– Правда? Горю желанием услышать подробности.
Леннокс подался назад:
– Я лучше продемонстрирую, если мы оба уцелеем.
– Исключено! Один из нас должен умереть. Поэтому мы и откровенничаем друг с другом, забыл? Никаких компромиссов, только смерть.
– Смерть так смерть, – улыбнулся Леннокс.
На лбу у меня залегла сердитая складка. Чем больше раскрывался Леннокс, тем труднее было его ненавидеть. Сам разговор, обещавший быть тягостным и болезненным, неожиданно стал отдушиной. Мне даже хотелось, чтобы ливень подольше не заканчивался.
– Поскольку наша смерть временно откладывается, может, поделишься и другими тайнами?
– Вообще-то, у меня назрел вопрос.
Не переставая улыбаться, Леннокс закатил глаза:
– Ну начинается.
– Расскажи про свою девушку.
Его улыбка поблекла.
– Я же сказал, она не моя девушка.
– Допустим. И все-таки, какая она? Какие у нее достоинства, помимо умения бить так, что искры из глаз сыплются?
Леннокс не оценил шутку и, ссутулившись, шарил взглядом по сторонам, будто надеялся отыскать нужные слова на стенах среди таинственных знаков.
– Блайз умная. Целеустремленная. Она по-настоящему заботится обо мне. Наверное, единственная на всем белом свете. Иначе говоря, Блайз замечательная… вот только… только…
– Между вами нет искры?
Леннокс уставился на меня:
– Верно! – Он привалился к стене с таким облегчением, словно сбросил тяжкий груз с плеч. – Спасибо, что подсказала. Сам бы я не сообразил.
– Пожалуйста, обращайся. Если все сложится хорошо, ты к ней вернешься?
Леннокс вздохнул:
– Наверное.
Я прыснула. Как ни странно, Блайз мне нравилась. Жаль, нет такого мира, где мы могли бы стать подругами.
– Твой черед. Расскажи про Николаса.
Я показала ему язык, чем спровоцировала взрыв хохота.
– Не сомневаюсь, он питает ко мне симпатию. Но при взгляде на него я ничего не испытываю. – Ничего не испытывала. Ничего не слышала. – Он слишком бесцеремонный, хотя, по-моему, сам этого не осознает. Да и серьезный сверх меры.
– Меня тоже не назовешь легкомысленным, – вставил Леннокс.
– Нет, вы с ним совершенно разные. Как бы получше объяснить… Если между вами с Блайз нет искры, то Николас, подобно ушату холодной воды, гасит любую вспышку.
– Как же вы согласуетесь друг с другом? – изумился Леннокс. – Ты ведь соткана из пламени.
Соткана из пламени. Хм…
– А мы и не согласуемся. Николас либо угнетает меня, ограничивает везде и во всем, либо пыжится в попытках соответствовать. Мы словно существуем в параллельных вселенных, которые никогда не пересекутся… и это меня убивает.
Ну вот я и произнесла это вслух.
– Тогда решено, – церемонно объявил Леннокс. – С этой минуты Николас возглавляет перечень моих потенциальных жертв.
– Нет, прошу! Никаких жертв! – всполошилась я.
– Боюсь, ничем иным я не располагаю. – Леннокс дразнил меня уже в открытую.
– Глупости! Тебе нужно обзавестись более мирным занятием. Мой брат, например, увлекается вышивкой. Очень рекомендую.
Леннокс засмеялся. С опаской, но тем не менее.
– Вышивка? Ты, верно, шутишь?
– Какие тут шутки!
– Вышивка! Ну надо же! – хохотнул Леннокс и замолчал.
Бок о бок мы сидели подле костра. Почти касаясь друг друга. Глупо, наверное, но я никак не могла заставить себя бояться.
Леннокс
– Думаешь, уже завтра? – Я сердито тряхнул головой. – Ну, ты поняла.
Анника улыбнулась:
– Нет, еще не завтра. Но за полночь перевалило определенно.
Мне сразу сделалось тоскливо.
– Значит, Матралайт уже наступил.
– Матралайт?
– Наш народный праздник.
– Ясно. – Анника с виноватым видом потупилась. – А что он знаменует?
– Первую свадьбу. – Я грустно улыбнулся. – По легенде, наш народ произошел от первых мужчины и женщины. Разделенные огромным расстоянием, они бродили по свету в поисках второй половины. Обретя друг друга, они не испытывали ни страха, ни сомнений. Между ними сразу вспыхнула любовь, и они сочетались браком на вершине горы, такой идеально гладкой и круглой, что походила на каменное солнце, поднимающееся из-под земли. В браке у них родились дети, ставшие основоположниками нашего рода.
– Как же вы празднуете? – заинтересовалась Анника.
Я только вздохнул, вспомнив браслет, преподнесенный мне Блайз.
– Матралайт символизирует привязанность, семейные узы. В этот день принято плести браслеты и дарить их возлюбленным. Именно плести, – подчеркнул я. – Пошитые или вырезанные из дерева талисманы сулят беду. Если на Матралайт тебе вручили не плетеный браслет, избавься от него немедленно!
– Убедил, – засмеялась Анника. – А кроме браслетов? – Она подтянула колени к груди и смотрела на меня с непритворным любопытством.
Невольно улыбнувшись, я завел рассказ:
– В этот день готовятся специальные кушанья. А пары исполняют особый танец.
– Танец?
Не переставая улыбаться, я кивнул:
– По преданию, люди собирались у горы – той самой, где состоялось таинство, – и танцевали вокруг нее, прославляя прошлое и уповая на будущее.
– Очень красивый обычай! – искренне восхитилась Анника и вдруг обвела взглядом пещеру. – Поскольку из нас двоих покойником предстоит стать тебе… – с лукавой искоркой в глазах начала она.
Я расхохотался – до того меня позабавила ее наивная бравада.
– Продолжай, смелее! Коли мои дни сочтены?..
– Почему бы тебе не отпраздновать напоследок? Научи меня вашему танцу. Обещаю, это останется между нами.
Я ожидал чего угодно, только не такого предложения. Впрочем, не самый плохой вариант, чтобы скоротать время.
– Хорошо. – Я поднялся, отряхнул штаны; Анника воодушевленно наблюдала за мной. – Встаем друг напротив друга и кланяемся.
– Предупреждаю, если это хитрая уловка, чтобы заставить меня преклонить перед тобой голову, тебе не жить!
– Нет, нет, – с улыбкой заверил я. – Все по канону. Далее накрываешь правой ладонью ухо партнера. – Я прислонил руку к голове Анники, и она повторила мой жест. Мы стояли почти вплотную. Убить ее сейчас не составит ни малейшего труда. Но что-то мешало мне преступить черту. – Отлично! Теперь делаем три шага по кругу налево. Молодец. Меняем руки, и то же самое в обратную сторону.
– У меня получается? – спросила Анника, не сводя с меня доверчивых глаз.
– Да. Теперь расступились, соприкоснулись запястьями. Вот так. И снова по кругу.
– У меня голова кружится.
– В этом и суть. Танец ведь символизирует слияние, единство. Теперь продеваешь вторую руку сюда, наши руки переплетаются. А потом я тебя вращаю – и принимаем исходную позу.
Мы немного порепетировали, и меня несказанно удивило спокойствие, с каким Анника реагировала на мою близость. Она не морщилась от прикосновения загрубевших пальцев к своей нежной коже и безбоязненно льнула ко мне.
– Отлично! – похвалил я. – Дам-да-ди-да-дам. Поворот. Дам-да-ди-да-дам. Шаг в сторону.
Анника быстро освоилась, без труда поспевая за стремительно нарастающим темпом. Неудивительно, что она так виртуозно управляется с мечом.
Мы кружили в танце, но в какой-то момент Анника сбилась и всем весом наступила мне на ногу.
– Ох! – воскликнул я, сгибаясь пополам.
– Извини, – захихикала она.
Учитывая ситуацию, это было настолько невинно и забавно, что я не выдержал и расхохотался. Я смеялся так, как не смеялся многие годы. Смеялся до колик в животе, до слез. Смеялся без оглядки, упиваясь долгожданным ощущением свободы.
Я выпрямился, смахнул набежавшие слезы и вдруг заметил ошеломленное выражение лица Анники.
– Что случилось?
– Ничего… просто померещился странный звук. Не обращай внимания.
Кивнув, я перехватил ее выжидающий, преисполненный надежды взгляд:
– За исключением финала, танцевала ты отменно.
Анника залилась краской и снова устроилась подле костра, на ходу обронив:
– Ты великолепный учитель.
В наступившей тишине я предавался раздумьям. Отныне ей все известно. Известны мои нескончаемые терзания, невыносимая боль, степень раскаяния. И хотя в их основу легло событие, ставшее для Анники роковым, она не осуждала меня. По крайней мере, не больше прежнего.
Тем временем Анника рассеянно водила пальцем по земле, словно хотела создать произведение искусства из ничего. Ее совершенно не тревожила моя близость. Зато меня до умопомрачения пугало ощущение покоя, навеваемое ее присутствием.
Мы непринужденно молчали, шевелили угли. Любопытно, что сейчас творится у нее в голове? Наконец Анника со вздохом полезла в поясную сумку.
– Не могу, сейчас умру с голоду. – Она извлекла из мешка круглую лепешку, с усилием разломила ее пополам и протянула половину мне. – Лепешка еще из Кадира, поэтому, сразу предупреждаю, она ужасна. Приятного аппетита.
Хмыкнув, я подкинул угощение на ладони, надкусил…
– Фу! Ну и сухарь! – пробормотал я с набитым ртом.
– А то! Думаю, они рассчитаны на долгое хранение, однако даже грязь выглядит привлекательнее, – со смехом откликнулась Анника и, немного помолчав, сокрушенно покачала головой. – Я так тщательно готовилась, надеялась кругом подстелить соломки, но о решении отца напасть я узнала только в море.
– Неужели он не сообщил тебе заранее?
Анника красноречиво кивнула на некогда белое платье:
– Нет.
Откуда столько недоверия к собственной дочери?
– Ну, меня, в отличие от некоторых, жизнь готовила ко всему, поэтому ваша атака не стала неожиданностью, – соврал я на голубом глазу.
Анника не отводила от меня взгляд – такой выразительный и вместе с тем непостижимый. Я силился разгадать зашифрованное в нем послание, но тщетно. Это было за гранью моего понимания.
– Ну, в чем дело? – не выдержал я.
Анника покачала головой.
Я откашлялся.
– Кто обучил тебя науке о звездах? – спросила она, отчаянно желая сменить тему, проглотила последний кусок несъедобной лепешки и отряхнула руки.