Я кивнул и подождал, пока они уйдут, а потом еще минут пятнадцать, прежде чем собрался с духом, чтобы открыть коробку. И первым, что бросилось в глаза, было письмо.
Мне понадобилось еще минут десять, чтобы решиться сломать печать.
Руне, позволь для начала сказать, как сильно я тебя люблю. Знаю, что ты и сам это знаешь. Нет, наверно, на земле человека, который бы не видел, насколько идеально мы подходим друг другу.
Однако ж, если ты читаешь это письмо, значит, я уже дома. И сейчас, когда я пишу это, мне не страшно.
Наверно, последняя неделя выдалась трудной. Представляю, как нелегко тебе пришлось, как тяжело было даже вставать по утрам. Я знаю, потому что и сама чувствовала себя так же в мире, где не было тебя. Понимать-то понимаю, но мне все равно больно сознавать, что тебе так плохо из-за того, что меня нет.
Тяжелее всего было видеть, как сдаются те, кого я люблю. А худшее — видеть, как тебя выжигает изнутри злость. Пожалуйста, не допускай, чтобы это повторилось.
И — хотя бы для меня — оставайся таким, каким ты стал. Лучшим из всех, кого я знаю.
Ты увидишь, что я оставила тебе коробку.
О помощи я еще несколько недель назад попросила твоего отца. Попросила — и он согласился без раздумий. Потому что он очень тебя любит.
Надеюсь, теперь ты это знаешь.
В коробке ты найдешь два больших конверта. Пожалуйста, открой их сейчас, а объясню я потом.
С бьющимся сердцем я положил письмо на кровать. Потом опустил дрожащую руку в коробку, достал большой конверт и, подгоняемый нетерпением, быстро сломал печать. В конверте лежало еще одно письмо. Я растерянно нахмурился, но потом увидел шапку на фирменном бланке, и мое сердце остановилось.
Нью-Йоркский университет. Школа искусств Тиш.
Взгляд скользнул вниз по странице.
Мистер Кристиансен, по поручению приемной комиссии имею честь сообщить, что вы приняты в нашу школу по программе «Фотография и визуализация»…
Я прочел письмо целиком. Потом перечитал. Не вполне понимая, что и как, я взял письмо Поппи и стал читать дальше.
Поздравляю!
Знаю, сейчас ты озадачен. Хмуришь свои русые брови, которые я так обожаю, а на твоем лице отпечаталось это сердитое выражение.
Ну и ладно.
Наверно, для тебя это шок. Наверно, поначалу ты будешь против. Но, Руне, не надо. Ты мечтал об этой школе с тех пор, когда мы были еще детьми, и если меня нет рядом и я не могу осуществить свою мечту вместе с тобой, это не значит, что ты должен пожертвовать своей.
Я так хорошо тебя знаю. Знаю, что в последние недели ты отказался от всего, чтобы быть со мной. Я так благодарна тебе, что ты даже не представляешь. Ты заботился обо мне, оберегал меня… ты так крепко меня обнимал и так сладко целовал.
Я ничего уже не изменю.
Но я знаю, что ради любви ты жертвуешь своим будущим.
Не могу этого допустить. Руне Кристиансен, ты рожден для того, чтобы ловить волшебные моменты. Такого таланта я не видела ни у кого. И такой страстной увлеченности тоже. Это — твое предназначение.
Мне пришлось позаботиться о том, чтобы у тебя получилось.
В этот раз я понесу тебя.
Прежде чем попросить тебя взглянуть на кое-что, хочу, чтобы ты знал — это твой папа помог собрать твое портфолио для представления в приемную комиссию. Он также оплатил первый семестр обучения и общежитие. Ты оскорблял и обижал его, а он делал это все совершенно самоотверженно, так, что у меня слезы на глаза наворачивались. Он потрясающе гордится тобой.
Он любит тебя.
Любви тебе досталось безмерно.
А теперь, пожалуйста, открой коробку номер один.
Собрав в кулак растрепанные нервы, я взял первую коробку и открыл ее. Внутри лежало портфолио. Я пролистал страницы. Поппи и мой отец отобрали самые разные фотографии: пейзажи, рассветы, закаты. Сказать по правде, этими работами я гордился больше всего.
Я дошел до последней страницы и замер. Это была Поппи. Поппи на пляже. Со мной. Много месяцев назад. Та фотография, где она повернулась ко мне в самый чудесный миг. Фотография, представлявшая ее красоту и грацию лучше всяких слов.
Моя самая любимая.
Я стер выступившие слезы и провел пальцем по ее лицу.
Мой идеал.
Бережно отложив портфолио, я снова взял ее письмо.
Впечатляет, да? У тебя настоящий дар, Руне. Уже тогда, когда мы только послали твои работы, я знала, что тебя примут. Я, может быть, и не эксперт в искусстве фотографии, но даже мне ясно — тебе удается то, что не получается у других. У тебя совершенно уникальный стиль.
Такой уникальный, что уникальней не бывает.
Снимок в конце — мой любимый. Не потому что на нем я, а потому что я видела, в тот день на пляже, какое пламя разбудила искра.
В тот день я впервые поняла, что ты справишься, когда я уйду. Потому что я снова увидела того Руне, которого знаю и люблю. Мальчика, который проживет жизнь за нас двоих. Мальчика, который исцелился.
Глядя на Поппи, смотрящую на меня с фотографии, я невольно подумал о выставке в Нью-Йоркском университете. Должно быть она уже знала тогда, что меня приняли. Я вспомнил последнюю фотографию. Эстер. Фотографию, представленную спонсором выставки. Фотографию его покойной жены, умершей слишком молодой. Фотографию, которая не изменила весь мир, но показала женщину, которая изменила его мир.
Пожалуй, это описание лучше всего подходило и для той фотографии, что лежала сейчас передо мной. Поппи Личфилд была обычной семнадцатилетней девушкой из маленького городка в Джорджии. Однако с первого дня нашего знакомства она перевернула мой мир. И даже теперь, после своей смерти, продолжала его менять. Наполняя и одаряя своей бескорыстной красотой, равной которой не было и не будет.
Я снова взял письмо.
А теперь, Руне, последняя коробка. Знаю, тебе не понравится, но ты должен выполнить все.
Ты сейчас растерян, но прежде чем я отпущу тебя, мне нужно, чтобы ты узнал кое-что. Твоя любовь — это вершина моей жизни, мое самое большое достижение. У меня было мало времени, и я не смогла быть с тобой так, как хотела бы. Но в те годы, в мои последние месяцы, я узнала, что такое настоящая любовь. Узнала благодаря тебе. Ты принес радость моему сердцу и свет моей душе.
Но самое лучшее, что ты принес мне, это твои поцелуи.
Я пишу и думаю о последних месяцах. Месяцах после того, как ты вернулся в мою жизнь. Я не жалею ни о чем. Не могу печалиться из-за того, что не проживу свою жизнь рядом с тобой. Потому что ты был со мной столько, сколько возможно, и это было прекрасно. Быть любимой, познать любовь столь сильную, пылкую, преданную — этого для меня достаточно.
Но не для тебя. Потому что, Руне, ты заслуживаешь быть любимым.
Узнав, что я больна, ты мучился из-за того, что не можешь вылечить меня. Не можешь спасти. Но чем больше я думаю об этом, тем больше укрепляюсь в вере, что не тебе было суждено спасти меня. Но мне было назначено спасти тебя.
Может быть, через мой уход, через наше общее приключение ты нашел путь к себе. И это самое важное мое приключение.
Ты вырвался из тьмы и открыл себя свету.
И свет этот такой чистый и сильный, что он пронесет тебя через все и… приведет к любви.
Я представляю, как ты читаешь это и качаешь головой. Но, Руне, жизнь коротка. Однако я поняла, что любовь не знает границ и сердце огромно и щедро.
Так открой же свое сердце, Руне. Пусть оно будет открыто. Позволь себе любить и быть любимым.
Я хочу, чтобы ты взял сейчас последнюю коробку. Но прежде хочу просто поблагодарить тебя.
Спасибо тебе, Руне. За то, что любил меня так сильно, что я чувствовала эту любовь каждую минуту каждого дня. Спасибо тебе за мои улыбки. За то, что твоя рука так крепко держала мою.
За мои поцелуи. Всю тысячу. Каждый был мне дорог. Каждый обожаем.
Как и ты.
Знаю, что, даже когда уйду, ты никогда не будешь одинок. Я буду той рукой, что всегда будет держать твою руку.
Я буду цепочкой следов за тобой на песке.
Я люблю тебя, Руне Кристиансен. Всем сердцем.
Жду не дождусь, когда увижу тебя в твоих снах.
Я выронил письмо. Слезы катились по лицу. Я смахнул их, глубоко вдохнул и наконец поставил на кровать последнюю коробку. Она была больше первой.
Я аккуратно открыл ее, вынул то, что там было, и, увидев, закрыл глаза. Потом прочел привязанную к крышке записку.
СКАЖИ ДА НОВЫМ ПРИКЛЮЧЕНИЯМ.
НА ВЕКИ ВЕЧНЫЕ
ПОППИ
Я смотрел на большую стеклянную банку с крышкой. На множество голубых бумажных сердечек внутри. Чистые, свежие, они жались к стеклу. Наклейка на крышке гласила:
ТЫСЯЧА ДЕВИЧЬИХ ПОЦЕЛУЕВ
Прижав банку к груди, я лег на кровать и вздохнул.
Не знаю, сколько я лежал так, глядя в потолок, заново переживая каждый миг, что разделил с моей девушкой.
Наступила ночь. Я думал обо всем, что она сделала, и счастливая улыбка расползалась по моим губам.
Покой объял мое сердце.
Не знаю, почему я почувствовал это в тот самый миг. Но я нисколько не сомневался, что где-то там, в неведомом, Поппи наблюдает за мной со счастливой улыбкой на милом лице, и в волосах у нее большой белый бант.
Годом позже
Блоссом-Гроув, Джорджия
— Готов, дружок? — спросил я Элтона. Братишка пробежал по коридору и сунул свою руку в мою.
— Ja, — ответил он со щербатой улыбкой.
— Хорошо, все, должно быть, уже собрались.
Мы с братом вышли из дома и направились к вишневой роще. Вечер выдался чудесный. На кристально чистом небе сияли звезды, ярко мерцала луна.