Я слабела, теряла силы под его прикосновениями, и Руне, почувствовав мою полную капитуляцию, сбавил и смягчился. И поцелуй уже не обжигал, а томил нежной лаской. Он отстранился, и наше тяжелое дыхание соединило нас дугой напряжения. Распухшие губы скользили по моим щекам, скулам, шее. А потом остались только быстрые и короткие касания дыхания на моем разгоряченном лице. Тиски его рук ослабли.
Он ждал.
Ждал, не сводя с меня пристального взгляда.
Я разлепила губы наконец и прошептала:
— Поцелуй триста пятьдесят седьмой. У стены моего дома… когда Руне завладел моим сердцем. — Он затих, сжав кулаки, а я закончила так: — И оно едва не разорвалось.
И тут оно случилось. Улыбка Руне. Ясная и чистая. Широкая и искренняя.
И мое сердце воспарило от радости.
— Поппимин, — прошептал он.
Я вцепилась в его рубашку:
— Мой Руне.
Веки его опустились, с губ сорвался едва слышный вздох. Он медленно опустил руки и неохотно отступил.
— Мне лучше войти, — прошептала я.
— Ja, — согласился он, но не отвернулся, а снова придавил меня к стене, поцеловал, нежно и коротко, и лишь потом отступил на пару шагов, так что нас разделило приличное расстояние.
Я потрогала губы:
— Если ты и дальше будешь так меня целовать, я и оглянуться не успею, как банка заполнится под самую крышку.
Руне уже направился к дому, но остановился и оглянулся через плечо:
— Хорошая мысль, малышка. Тысяча поцелуев от меня.
И он побежал к дому, а я смотрела ему вслед, и внутри меня, словно быстрый поток, разливалась головокружительная легкость. Мои ноги сдвинулись наконец с места и понесли сначала в дом, а потом прямиком в мою комнату.
В спальне я достала из-под кровати банку и вытерла ее от пыли. Потом отвернула крышку, взяла с ночной тумбочки ручку, достала розовое сердечко и записала сегодняшний поцелуй.
Через час, уже лежа в постели, я услышала, как открылось окно, и села. Шторы сдвинулись в сторону. Руне ступил на пол, и мое сердце едва не выпрыгнуло из груди.
Идя к кровати, он сбросил на ходу рубашку, и мои глаза поползли на лоб при виде его обнаженной груди. Он поднял руку, отбросил назад волосы, и мое сердце едва не разорвалось.
Руне медленно приблизился к кровати и остановился в ожидании. Я подвинулась и подняла край одеяла. Он тут же скользнул под него и обнял меня за талию. Я повернулась к нему спиной и, устроившись поудобнее, со вздохом закрыла глаза. Руне коснулся моей шеи нежным поцелуем и прошептал:
— Спи, малышка. Я с тобой.
Да, он был со мной.
А я с ним.
Глава 10Сомкнутые руки и пробужденные мечты
Я открыл глаза и тут же встретился с взглядом Поппи.
— Привет. — Она улыбнулась и спрятала лицо у меня на груди. Я перебрал прядки ее каштановых волос, потом подтянул Поппи повыше, пока наши губы не оказались совсем близко.
— С добрым утром, — ответил я и прижался губами к ее губам.
Поппи тихо вздохнула и ответила на поцелуй, а когда я отстранился, посмотрела в окно и заметила:
— Мы пропустили рассвет.
Я кивнул. Тем не менее, когда Поппи снова повернулась ко мне, никакого сожаления в ее глазах не было. Она поцеловала меня в щеку:
— Согласна пропускать все рассветы, лишь бы просыпаться вот так, рядом с тобой.
От этих слов у меня сжалось сердце. Неожиданно для Поппи я опрокинул ее на спину и навис над ней, прижимая руки к подушке. Оказавшись в ловушке, Поппи хихикнула.
Я насупился. Поппи безуспешно пыталась сдержать смех.
Ее щеки порозовели. Поцелуй был нужен мне сильнее воздуха, и я снова прижался к ее губам и отпустил руки. Поппи тут же зарылась пальцами в мои волосы. Поцелуй продолжался, и смех ее звучал все тише. А потом раздался громкий стук в дверь. Так и не разорвав губ, мы оба замерли, испуганно глядя друг на друга.
— Поппи, пора вставать, солнышко! — послышался голос ее отца. Я чувствовал, как колотится ее сердце, эхом отдаваясь в моей груди.
Поппи повернула голову, обрывая поцелуй.
— Я проснулась! — крикнула она. Мы не смели шевельнуться, пока не услышали удаляющиеся шаги.
Она уставилась на меня вытаращенными глазами, прошептала «Боже мой!» и снова захихикала как сумасшедшая.
Тряхнув головой, я сел на край постели и поднял с пола свою черную футболку. Поппи обняла меня сзади за плечи и вздохнула:
— Сегодня мы заспались. И едва не попались.
— Больше такого не случится. — Мне не хотелось, чтобы Поппи придумывала предлог, как покончить с этим. Прошлой ночью я должен был остаться с ней. Должен был. И ничего не случилось. Мы просто целовались, а потом заснули.
И мне этого хватило.
Поппи согласно кивнула, после чего уткнулась подбородком мне в плечо, обвила руками и прошептала:
— А мне понравилось.
Поппи снова рассмеялась. Я чуть повернул голову и посмотрел в ее лучащееся радостью лицо. Она игриво кивнула и, немного отстранившись, прижала мою руку к своей груди. Под моей ладонью билось ее сердце.
— Снова чувствую себя живой.
Теперь уже я засмеялся и покачал головой:
— Ты рехнулась.
Я поднялся и надел ботинки. Поппи села на кровати:
— Знаешь, я никогда раньше не делала чего-то плохого или неправильного. Всегда была хорошей девочкой.
Я нахмурился при мысли, что мог совратить ее. Но Поппи подалась вперед и сказала:
— Было здорово.
Откинув волосы с лица, я наклонился над кроватью, чтобы запечатлеть на ее губах последний поцелуй, мягкий и нежный.
— Руне Кристиансен, возможно, я и полюблю в тебе этого плохого парня. По крайней мере, следующие несколько месяцев с тобой я точно не соскучусь, — Поппи театрально вздохнула: — Сладкие поцелуи и опасные шалости… То, что нужно!
Я шагнул к окну и услышал, как Поппи встала с кровати, и прежде чем выскользнуть на улицу, оглянулся и задержался на секунду. Она заполняла два пустых сердечка из своей банки и чему-то улыбалась.
Такая красивая.
Положив заполненные сердечки в банку, Поппи повернулась ко мне и замерла. Потом поняла, что я наблюдал за ней, и ее взгляд смягчился. Она хотела что-то сказать, но в этот момент ручка на двери начала поворачиваться. Поппи округлила глаза и замахала руками, чтобы я скорее уходил.
Выпрыгнув в окно, я бросился бежать. За спиной звенел ее смех. Лишь что-то столь чистое могло развеять тьму в моем сердце.
Я забрался в комнату через окно и направился в душ — освежиться перед школой. Вскоре ванную наполнили клубы пара.
Положив ладони на гладкий плиточный кафель стены, я наклонился, чтобы тугие струи воды били прямо в затылок. Каждый день, стоило только проснуться, мною овладевала злость. И я ничего не мог с этим поделать — чувствовал ее горький вкус на языке, ее жар струился по венам.
Но сегодняшнее утро было другим.
И все из-за Поппи.
Подняв голову, я выключил воду и потянулся за полотенцем. Надел джинсы. Открыл дверь ванной. В дверях моей комнаты стоял отец. Услышав, как я выхожу из ванной, он обернулся:
— Доброе утро, Руне.
Я прошел мимо него, к шкафу. Достал и надел белую футболку. Потянувшись за ботинками, заметил, что отец все еще стоит на пороге.
— Что? — резко спросил я.
Папа прошел в комнату с кружкой кофе в руке.
— Как твое свидание с Поппи?
Я не ответил. Отец ничего не знал об этом свидании, а значит, о нем ему рассказала мама. Отвечать я не собирался — не заслужил.
Отец откашлялся:
— Руне, вчера вечером после того, как ты ушел, приходил мистер Личфилд.
И она вернулась. Накатила стремительным потоком, закружила. Злость. Я вспомнил лицо мистера Личфилда, когда он открыл дверь вчера. Как смотрел нам вслед, когда мы уезжали. Ему это не нравилось, он не хотел отпускать Поппи со мной. Еще немного — и запер бы ее дома.
Но когда Поппи вышла, я понял, что он готов позволить ей все что угодно. Да и что ему оставалось? Ведь он терял дочь. И только это удержало меня от того, чтобы высказать все, что я думаю по поводу его возражений насчет нас с Поппи.
Отец подошел ближе и остановился передо мной. Я уперся взглядом в пол.
— Мистер Личфилд беспокоится, Руне. Ему не очень нравится, что вы с Поппи снова вместе. Считает, что это не самая лучшая идея.
Я скрипнул зубами:
— Не самая лучшая для кого? Для него?
— Для Поппи. Ты знаешь… ты ведь знаешь, что ей осталось не так уж много…
Я вскинул голову. Внутри полыхнул гнев.
— Да, знаю. Такое не забудешь. Что девушка, которую я люблю, умирает.
Отец побледнел:
— Джеймс просто не хочет неприятностей для нее в последние дни. Пусть все пройдет спокойно. Тихо. Без стресса.
— Дай-ка догадаюсь. Неприятности — это я, да? И стресс — тоже я?
Отец вздохнул:
— Мистер Личфилд просит тебя держаться от нее подальше. Дать ей уйти без ненужных сцен.
— Не дождетесь. — Я подхватил с пола рюкзак, натянул кожаную куртку и, обойдя отца, направился к выходу.
— Руне, подумай о Поппи.
Я замер и резко повернулся:
— Она — все, о чем я думаю. Ты и понятия не имеешь, что между нами происходит, так что почему бы тебе не перестать совать свой нос в мои дела? Это касается и Джеймса Личфилда.
— Поппи — его дочь! — возразил папа, и теперь его голос прозвучал жестче, чем прежде.
— Да. А еще она любовь моей жизни. И я не брошу ее даже на секунду. И вы с Личфилдом ничего с этим не сделаете.
Я бросился прочь из комнаты.
— Ты ей не пара, Руне! — крикнул мне вслед отец. — Не пара! Ты куришь, пьешь. А твое отношение к жизни? Груб, заносчив, из-за всего лезешь на рожон. Девушка тебя боготворит, всегда боготворила. Но она хорошая. Не испорти ей жизнь!
Я остановился и бросил через плечо:
— А вот мне точно известно, что ей в жизни как раз таки и не хватает плохого парня.
Я быстро прошел мимо кухни, бросив беглый взгляд на маму и Элтона, который помахал мне рукой. Хлопнул дверью, спустился с крыльца и торопливо закурил. Прислонился спиной к поручню крыльца. После отцовских слов я весь был как натянутая струна. И мистер Личфилд туда же. Хочет, чтобы я держался подальше от его дочери.