гастропаб. Сам Эйден терпеть не мог термин «гастропаб» и людей, которые посещали такие заведения. Но у него были большие мечты, плюс он знал, что люди обожают такие места.

У Эйдена было еще три места в городе, и он стал серьезно богат. Но ничуть не изменился. Как и его увлечение Джессикой.