Я пошатнулась. Как будто кто-то поднял меня и потряс до самых костей.
Кристиан наблюдал за мной. Его глаза были в основном сосредоточены на той части моего лица, которая уже начала покрываться синяком. Она все еще была горячей и пульсирующей.
— Ты права, — его голос звучал странно. Ровный, но какой-то далекий, чего я никогда от него не слышала. Как будто он заставлял себя быть спокойным. Все в языке его тела было напряженным. Его рот превратился в тонкую линию, челюсти сжаты. Не знаю, это из-за того, что случилось со мной, или из-за того, что затронули его эго.
Разве я не должна быть неприкасаемой, как невеста Дона? Это поставит под сомнение его положение и власть.
— Если бы это был кто-то другой, ты бы сейчас смотрела на его труп, — продолжил Кристиан. — Но Лоренцо защищает его кровь.
Я вспомнила о его бреднях на кухне. О мании в его глазах.
— Он их сын? — я сделала вывод. — Винсенция и Софии?
Кристиан кивнул один раз.
— Да.
— И обычно титул Дона переходит к первенцу, — я говорила медленно, когда все кусочки начали вставать на свои места.
Лицо Кристиана было непроницаемым.
— Правильно.
— Но не в этот раз? — мой взгляд упал на портрет на стене.
Это брат погибшей девушки. Тот, кого все так обожали. Ее потеря высасывалась из них всех. Потеря изменила их, превратила Кристиана в бездушного монстра, Лоренцо — в жестокий кусок дерьма. Винсенций и София превратились в людей с пустотой в глазах.
Лоренцо говорил о ней. Будто, я ее замена.
Я ненавидела это. Что все в этой семье знали ее. Обожали ее. Что, если я выйду замуж за Кристиана, меня всегда будут сравнивать с принцессой. Но я не такая мягкая и нежная, с невинным лицом в форме сердечка. Моя потеря не оставит дыр в людях на долгие годы. Джессика, конечно, расстроилась бы. Какое-то время она будет оплакивать меня. Как и Эйден. Но они справятся. Будут жить. Меня забудут.
Я не буду такой, как она.
Хотелось сорвать этот портрет со стены. Я ненавидела то, как она смотрела на меня. Я чертовски ненавидела ее.
— Не в этот раз, — голос Кристиана вернул мое внимание. Он не смотрел на картину. За те несколько раз, что я была здесь, он ни разу не взглянул на нее.
Я хотела знать историю всего. Я жаждала этого. Хотела знать, как сильно он любил ее. Что с ней случилось. Как это связано с Лоренцо. Почему он таким стал. Путь Кристиана к Дону, когда это не его право по рождению. Каково его право по рождению? Каким было его детство?
Я стряхнула с себя все эти вопросы. Не об этом сейчас нужно думать. Мне не нужно узнавать о детстве Кристиана. Это не поможет выбраться отсюда.
Вновь возникла мысль, что я не достаточно мотивирована на поиски компромата. Я сказала себе, что это лишь потому, что небезопасно. Я никогда не оставалась одна в доме надолго. Теперь было ясно, что я должна попытаться. От этого зависели моя жизнь и мое здравомыслие.
— Что тогда с ним будет? — потребовала я, скрестив руки на груди. — Шлепок по запястьям? Или, еще лучше, по жопе? За то, что поставил женщину на место? — мои слова были пропитаны кислотой, и теперь голос немного дрожал, поскольку серьезность ситуации тяжело давила на меня.
Я чувствовала себя невероятно, мучительно одинокой.
Мои глаза нашли золотой нож для вскрытия писем на столе Кристиана, и я поиграла с идеей подбежать, схватить его и вонзить ему в шею.
— Нет, Сиенна, — слова Кристиана звучали так, словно их вырвали из контекста. — Какова бы ни была эта жизнь, мы не насилуем женщин, — его глаза прожигали меня насквозь.
— Значит, вы святые, — усмехнулась я.
Лоб Кристиана слегка наморщился.
— Нет, Сиенна. С первой нашей встречи ты поняла, что я кто угодно, только не святой, — Кристиан посмотрел в окно, как будто подыскивал нужные слова, как будто пытался успокоиться. Это трещина в его внешности. Весьма значительная. Это делало его еще более человечным. Через несколько мгновений его глаза вернулись к моим. — Это то, что привлекло тебя ко мне. Потому что ты тоже не святая.
Что-то внутри меня затрепетало. Я думала, это уже давно забыто в результате событий сегодняшнего утра.
Очевидно, нет.
— Он потеряет руку, — сказал Кристиан, все еще глядя на меня. — За то, что он сделал с тобой. За то, что поднял ее на тебя.
Я нахмурила брови. Хотя такое предложение было нелепым, я ему поверила. Кристиан не склонен к преувеличениям. Он также не стал бы шутить или лгать о чем-то подобном. Он был неизменно серьезен.
— Сегодня днем, — продолжил он. — В этой комнате.
Я переварила эту новость. Этот человек, в жилах которого текла кровь Каталано, тот, кто должен был стать главой семьи, лишится руки за то, что поднял ее на меня. Он навсегда останется изуродованным, не в силах избавиться от воспоминаний о сделанном.
Мне это понравилось. Если бы большему количеству мужчин отрезали придатки за то, что они прикасались к женщинам против их воли, возможно, количество насилия бы уменьшилось. Ведь женщинам так и не удавалось избавиться от воспоминаний.
— Думаешь, что я откажусь быть свидетелем? — спросила я. — Думаешь, я буду говорить о том, что это по-варварски?
Кристиан не ответил, но его глаза блеснули так, что я поняла — именно об этом он и подумал.
Я поправила юбку, щека все еще пульсировала, и боль отвлекала.
— Ты не услышишь от меня ни хрена подобного, — усмехнулась я. — Мужчина, навязывающий себя женщине, — вот это варварская часть ситуации, — я протянула руку, чтобы вытащить волосы из пучка, надеясь немного ослабить давление в голове. Кристиан наблюдал, как они упали мне на плечи, его взгляд был голодным.
Я проигнорировала это.
— Поэтому я думаю, что наказание должно соответствовать преступлению, — сказала я. — Я бы отрезала что-нибудь другое, но, думаю, одной руки будет достаточно.
Кристиан долго смотрел на меня. Я чувствовала себя неуютно под таким пристальным взглядом. Я не хотела, чтобы он это видел. Думаю, что к сегодняшнему вечеру я была бы сломлена. А сейчас у меня появилось чувство, что эта жизнь может преподнести мне гораздо больше.
Кристиан быстро двинулся вперед, не давая мне времени отступить, не думая о том, какой будет моя реакция на опасных самцов, бросающихся на меня. Его рот оказался на мне, и наши тела слились в одно мгновение. Никакого контроля. Никакой нежности. Никаких мыслей о том, чтобы обращаться со мной осторожно. Боль на лице теперь казалась ничем.
И я была рада этому.
Яростно поцеловала его в ответ. С голодом.
Это не было здоровой или нормальной реакцией на то, что чуть не случилось со мной. И если бы это был любой другой мужчина на планете, я бы не позволил этому случиться. Но Кристиан не такой, как все. Он не дарил чувства нормальности, с ним я ощущала себя… собой. Это то, что нужно после того, что этот придурок почти отнял.
Мне нужно чувствовать себя собой.
Поэтому я поцеловала Кристиана в ответ.
С энтузиазмом. Я бы зашла намного дальше, если бы он не остановился, его лицо задержалось в нескольких дюймах от моего.
— Ты моя королева, Сиенна, — пробормотал он.
Хриплый тон, которым он произнес это предложение, лишал возможности думать. Не было мыслей, что я должна бороться с этим. Бороться с ним.
Потому что в тот момент я чувствовала себя его королевой.
— И я накажу любого, кто попытается прикоснуться к моей королеве, — сказал он.
Поклялся.
Что надевают на ампутацию?
Мои пальцы прошлись по всем шелкам, бархату и коже в гардеробной. Теперь это моя гардеробная? Странно, что все казалось таким знакомым и в то же время чужим. Я не взяла ничего из своей квартиры. Приехала сюда только с тем, во что была одета. Ничего больше. Кристиан мог бы привезти сюда мои вещи, чтобы я чувствовала себя более комфортно. Но я бы поспорила на каждый заработанный доллар, — он не хочет, чтобы я чувствовала себя комфортно и напоминала себе о прошлой жизни.
Я могла бы вернуться в квартиру. Не похоже, что Кристиан запретил мне ходить туда, он не запрещал мне ходить куда-либо, не было никаких правил. Кроме того, что я не могу отказаться от его предложения руки и сердца и обращаться в полицию.
Но я не хотела возвращаться к себе домой. Мне не нужна моя старая одежда. Я не хотела ничего из того, что собирала годами, чему придавала такое большое значение.
Для своего наряда я остановилась на черном цвете. Похоже, это здешняя униформа, может быть, потому, что на ней не очень видно кровь. В последнее время я стала носить кроваво-красное, потому что мне нравилось, как вспыхивали глаза Кристиана, когда он пробегал взглядом по моему телу. Но, возможно, это было слишком очевидно для данного конкретного случая.
Кожаная юбка, которую я выбрала, облегала меня, как вторая кожа, спускаясь по бедрам и заканчиваясь чуть ниже колена. Я соединила ее с корсетом, без бретелек, грудь почти вываливалась. Сквозь кружево просвечивала кожа, намекая на то, что я не надела лифчик. Я дополнила образ парой черных туфель на шпильке с красной подошвой. Нанесла темный макияж. Синяк на щеке было не скрыть, он только распухал больше, но я и не пыталась его скрыть. Пусть будет некая улика. Однако я усердно поработала над остальной частью своего лица. Черная подводка и красные губы. Мои волосы локонами ниспадали на плечи.
Я не знаю, как должна выглядеть жена мафиози, но определенно чувствовала себя таковой, когда спускалась по лестнице.
Хотя у меня не было опыта свидетеля наказания, включающего отрубание руки, я не ожидала, что там будет большая аудитория. Я подумала, будет Кристиан и Феликс. Может быть, Винсенций. И представить себе не могла, что отец захочет, чтобы его сыну отрубили руку за попытку изнасилования невесты его преемника. Но это другой мир.
Об этом свидетельствует большое скопление тел, заполнивших пространство, когда я спустилась по лестнице и нашла дорогу в гостиную.
Вокруг было гораздо больше людей, чем я когда-либо видела в доме раньше. Воздух казался каким-то особенным. Густым. Большинство из хорошо одетой толпы были мужчинами разного возраста и телосложения. Там были типично выглядящие парни из мафии, которых, как я раньше предполагала, придумал кинорежиссер, с зачесанными назад волосами, золотыми украшениями, безвкусными костюмами, смуглыми итальянскими чертами лица. Затем были толстяки, которые тяжело дышали, но у них по-любому есть двадцатилетние жены с большими сиськами. Было также