Поппимин. Не могу смотреть, как ты уходишь. Не могу мириться с мыслью, что тебя не будет рядом до конца жизни. — Он всхлипнул, но сумел сдержаться. — Как можно сломать такую любовь? Как можно отнять жизнь у такой юной девушки?
— Не знаю, малыш, — прошептала я, отворачиваясь, чтобы не сорваться самой. Передо мной мерцали огни Нью-Йорка, и я постаралась отогнать вызванную этими вопросами печаль.
— Что есть, то есть, Руне, — грустно сказала я. — Никакой причины, почему так случилось со мной, нет. А разве я какая-то особенная? Такого не заслуживает никто, но мне… — Я не смогла договорить сразу, но все же добавила: — Мне ничего не остается, как верить, что есть некая большая причина, а иначе я бы просто рухнула от боли. Оставить все, что я люблю… оставить тебя… особенно после всего сегодняшнего…
Руне посмотрел в мои глаза и, собравшись с силами, встал и поднял меня на руки. Сама я, наверно, не смогла бы подняться с холодной, влажной земли из-за слабости.
Обхватив Руне за шею, я положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Он внес меня в спальню, опустил на кровать и накрыл одеялом. А потом лег рядом и обнял.
Глаза у него покраснели, волосы намокли от снега. Я погладила его по лицу, и он ткнулся в мою ладонь.
— Я знал, что ты попрощаешься. И я… — Он сбился, но откашлялся и закончил: — Там, на сцене, все получилось слишком реально. — В его глазах снова блеснули слезы. — Я понял — да, все это происходит на самом деле. — Он взял мою руку и прижал к груди. — Не могу дышать. Не могу дышать, когда пытаюсь представить жизнь без тебя. Ничего не получается. И скоро… скоро… — Снова слезы. Он отвернулся. — Ты боишься, Поппимин? Я — да. Мне страшно. Страшно даже думать о том, каким адом будет жизнь без тебя.
Я думала об этом и теперь позволила себе говорить откровенно.
— Нет, я не боюсь умирать. — Боль, какой не случалось раньше, внезапно пронзила меня, каждую клеточку тела. Я опустила голову и прошептала: — Но после твоего возвращения, после того, как мое сердце обрело свой ритм, я стала чувствовать то, чего не чувствовала раньше. Я прошу дать мне больше времени, чтобы получить от тебя больше поцелуев. Но хуже всего то, что я начинаю ощущать страх.
Руне подвинулся ближе и обнял меня крепче. Я поднесла дрожащую руку к его щеке.
— Боюсь оставить тебя. Мне не страшно умирать, но мне страшно оказаться где-то без тебя. — Руне зажмурился и застонал, как будто от боли.
— Не представляю себя без тебя, — сказала я негромко. — Даже когда ты был в Осло, я рисовала твое лицо, вспоминала твои руки. Я могла слушать твои любимые песни и читать поцелуи в банке. Как раньше делала бабуля. Я закрывала глаза и чувствовала твои губы. Вспоминала ту ночь, когда мы впервые были вместе… какой покой снизошел на меня в тот миг.
Я шмыгнула носом и быстро вытерла мокрые щеки.
— Тебя не было со мной, но ты был в моем сердце, и я могла держаться за это. Не то, что нужно для счастья, но хотя бы что-то. — Я поцеловала Руне в губы — так захотелось насладиться его вкусом. — Но теперь, после всего случившегося, мне становится страшно. Потому что кто мы такие друг без друга?
— Поппи…
Удержаться не получилось, и слезы хлынули свободно.
— Я слишком сильно любила и сделала только хуже тебе. А теперь и меня ожидает приключение в одиночку. И мне невыносимо больно оттого, как страдаешь ты. Не могу оставить тебя одного и с такой болью.
Руне прижал меня к груди. Я плакала. Он плакал. Наши слезы смешались. Слезы любви и потери.
Наконец Руне мягко отстранил меня и посмотрел в глаза, словно искал там ответа на какой-то свой вопрос.
— Поппи, а на что, по-твоему, похожи небеса?
Я видела по выражению его лица, что он действительно хочет знать, и, собравшись с силами, прошептала:
— Небеса — это мечта.
— Мечта, — эхом отозвался Руне, и уголок его губ дрогнул в улыбке.
— Я читала где-то, что наши сны — это на самом деле посещение дома. Дома, понимаешь? Того, что на небесах. — Внутри меня по телу начало растекаться тепло. — Мой небесный дом — с тобой, в вишневой роще. И мы в нем такие, какими были в семнадцать лет.
Я потянула прядку его волос, пропустила, любуясь золотистым оттенком, между пальцами.
— У тебя было такое, что просыпаясь, ты ощущал сон как нечто реальное?
— Ja, — тихо ответил Руне.
— Это потому, что в каком-то смысле так оно и есть. И когда ты ночью закроешь глаза, я буду там, ждать тебя в вишневой роще.
Прижавшись к нему теснее, я добавила:
— А потом, когда придет твое время вернуться домой, ты придешь туда же, и я встречу тебя. Ни боли, ни страха, ни тревог. Только любовь, — мечтательно вздохнула я и, закрыв глаза, улыбнулась. — Представь только. Место, где нет боли и страданий. Когда я думаю об этом, мне нисколько не страшно.
— Прекрасно, — с сильным акцентом произнес он. — Я бы хотел, чтобы так оно и было.
Я открыла глаза и увидела в его лице желание принять мою веру.
— Так будет, — с полной уверенностью сказала я. — Это не конец. Конца не будет.
Руне подтянул меня так, чтобы моя голова оказалась на его груди, и я закрыла глаза, убаюканная гипнотизирующим ритмом его глубокого дыхания. Я уже засыпала, когда он шепнул:
— Поппимин?
— Да?
— Чего ты хочешь от оставшегося времени?
Я подумала, но вспомнить смогла немногое.
— Хочу еще раз увидеть, как расцветает вишневая роща. Хочу потанцевать с тобой на школьном балу. — Я улыбнулась ему. — Чтобы ты был в смокинге и с зачесанными назад волосами.
Руне с улыбкой покачал головой.
Объятая снизошедшим на нас покоем, я сказала:
— Хочу увидеть красивый рассвет. — Я приподнялась и посмотрела на Руне. — Но больше всего хочу вернуться домой с твоим поцелуем на губах.
Я снова свернулась у его груди, закрыла глаза и прошептала:
— Вот об этом я и молюсь больше всего. Протянуть столько, чтобы все это успеть.
— Прекрасные желания, малышка, — прошептал Руне, поглаживая меня по волосам.
С этим я и уснула.
Мечтая о том, как сбудутся все мои желания.
Счастливая.
Глава 13Темные тучи и голубые небеса
Учитель бубнил что-то о химических соединениях, а я от нечего делать выводил кружочки на бумажке. Мысли вертелись вокруг Поппи. Так было всегда, но сегодня — по-особенному. После возвращения из Нью-Йорка прошло четыре дня, и с каждым днем она становилась все тише и молчаливее.
Снова и снова я спрашивал ее, в чем дело, что случилось. И каждый раз она отвечала одинаково — ничего. Но я понимал — что-то не так. А в это утро получилось еще хуже.
Ее рука в моей, когда мы шли в школу, была слабой, безвольной и горячей. Я спросил, не заболела ли она, но Поппи только покачала головой и улыбнулась.
Думала, что мне и этого достаточно, что улыбнется — и я отстану. Обычно так и бывало, но не сегодня.
Ей определенно нездоровилось. Мысли снова и снова возвращались к ланчу, когда мы сидели с ребятами, и в какой-то момент Поппи прильнула ко мне и притихла. Она ничего не сказала и только водила пальцем по моей руке. Каждый раз, когда я думал об этом, сердце сжималось от боли.
День тянулся невыносимо долго, и каждая минута добавляла беспокойства и уверенности в том, что с ней не все в порядке. Что отведенное ей время истекает. Я быстро выпрямился и попытался не поддаться волне паники, вызванной нарисованной воображением картины. Не получилось.
С последним звонком, известившим об окончании занятий, я сорвался с места, выскочил в коридор и подбежал к ее шкафчику. Там уже стояла Джори.
— Где она? — отрывисто спросил я.
Удивленная моим тоном, Джори отступила и указала на заднюю дверь, а когда я поспешил к выходу, крикнула мне в спину:
— Она не очень хорошо сегодня выглядела. Что-то мне за нее неспокойно.
Мурашки побежали у меня по спине. Я выскочил на улицу, пробежал взглядом по дворику и увидел Поппи у дерева в парке напротив. Пробившись через толпу, я помчался к ней.
Она стояла, словно в трансе, глядя прямо перед собой куда-то вдаль, и заметила меня не сразу. Было тепло, и лицо ее поблескивало от пота, а кожа на руках и ногах казалась неестественно бледной.
Я встал прямо перед ней. Поппи среагировала не сразу, а сначала моргнула и лишь потом сфокусировала взгляд на мне и вымученно улыбнулась.
— Руне, — медленно прошептала она.
Я потрогал ее лоб. Нахмурился.
— Что случилось? Что с тобой?
— Ничего, — безразлично ответила Поппи. — Просто устала.
В груди глухо застучало — она точно лгала. Мне было нужно побыстрее доставить ее домой. Я обнял Поппи и едва не обжег руку, коснувшись ее шеи.
— Пойдем домой, малышка, — как можно мягче сказал я, сдержав проклятие. Поппи обхватила меня обеими руками. Сил у нее, похоже, осталось немного, и она воспользовалась мной, чтобы удержаться на ногах. Я бы взял ее на руки, но знал, что ей это не понравится.
Мы вышли на парковую дорожку, и я на секунду закрыл глаза. В груди растекался страх. Страх перед ее болезнью. Страх перед тем, что это… Я пытался подавить его, но получалось плохо.
Поппи молчала, но дышать ей становилось все труднее. Когда мы добрались до вишневой рощи, она уже едва передвигала ноги. Я чувствовал, как слабеет ее тело, как уходит из него сила.
— Поппи! — Она начала падать, но я успел ее подхватить. Убрал с лица влажные волосы. Заглянул в глаза. — Поппи? Поппи, малышка? Что с тобой?
Глаза у нее начали закатываться, но пальцы ухватили мою руку и сжали со всей силой, на какую она только оказалась способна. Я почувствовал лишь легкое пожатие.
— Руне, — выговорила она. Дыхание ее участилось. Поппи пыталась сказать что-то еще, но ей недоставало воздуха.
Я сунул руку в карман, достал сотовый и набрал 911. Потом, дождавшись ответа оператора, продиктовал домашний адрес Поппи и коротко рассказал о ее болезни.