Я примирилась с утратой матери. Лучше горькая правда, чем бесконечные терзания. Едва ли нам удастся перезахоронить маму на родной земле, но при первой же возможности мы простимся с ней как подобает.
Гораздо больше тревожила армия, затаившаяся в ожидании своего часа. Во дворце усилили охрану. Увеличили пограничные патрули. Если враг нагрянет, мы будем во всеоружии.
В моей же судьбе наметился по-настоящему поворотный момент. Я приняла решение – на сей раз окончательное и бесповоротное.
Происшествие открыло мне глаза. Впервые я осознала, как много значу для своего народа. После моего чудесного спасения меня засыпали дарами: королевская конюшня пополнилась шестью чистокровными жеребцами, кладовые ломились от заморских деликатесов, а мои покои утопали в цветах. А сколько было писем! Я прочла все до единого: на орошенных слезами радости страницах теснились похвалы, пожелания здоровья и счастья.
Я искренне любила свой народ, и он платил мне взаимностью.
– Ноэми, ты просто чудо! – похвалила я, любуясь своим отражением.
– Госпожа, а он не рассердится? – Ноэми проворно водрузила мне на голову корону.
– В этом и смысл, – лаконично и вместе с тем исчерпывающе ответила я, перекинув копну волос на грудь.
– Он же не виноват, что потерял сознание, – вступилась за моего жениха Ноэми, впрочем без особой уверенности.
– Его вина в другом.
Каждое мгновение, пережитое мной в лесу, навсегда запечатлелось в памяти. Боль в раненом предплечье, смерть верных телохранителей, пожертвовавших собой, но не сдавшихся в плен врагу, ухмылка на губах Леннокса. Такое невозможно забыть. Как невозможно искоренить презрение к Николасу.
– Он даже не обернулся, Ноэми. Понимаешь? Так испугался за свою шкуру и пустился наутек, что напрочь забыл обо мне. Порядочный мужчина, вне зависимости от титула, не бросил бы свою суженую на произвол судьбы. Я не собираюсь разрывать помолвку, однако впредь не позволю командовать собой.
Ноэми со вздохом стиснула руки:
– Благородному джентльмену такое поведение не к лицу. Ваш брат никогда бы так не поступил.
– Дело не в благородстве, а в элементарной порядочности. Ты правильно говоришь, Эскал бился бы за меня до последней капли крови. – Я отвернулась к окну.
– Поведение и впрямь неподобающее. Из-за него вы так расстроились, госпожа? У вас очень грустный вид. – Ноэми подперла сомкнутыми руками подбородок.
– Да, наверное.
Ноэми придвинулась ко мне и зашептала:
– Вы встретились с убийцей собственной матери. Наблюдали смерть своих подданных. Подверглись допросу. Сбежали из темницы и проделали огромный путь. Не всякому мужчине такое по плечу. Неудивительно, что вы грустите, сердитесь и прочее.
– Есть и другая причина.
– Какая же?
Закрыв глаза, я вспоминала, как изменился его тон, когда вопросы и угрозы иссякли.
– Он спросил, какое мое любимое созвездие. Мой похититель. А я спросила, какое любимое у него.
Ноэми потрясенно уставилась на меня:
– Вы говорили с ним? Зачем?
– Сама не знаю. Это меня и смущает. Теперь я вижу в нем человека. Человека, связанного по рукам и ногам, действующего не по своей воле. Слышала бы ты, как он рассуждает о звездах, как подбирает слова. У него необычного оттенка глаза – небесно-голубые, яркие. – Я судорожно сглотнула. – Но он отнял у меня мать. И намеревается отобрать королевство, трон и все, что мне дорого.
Ноэми смотрела на меня с состраданием:
– Этому не бывать.
Я устремила невидящий взгляд в пустоту:
– Никогда. Я согласилась выйти за Николаса ради своей страны, ради безоблачного будущего Эскала. И ради них же не уступлю Ленноксу.
– Никак не могу смириться, что этот негодяй – не плод вашей фантазии и у него есть имя, – содрогнулась Ноэми, подавая мне платье.
– Есть, не сомневайся. – Язык не поворачивался признаться ей, да и вообще кому-либо, что имя Леннокса преследовало меня днем и ночью, вызывая то страх, то гнев, то, хуже всего, благодарность.
Я вплыла в обеденный зал с высоко поднятой головой. В волосах, вопреки обыкновению, поблескивала корона, которая сегодня пришлась как нельзя кстати. На почетных местах устроились главные мужчины в моей жизни. Отец, как и полагается, восседал в центре и взирал на кушанья так, словно те нанесли ему непоправимое оскорбление.
По левую руку от него находился мой возлюбленный брат Эскал. Его глаза сияли, улыбка согревала сердце, а весь вид выражал то, чего мне так недоставало в отце.
Справа от отца виднелось пустое кресло, предназначенное для меня, а рядом, с угрюмой миной, ковырялся в тарелке дражайший Николас. Заметив меня, он едва не подавился. Со струящимися по спине волосами я смотрела на него в упор, во взгляде читался вызов. Пусть только посмеет пикнуть!
– Доброе утро, брат, – поприветствовала я и, обогнув стол, наклонилась поцеловать отца. Потрясенный не меньше моего, он заподозрил подвох и нахмурился.
Наполнив свою тарелку, я опустилась в кресло. Мой жених наконец собрался с духом и заискивающе произнес:
– Отрадно видеть тебя в добром здравии.
Я снисходительно улыбнулась, но промолчала. За время моего затворничества ко мне допускались только доктор и Эскал. Не знаю, заглядывал ли отец, мне не докладывали, зато Николас наведывался трижды, и всякий раз верная Ноэми давала ему от ворот поворот.
– Душечка, не хочется омрачать наше первое совместное утро ссорой, но после завтрака, будь добра, заколи волосы, – шепнул Николас самым любезным тоном.
Впрочем, уловка не подействовала.
Я повернулась и смерила его ледяным взглядом. По счастью, Николасу хватило ума отстраниться.
– Во-первых, если ты еще раз назовешь меня «душечка», я воткну вилку тебе в глотку. Во-вторых, у меня нет ни малейшего желания закалывать волосы. Я лишь исполняла твою прихоть, но отныне с этим покончено. Никто не помешает мне походить на маму, особенно сейчас. Ну и в-третьих, ты всерьез считаешь, что после всего можешь по-прежнему командовать мной?
Николас опешил, разинул рот, словно его огрели раскаленной кочергой. Признаться, у меня чесались руки проделать с ним такой фокус, если он не прекратит молоть чепуху.
Отец укоризненно покачал головой:
– Какое ребячество. Твоя мать…
– Мать была бы полностью на моей стороне, – парировала я. – И сгорела бы со стыда, услышав, как вы говорите со мной в таком тоне. – (Уязвленный, отец не нашелся с ответом.) – Она никогда не навязала бы мне в супруги человека столь сомнительных качеств.
Последняя фраза переполнила чашу отцовского терпения.
– Не вынуждай меня, Анника! – пригрозил он. – Иначе пожалеешь.
Я подалась вперед и понизила голос:
– Как в прошлый раз? – (Отец побагровел.) – Не тревожьтесь, я не собираюсь расторгать помолвку. Наш народ как никогда нуждается в стабильности. Но с вами, сэр, – обратилась я к Николасу, – мы будем видеться крайне редко и исключительно с моего дозволения. Это правило распространится и на нашу семейную жизнь. Пускай вы отняли у меня свободу, но мелких радостей вам не отнять.
Чувствуя, что сыта по горло, я встала и, не закончив завтрака, направилась к выходу, грациозным жестом подхватив подол платья. В точности как мама. Плоть от плоти.
Леннокс
Из-за моей вопиющей оплошности с Анникой обязанностей у обитателей замка прибавилось. Все понимали: шансов выжить у принцессы немного, однако Каван не хотел рисковать и выставил круглосуточные патрули по периметру замка и ближайшим окрестностям, куда распространялись наши владения.
– Спасибо, что взял меня с собой, – в который раз повторила Блайз.
– О чем разговор. Патрулировать лучше по двое.
– Само собой… И все же спасибо.
Мы двигались вдоль кромки леса, прислушиваясь к каждому шороху. Ночные вылазки сулили дополнительные трудности и опасности. Однако я упорно вызывался добровольцем, оттесняя других желающих. Все равно до утра не сомкну глаз.
– Леннокс?
– Да?
– Зачем все это?
Я оторвал взгляд от горизонта и повернулся к ней:
– Ты про патрули?
– Нет. Просто… мы тренируемся на износ, ждем. Но ты никогда не задумывался, а стоит ли оно того?
На ум невольно пришли слова Анники: ты заблуждаешься. Историю своего народа я урывками слышал от отца, а Каван восполнил пробелы, когда явился к нам в дом и с благоговейным трепетом произнес нашу фамилию. Они с отцом подолгу беседовали о Дарейне, войнах, ныне почивших кланах. Нам не пристало жить на выселках, внушал Каван. Настанет день, и мы заберем то, что принадлежит нам по праву.
– Моя единственная цель – вернуть родное королевство. Довольно прозябать в изгнании.
Блайз помолчала, обдумывая мои слова, и вдруг выпалила:
– Можно глупый вопрос?
– Валяй.
– Почему не здесь?
– Не понимаю…
Она обвела рукой земли позади нас, кивнула на заброшенный, на ладан дышащий замок:
– Почему не обосноваться здесь, в плодородном краю, где нам известен каждый куст? Работы мы не боимся, прокормиться сумеем… Надо лишь возвести приличные дома, но за этим дело не станет.
Мой взор обратился к временному пристанищу, где закалился мой характер, где я обрел Колючку и немногочисленных друзей. Где при необходимости можно худо-бедно прожить до глубокой старости. Временами меня охватывал такой соблазн, вот только…
– Я не могу отказаться от Дарейна и не могу существовать бок о бок с Каваном. Если потерпим поражение, а здесь станет совсем невмоготу, отправлюсь куда глаза глядят, отыщу клочок бесхозной земли и присвою ее.
– Чтобы со временем основать собственное государство? – с сомнением протянула Блайз.
– Какое там. – Я даже улыбнулся ее фантазиям. – Просто дом. Настоящий дом. Для семьи.
Наши взгляды встретились.
– Уже есть кто-то на примете?
– Блайз, прекращай!
– Кстати, что по поводу той девчонки? – как можно равнодушнее спросила она.
Той девчонки.