– Мы с ума сходили от беспокойства… безответственный… эгоистичный… ты подумал, каково твоей матери?
К этим словам я давно привык. Наконец отец замолк и осмотрел меня сверху донизу.
– Ты ведёшь себя отвратительно, – сказал он. – Опять! Скажи, что с тобой? Где ты был?
Я солгал, мол, играл в футбол со Спатчем. Знал: отец не будет проверять. Мне стало окончательно ясно, что про Альфи ему рассказывать не надо. Я принял скорбный вид.
– Прости, пап. Забыл о времени. Я больше не буду.
И тут из гостиной вышел Джаспер.
– А! Наш бродяга вернулся, – сказал он. – Говорил я тебе, Бен, он будет в полном ажуре? Как, хорошо развлёкся?
Он ухмыльнулся, и его верхняя губа поднялась, обнажив десну. В таких случаях мне всегда казалось, что Джаспер нуждается в инструкции о том, как правильно улыбаться. Это пугало.
Попытки Джаспера быть весёлым нарушили отцовский воспитательный процесс. Я должен был бы радоваться, но не радовался. Глядя на отца, я почти проникся к нему сочувствием. Он смотрел на Джаспера с яростью, но тот абсолютно ничего не замечал.
– Не забудь, – сказал Джаспер, потирая костлявые руки, – завтра рано утром матросы смазывают лыжи!
О нет! Я совсем забыл. Джаспер собирался взять нас с отцом на свою лодку «Весёлый Роджер». Перехватив взгляд отца, я понял, что он боится этого не меньше меня.
– Жду – не дождусь, Джаспер, – сказал я и театрально зевнул.
Чем быстрее я отправлюсь в кровать, тем быстрее они займутся своими делами. И тем скорее я смогу вернуться к Альфи и принести ему обещанное.
В своей комнате наверху я включил прикроватное радио.
«…Радио Север, и в эфире новости. Полиция Нортумбрии продолжает поиски мальчика, связанного с пожаром, который произошёл вчера ночью в лесу возле Уитли Бэй и унёс жизнь женщины по имени миссис Хильда Монк.
Предполагается, что она жила со своим одиннадцатилетним сыном Альфредом, который исчез. Детектив – инспектор Максин Форд – прошлой ночью записал обращение:
Альфред, мы призываем тебя связаться с нами и сообщить, что ты в безопасности. Тебя ни в чём не подозревают. Где бы ты ни был, просто зайди в любой полицейский участок или подойди к любому полицейскому на улице и сообщи своё имя. Это относится к каждому, кто знает о местонахождении мальчика. Мы очень беспокоимся о его безопасности.
Есть опасения, что мальчик ранен или получил психологическую травму из-за пожара, который уничтожил его дом и в какой-то момент угрожал вырваться из-под контроля.
Полицейские продолжают обход соседей, выясняя, не укрывается ли он там.
Следующая новость касается слов премьер-министра…»
Я выключил радио и некоторое время лежал, глядя в потолок. От волнения меня подташнивало.
Глава 37
Ладно, на секунду поставьте себя на моё место. Если вы этого не сделаете, то непременно придёте к выводу, что я или спятил, или дурак, или и то и другое.
• Итак, имеется мальчик примерно моего возраста. Он живёт в старом сарае за нашим домом. Об этом знает ещё один человек – Рокси Минто, моя недавняя знакомая.
• На глазах мальчика сгорел его дом. Он потерял мать и – по словам Рокси, которая говорит так уверенно, будто знает всё на свете, – страдает от ПТ-чего-то там синдрома, что означает психическое расстройство.
• У мальчика сильный ожог на руке. Возможно, его следует положить в больницу, от чего он категорически отказывается.
• Он произносит замысловатые фразы и говорит со странным акцентом, который я не могу идентифицировать.
• Он умолял меня (подкрепив мольбы непонятными угрозами) хранить всё это в секрете.
И я согласился.
«Пожалуйста, очень тебя прошу», – вот что он говорил.
Как долго я смогу хранить эту тайну? И вообще, правильно ли её хранить? Альфи ищет полиция – будут ли у меня неприятности из-за моего молчания?
Всё это и триллион других вещей проносилось у меня в голове, когда я крался в полночь по дому, собирая нужные Альфи вещи. Походные принадлежности я распаковал несколько дней назад, поэтому быстро нашёл спальный мешок – в шкафу на нижней полке. Ещё я подумал, что Альфи может пригодиться надувной матрас. Я нёс мешок и матрас вниз, когда дверь в мою будущую комнату распахнулась и появился Джаспер в пижаме. Он стоял, освещённый тусклой лампой.
– Всё в порядке, сынок, – сказал он сонно. – Иду в сортир. Стариковский мочевой пузырь.
«Большое спасибо за информацию, – подумал я. – Даст ли он мне пройти и заметит ли, что я спустился на две ступеньки со спальником и надувным матрасом?»
Не повезло.
– Какой такой чертовщиной ты тут занимаешься со всем этим барахлом? – спросил Джаспер, почёсывая подбородок.
Быстро, Эйдан. Импровизируй.
– Ну… я не мог заснуть… и подумал, э… что можно попробовать лечь внизу. Новый дом. Я ещё не обвыкся.
Ещё одна бессвязная ложь.
Джаспер ничего не сказал и, окинув меня взглядом, направился в ванную.
Он не поверил. Поверх пижамы на мне была толстовка с капюшоном, а на ногах – уличные ботинки.
Неопределённость мучила меня. Почему он ничего не сказал? Не до конца проснулся? Ему было всё равно? Я решил, что верно последнее: Джаспер никогда мной особо не интересовался, с чего бы сейчас это могло измениться? Так я себя утешал, пока пробирался по заднему двору, лез через щель в заборе и вручал принесённое благодарному Альфи. Я даже добыл банку рыбных консервов, которые посчитал хорошей заменой крабам.
Рокси уже побывала в гараже – снабдила Альфи едой и пообещала утром принести чистые бинты. Так что сейчас мы были здесь вдвоём.
Глаза Альфи, светлые, с воспалёнными веками, обратились ко мне.
– Благодарю тебя, – сказал он, – от всей души.
И добавил:
– Дружище.
Именно. «Дружище». Прозвучало так, словно раньше он никогда не произносил этого слова.
Альфи не бросил его небрежно, как обычно делают другие, – ну вы знаете, «Приветики, дружище!» – хотя у нас нечасто такое услышишь. Слово было выбрано намеренно и произнесено ясно и чётко – так, как Альфи произносил многие другие слова.
Он улыбнулся, и, несмотря на его ужасные зубы, теплота улыбки тронула моё сердце. Затем улыбка медленно растаяла. И Альфи серьёзно сказал:
– Полагаюсь на тебя.
Я собрался уходить.
– Эйдан, – тихо позвал Альфи.
– Да?
– Я должен кое-что тебе сказать. Не знаю, поверишь ли ты.
Так к моему списку добавился ещё один пункт, из-за которого меня могли бы счесть психом, идиотом или и тем и другим.
Он считает, что ему тысяча лет.
Глава 38
Внутри меня образовалась пустота. И эта пустота была больше меня.
Она могла меня поглотить. Стоило только посмотреть в неё, и я бы упал вниз, в эту пустоту, в пространство, которое не было даже чёрного цвета.
Там не было цветов. Не было звуков. Не было запахов. Оно было ничем.
Я сидел в сарае, который Рокси Минто называла гаражом, и рассматривал стены, пол и потолок. Светящуюся розовую вывеску выключили, внутри стало сумрачно, и мои глаза отдыхали. Без тёмных очков всё вокруг казалось слишком ярким. (У нас с мамой – была! – повышенная светочувствительность; прямой солнечный свет мы воспринимали почти болезненно. У каждого из нас это началось сразу после смешивания мази из жемчужин жизни с нашей кровью. Вероятно, таков, как теперь говорят, «побочный эффект».)
Стоял сильный запах пожара. Я помылся и переоделся, но мои старые, пахнущие дымом вещи кучей лежали в углу. Казалось, запах проник мне под кожу и поселился в моём носу. Мальчик, Друг Рокси, Эйдан, был добрым. Он помог мне вымыться. И не задавал вопросов насчёт моих шрамов и татуировки, хотя наверняка хотел.
Но спроси он меня – что бы я ответил?
«Татуировка сделана пятьсот лет назад. Неудивительно, что она стёрлась от времени».
Может, так и следовало бы сделать. Сказать правду. Однако мама бы этого не одобрила. Имелся план на случай смерти одного из нас, и правда в нём не предполагалась.
Мама.
Мои мысли всё время возвращались к ней. Каждое действие, каждое событие напоминало о ней. Бессчётное количество раз я порывался сказать ей что-то, или искал её глазами, или мечтал о её сильных объятиях.
Мама погладила бы меня и спела песню о старых временах на языке, который мы оба знали.
Здесь, на порванном диване, я обнял себя сам и попытался вообразить, что меня обнимает мама. Я спел мамину песню. Грустные ноты застревали в горле, но всё же мне стало лучше.
Судя по положению Луны, Эйдан вернулся в час ночи. Я дремал, но заснуть не мог – боялся, что внутренняя пустота поглотит меня во время сна.
Эйдан принёс длинный мягкий мешок, чтобы я в нём спал. Спросил, всё ли у меня в порядке. Он сказал: «Оки». «Оки, Альфи?»
– Благодарю, – ответил я. – Оки-оки.
И почувствовал себя странно – таким словом я не пользовался.
Эйдан молча посидел рядом со мной, и это было хорошо. Даже приятно. Затем он спросил:
– Как твоя рука?
– Прекрасно, – солгал я. Рука болела, несмотря на обезболивающее.
Он собрался уходить, и тут это случилось. Само собой.
– Эйдан, – сказал я, – хочу тебе кое-что рассказать.
– Ладно, – ответил он, – валяй.
– Прошу прощения?
– Валяй. Говори.
Я набрал воздуха и закрыл глаза. Вспомнил маму и наш план. А затем просто признался:
– Мне тысяча лет. На самом деле даже больше. И столько же было моей маме.
– Повтори, – сказал он, и я повторил.
Я ждал, что Эйдан обвинит меня во лжи или по меньшей мере рассмеётся. Но он этого не сделал. Напротив, он посмотрел на меня внимательно и спросил:
– Как долго вы жили в этом лесу?
– Около ста пятидесяти лет, с перерывами.
– А до того?
– Мы жили в Хексхаме, на маленьком хуторе. Занимались шитьём, делали одежду, ремонтировали вещи. А до того некоторое время жили в Уэльсе и…
– Шили? – прервал он меня. – Твоя мама – дизайнер по костюмам?