во-вторых, к мосту подъедут три сотни. Четвертая сотня, которую проведёт Сэдей между скал, зайдёт с востока, последняя – пятая – с запада. Они дружно ударят в спину лучникам, затаившимся на скалах, и в бок занявшим оборону на дороге. Лучники, заняв позиции, прикроют основные силы. У кочевников были невысокие, крепкие и неприхотливые лошади. То, что они справятся с трудным переходом по горам, никто не сомневался. Как сказал Берюк: "И не в такой заднице бывали".
И последнее – операция будет проводиться под покровом ночи. Адрагам не привыкать, все в кулаке знали друг друга много лет, и хорошо ориентировались в темноте.
Ночевать не стали, и уже поздним вечером двинулись в путь. Удивительно, но насколько шумно и бестолково воины вели себя днем, настолько же тихо и организовано они пошли ночью.
Стемнело. Тучи и правда разошлись, а остатки размазались по всему небосводу. Ашант развел костер.
"Странно. – Мысли возникали в голове так, как будто кто-то ему их нашептывал. – Во что я превратился… Из одержимого своим ремеслом воина и убийцу в терзающегося сомнениями и страхом человека".
Всё дело было в боли, посещавшей его так часто и так неожиданно. В мире много боли, в этом он убедился сполна. Так много, что добрый дух Туджеми, наверное, решил дать ему немного сверх меры. А может, это наказание за его равнодушие, одержимость своими идеалами, холод?
Хотя это была чужая боль, но от нее не убежишь. Глядя на огонь, воин вспоминал об ушедших друзьях, и о том, чем, напоследок, они его одарили. Вряд ли он был им за это благодарен.
Боль представлялась ему старой иссохшей женщиной, которую он именовал Аурун. Он прекрасно помнил, как корчился на полу, в своей юрте, и душа его неистовствовала, сопереживая страданиям брошенного в степи умирать Беара.
Он видел во тьме горящие волчьи глаза. Он ярко чувствовал каждую ноту в песне смерти, уже входившей в агонизирующее тело самого близкого друга за всю его жизнь.
Тогда он не выдержал. Трясущийся, покрытый холодным потом, Ашант вскочил на коня, разыскал в степи Беара, и, крича, как раненный зверь, добил его.
Вечный страх перед чужой болью…
Он боялся сблизиться с кем-нибудь, он чурался людей, словно волк. Он превращался в отшельника и все стремления окружавших его людей, их склоки, амбиции, привычки и надежды начинали казаться ему пустой тратой времени.
Он сумасшедший, он безумен. Однажды осознав это, Ашант старался не спускать с себя защитную маску – облик своего, надёжного во всех отношениях, парня. "Пусть мои страдания будут со мной", – думал он.
И напрасно он цеплялся за свои упражнения, что они давали ему? Зачем себя обманывать?
"Как я устал, – внезапно осознал Ашант, – как устал. Как… устал".
– Сожри меня демон! – гнусавил Габа, тщетно пытаясь высморкаться. – Как мне надоел этот проклятый насморк! Представляешь, Джута, этот сукин сын Соам, да отправится он в бездну, дал мне какую-то выжимку из гнусной и едкой дряни, и посоветовал закапывать в нос. При этом он сказал мне, что через пару дней всё пройдёт. Я закапал. И после этого мне стало так херово, что я чуть не помер! Но этот собачий котях сказал, что так и должно быть, это хорошо, ещё чуть-чуть, и всё пройдёт! Но между тем соплей стало в три раза больше! Я пошел к этому недоноску с твердым намерением снести ему башку! Но он опять убедил меня, что всё хорошо! "Вся зараза из вас выходит, повелитель!" – кочевряжился он передо мной. И я, дурак, поверил! Вот уже полгода, а эта зараза никак не выйдет! Вернусь, снесу гаду башку! Сожри меня демон со всеми потрохами! Скормлю его хилое тело волкам!
Был второй час ночи. В мертвой тишине изредка раздавались крики ворон. Кулак сидел в абсолютном мраке, не шевелясь и не издавая звуков. Единственным светом были умирающая луна, и едва видное пламя на Огненной горе. До канатного моста был час пути.
– Сэдей вернулся, повелитель! – прозвучал чей-то голос во тьме.
– Сюда его, подлеца! Хорошо темно. Не будет страху наводить на нас своими косыми глазами, верно, Джута?
– Хе… точно, повелитель.
– Канатного моста нет, повелитель, – сказал разведчик. – Шакалы видно прознали о нас и перерубили его.
– Сожри меня демон! – ругнулся темник. – Что же делать? Хм… А пройти на конях по склонам мы сможем? Как думаешь, "умный" Сэдей?
– Э… – Сэдей не ожидал такой чести и вначале смутился. – Склоны довольно крутые, вряд ли… Но такой крутой участок длится всего около ста шагов, а мост как раз посередине. Дальше, в обе стороны, долина расширяется и склоны уже более покатые… Там вполне можно пройти. Тем более, – добавил он, осмелев, – идти в лоб наверное не стоит…
– Косой, но и правда умный, – прервал его Габа. – Даже слишком. Иди, свободен.
– Как скажете, повелитель. – И Сэдей, коря себя за излишнюю болтливость, тихо ушел.
– Джута! Долго ли до рассвета?
– Часа четыре – пять.
– Хорошо. – Габа пригладил усы. – Нохай! Нохай, подлец! Ты слышишь?
– Да, да, повелитель!
– Отправляйся в путь. Зайдешь с востока. Сэдей тебя проведет.
Нохай буркнул, завозился, что-то уронил.
– Ты что, штаны надеваешь? – засмеялся темник. – Чем ты там, в темноте, занимаешься? У тебя что, баба там?
– Бабы нет, – проворчал Берюк. – Но она у него в голове. И этого ему достаточно.
Раздался смех. Нохай перестал возиться и, шепча проклятия в адрес наглого Берюка, отправился исполнять приказ.
– Хорошо, что бабы нет, – сказал Габа. – А то… даже страшно подумать, чтоб ты с ней сделал, Берюк.
Снова смех.
– Вы преувеличиваете, повелитель, – спокойно ответил Берюк. – Я добрый.
– Да ладно! – не поверил темник. – Думаешь, я не знаю, что ты вытворял вчера? И почему ты такой злой? Может твоя мать тебя в детстве сиськой не кормила?
Дружное ржание.
– Иди со своей сотней на запад. Что делать знаешь. Давай.
Вчера утром, кочевники, как и договорились, разошлись по округе. На пути им встретились лишь три убогих села, в которых жили пугливые, как лани, крестьяне. В двух из них побывал джагун Берюка…
Ашант, в составе сотни Нохая, одним из первых перебрался на другую сторону. Перед ним высились темные громады Драгнийских скал. Он постоял с минуту, сдерживая разгорячённого коня, слушая, как привычно начинает стучать сердце, предчувствовавшее битву. Но к этому ощущению примешалось ещё что-то, будто кто-то подсматривал за ним, видел все его изъяны, тайны, слабости. Ему стало и страшно и неловко, словно он очутился в каком-то чуждом и незнакомом месте, и все его обитатели, не мигая, вперили в него полные жгучей ненависти глаза.
"Хм… Теперь понятно, почему все так боятся этого места", – подумал юноша.
Луна скрылась, повеяло холодом, заморосил дождь. Мимо проезжали его товарищи, позвякивая латами и перешептываясь.
– Что стоишь, багатур? – Беар хлопнул Ашанта по плечу и улыбнулся, обнажив удивительно белые, для кочевника, зубы. – Поехали!
Ашант въехал в узкую расщелину. По лицу ударила, задетая кем-то впереди, колючая сосновая ветвь. Он откинул её в сторону. Впереди была сплошная непроглядная мгла. Где-то журчала вода, скатываясь со скал. Воин спрыгнул с коня, взял его под уздцы, и стал пробираться через нагромождение бревен и кустов, увязая в ледяной воде, скользя по мшистым камням. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он разглядел смутные очертания мокрых от дождя отвесных стен. Джагун пробирался между ними цепочкой.
Они шли уже около часа. Ашант надвинул пониже шлем и перерубал ветви, встречавшиеся на пути. Он промок и продрог. Но воин знал, что скоро ему станет жарко и терпел. Его конь неуклюже расставлял копыта, пробираясь по ухабам; Ашант подбадривал его и помогал ему.
– Вот на эту скалу, – распоряжался впереди Нохай. – Она здесь единственная, куда ещё можно забраться. Иди ты, Тукен, выбери себе десятка три. Судя по всему, больше на верхушке не уместится. Как взберешься, дай знать. Мы подождем, и если все хорошо, пойдем дальше. Сэдей, далеко ли до ворот замка?
– Полчаса. – У Сэдея был усталый вид.
– Я что-то слышу! – сложив руки лодочкой, тихо крикнул Беар. – Там, впереди! Кажется, началось!
Габа не мог больше ждать, и как только Нохай с Берюком ушли, отдал приказ о наступлении. Его люди разошлись широкой, раздёрнутой цепью, и стремительно форсировали балку. Перебравшись, вперед вышли лучники. Держа наготове луки, они дошли до дороги, ведущей к замку. Неприятеля нигде не было видно.
Темник, в сопровождении верного Джуты, ступил на другую сторону последним. Он щурился, пытаясь сориентироваться во тьме.
– Джута! – сказал он. – Иди, скажи Булагу, пусть пошлёт вперед десяток парней. Пускай прощупают почву, а то что-то тихо.
Джута ускакал. Несколько минут Габа и его люди ждали, прижавшись к скалам. Внезапно откуда-то сверху раздался четкий, словно неживой, голос:
– Что вам нужно? Зачем вы пришли сюда? Мы вас не ждали.
Габа почувствовал разлившийся вокруг страх, затронувший всех окружавших его бойцов. Странное чувство. Но он не стал задумываться над такими пустяками.
– Мы идём к себе домой! – дерзко крикнул он. – Посмотреть, что творится у нас, в замке. Всё ли в порядке. Может, стоит сменить караул? Всыпать вам за плохую службу! А то вы, наверное, забыли, кто ваш хозяин!
– А ты шутник, ванакс, – ответил голос.
– Шутник… – презрительно бросил он. – Скоро вам будет не до шуток, паршивцы!
Он и не заметил, как вернулся Джута.
– Они на дороге, повелитель, – отрапортовал запыхавшийся нукер. – Ждут, шакалы! Наши ребята едва успели сойти с дороги и залечь у скал. Секут стрелами с зажженными наконечниками!
– Откуда? Сверху?
– Нет, ребята сказали, что скалы больно крутые, на них не забраться, тем более дождь. За верх можно не опасаться. Бьют с дороги. Там ихний строй. Плотный ряд конников с копьями и мечами.
– Сколько их там?
– Непонятно. Темно.
– Хорошо. Итак, вперед, подлецы! – заорал темник во всеуслышанье. – Дайте им жару! Булаг! Посылай тяжелых бойцов! Стаскивайте их крючьями! Ударьте им в лоб как следует!